Не оправдались и российские надежды в связи с роспуском КОКОМ и ожидавшейся либерализацией мирового рынка оружия. Действительно, КОКОМ был распущен, хотя и не сразу, и Россия присоединилась (в 1994 г.) к Вассенаарским соглашениям о контроле над распространением обычных вооружений. Тем не менее расчеты российских оборонщиков на то, что после снятия политико-идеологических барьеров «холодной войны» они смогут занять выгодные позиции на мировом рынке оружия, не осуществились. Несмотря на то что производство вооружений считалось самой конкурентоспособной отраслью бывшей советской экономики, Россия оказалась «запертой» в «гетто» азиатских покупателей, у которых не было возможности приобретать оружие на Западе, – Китая и Ирана, или тех, кто являлся историческими клиентами СССР, – Индии и др. Рынки бывших союзников СССР по ОВД оказались утрачены в результате перевооружения новых членов НАТО, их перехода на западную технику. Рынки немногих клиентов, плативших за советское оружие валютой (Ирака, Ливии, Югославии), оказались закрыты из-за введенных по инициативе США санкций. Даже ряд стран СНГ (Грузия, Казахстан) стал получателем американских систем вооружений. В результате российский ВПК занял резко антиамериканскую позицию87. Как показывает практика, возможности гармонизации интересов на этом направлении фактически отсутствуют с США и минимальны со странами ЕС.
Имеющиеся перспективы связаны с Индией и в гораздо меньшей степени с Израилем.
Энергетическая безопасность
Еще СССР ЯВЛЯЛСЯ КРУПНЫМ поставщиком нефти и газа на мировой рынок. Энергетическая зависимость Западной Европы, прежде всего ФРГ, от советских энергоносителей была одновременно и фактором военной уязвимости Запада (что особенно беспокоило США, неоднократно вводивших санкции на поставки технологий Советскому Союзу), и элементом политической зависимости СССР от Запада. Пресловутая брежневская стабильность основывалась на поступлении валюты от продажи нефти. «Нефтяной кран» более чем уравновешивался «нефтяной иглой». Советский Союз/Россия оказались весьма надежным поставщиком энергоносителей для Запада. Даже распад страны не привел к перебоям в экспорте нефти и газа.
За 1990-е годы обоюдная энергетическая зависимость России и Запада усилилась. В условиях свободного рынка нефть и газ остались немногими конкурентоспособными товарами российского происхождения. На их долю, по данным Госкомстата, приходится 8,7 % ВВП (по расчетам Всемирного банка – 21,4 %)88. С другой стороны, увеличение энергопотребления в странах Европейского союза привело к повышению зависимости от российского сