Интеграция и идентичность. Россия как «новый Запад» — страница 49 из 71

Ключевой проблемой является вопрос о том, какие ценности лежат в основе той или иной модели. Европейский союз помогает россиянам модернизировать страну путем ее «европеизации», т. е. приведения к современным европейским стандартам в различных областях. Между 1991 и 1999 гг. в рамках программ ТАСИС (технической помощи странам СНГ) ЕС расходовал около 200 млн ЭКЮ в год на помощь в становлении демократии и рыночной экономики, охраны окружающей среды74. Наряду с программой ТАСИС в России активно действует Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР). ТАСИС и ЕБРР успешно работают и в других постсоветских государствах.

В течение большей части 1990-х годов создавалось впечатление, что Россия выберет предлагаемый Брюсселем путь модернизации через восприятие европейского законодательства – своего рода «норвежский вариант», когда обеспечивается полное единство правового пространства без политического участия. Безусловно, европейское законодательство было гораздо прогрессивнее советского, от которого Россия активно избавлялась. Выборочное принятие европейских норм – за вычетом социального блока, непосильного для России и устранявшего ее конкурентные преимущества, – многие рассматривали как целесообразное75. В то же время acquis сотmunautaire представляет собой единый комплекс, и частичное его принятие создавало бы проблемы внутренней нестыковки. В результате Россия встала на путь создания собственного законодательства, по возможности приближенного к нормативной базе Европейского союза.

Оценивая отношения России с ЕС, необходимо учитывать разнородность субъектов отношений. Современная Европа – «нормативная империя», вступившая в период «постмодерна». Россия, напротив, – традиционное для исторической Европы государство с оформляющимися национальными интересами. По таким характерным вопросам, как климатическая безопасность (Киотский протокол) и пределы юрисдикции Международного уголовного суда, российская позиция в принципе гораздо ближе к американской, чем к европейской. Конкретные национальные интересы полагаются выше абстрактных норм права (решение ратифицировать Киото было принято опять-таки исходя из прагматической оценки различных интересов).

Российская политика в отношении объединенной Европы следует по двум «колеям». Связи с ЕС как с единым целым являются новым дополнением к традиционным двусторонним контактам с национальными государствами – членами Союза. Постепенно в Москве учатся различать сферы компетенции Брюсселя и национальных столиц.

На двустороннем уровне важнейшее значение имеют отношения России с Германией и Францией при явном лидерстве первой. Согласие Горбачева на воссоединение Германии под эгидой боннской республики решающим образом способствовало историческому примирению

России и Германии. За 1990-е годы эти отношения существенно сблизились под влиянием ряда факторов. Особый интерес для россиян представлял опыт посттоталитарного возрождения ФРГ. В период президентства Ельцина канцлер Гельмут Коль стал главным «адвокатом» России в западном мире™. ФРГ является самым крупным экономическим партнером России. После воссоединения Германия получила возможность вести политику «в национальных интересах»77, в том числе проводить активный курс на востоке Европы. С точки зрения германского бизнеса Россия представляет несомненный интерес.

В российской элите всегда существовало крыло, отдававшее предпочтение связям с Германией. В прошлом это делалось в противовес западным странам: Франции и Англии, а затем США, сейчас этот фактор не является определяющим. С приходом к власти Путина германское направление приобрело исключительное значение. Обоюдный экономический и политический интерес России и Германии, их взаимопонимание являются важнейшим элементом прочных отношений между Россией и европейским Западом78. Шестидесятилетие окончания Второй мировой войны (2005 г.) стало поводом для торжественных заявлений лидеров России и Германии о том, что историческое примирение между двумя народами совершилось79.

Отношения с Францией уступают лишь связям с Германией, причем не конкурируя с ними, а дополняя их. Российско-французские отношения покоятся на историческом фундаменте союзничества в мировых войнах. Сегодня они носят в определенном смысле «легитимирующий» характер. Российско-германский альянс вызывает неприятные ассоциации и воспоминания не только на востоке Европы, но также на западе континента и в США. Участие Франции придает конструкции характер «фракции» внутри Западного общества, а не сговора его врагов. Со своей стороны Франция традиционно использует российский фактор для поддержки своей панъевропейской политики (в том числе для «дружеского уравновешивания» Германии), а также для продвижения глобальных претензий (vis-a-vis США).

В постсоветской России особое внимание привлекает французский опыт сохранения «особого статуса» в составе Западного общества, способность Парижа оппонировать Вашингтону, не нанося непоправимого ущерба союзническим отношениям. В первой половине 1990-х годов была популярной идея «русского голлизма»80.

В целом Россию с Германией и Францией сближают однопорядковость «весовых категорий» в современном мире, богатый исторический опыт отношений (в том числе крушения империй), а также необходимость отстаивать свои интересы в мягком оппонировании Соединенным Штатам. Наряду с этим, конечно, между Россией, с одной стороны, и Германией и Францией – с другой, существует принципиальный временной разрыв. Если Франция и Германия, по словам Дональда Рамсфельда, – это старая Европа, то Россия – это Европа еще более старая. Тем не менее сближение Москвы с Берлином и Парижем в целом содействует достижению целей модернизации страны.

Германия и Франция находятся в самом центре европейской политики Москвы. В следующем круге расположены две другие ведущие страны – Великобритания и Италия.

Великобритания традиционно была важна для Москвы как «мостик» через Атлантику в условиях, когда прямой диалог с Вашингтоном был затруднен. С 1950-х годов Лондон несколько раз выступал посредником, «переводчиком» между Кремлем и Белым домом. Премьер-министры Черчилль, Иден, Макмиллан, а в позднейшие времена Тэтчер играли именно такую роль. В начале 2000 г. Тони Блэр немало способствовал активизации диалогов Москвы с Брюсселем (НАТО) и Вашингтоном. Так, благодаря Лондону формула «19 + 1» в отношениях России и НАТО была преобразована в 2002 г. в формулу «двадцатки». Позднее, когда Путин перестал нуждаться в посредниках в отношениях с Бушем, а Блэр тесно связал британскую внешнюю политику с американской, нужда в посредничестве отпала.

Гораздо меньшим спросом пользуется в России другой уникальный опыт Британии – реорганизации империи в содружество, сохранения важных позиций по всему миру, поддержания «особых отношений» с Вашингтоном и вхождения в Европу во многом на собственных условиях. Между тем трансформация СНГ в организацию, сосредоточенную преимущественно на проблемах гуманитарного и культурного характера, может сделать британский опыт востребованным.

Рим традиционно является привилегированным партнером Москвы. Несмотря на фашистскую диктатуру Муссолини и даже участие итальянских войск в войне против СССР, не говоря уже о неизменно проатлантической ориентации правительств послевоенной Италии, отношения с Москвой оставались практически бесконфликтными. Для многих россиян Италия – это «мягкий», неагрессивный и близкий по «народному духу» Запад.

Третий круг образуют средние и малые государства, такие как Испания, Греция, Австрия, Финляндия, Швеция, Норвегия, Португалия. Некоторые из них близки России в историческом и социальном отношениях, другие являются непосредственными или близкими соседями, третьи – традиционные посредники на путях с запада на восток, четвертых объединяет с Россией общая православная вера. «Завязки», формирующиеся на этом уровне, чрезвычайно важны для самовосприятия русских как европейцев.

Наконец, в четвертом круге расположены страны Центральной и Восточной Европы – Польша, Венгрия, Румыния, государства Балтии и др. Когда-то в Германии их пренебрежительно называли Zwischeneuropa, а в России – «лимитрофами». В прошлом для многих россиян Европа начиналась на Одере или Эльбе, а с точки зрения многих в Центральной и Восточной Европе она заканчивалась на Нарове, Западном и Южном Буге и Днестре. Россию очень многое связывает со славянскими Польшей и Чехией, с православными Румынией и Болгарией; в Латвии, Литве и Эстонии живет около 1 млн этнических русских. В то же время отношения с этими странами отягощены историческими обидами и возникшими на их основе претензиями. После того как в 2004 г. страны Центральной и Восточной Европы стали членами ЕС, они начали оказывать существенное влияние на развитие европейско-российских отношений. Следующим, пока еще потенциальным кругом европейских партнеров России могут стать Украина, Грузия и их соседи.

Итак, отношения Россия – Европа не ограничиваются Брюсселем. Лидеры Евросоюза играют роль «мотора» в отношениях между ЕС и Россией. Другие крупные европейские страны – важные «якоря» российской внешней политики, посредники между Россией и США. Средние и малые государства играют свою уникальную роль многочисленных и прочных связующих нитей. Наконец, без действительного примирения и согласия со странами Центральной и Восточной Европы и Балтии Россия не будет принята как «своя» в Европе.

Тем временем Европа уже стала «своей» для миллионов россиян. Лондон, где насчитывается до 300 тыс. русскоязычных жителей, и Кипр стали главным местом деловой активности россиян за пределами России. Средиземноморскую Ривьеру и альпийские горнолыжные курорты облюбовали для отдыха люди с высоким и средним уровнем доходов; пансионаты Англии, Швейцарии и Мальты стали местом получения образования для их детей; Испания и Чехия лидируют по числу объектов недвижимости, приобретенных россиянами, а банки Швейцарии и британские офшоры – по объемам вложенных капиталов. Общественное мнение России настроено определенно «проевропейски»: плохо или в основном плохо относятся к ЕС только 11–13 % граждан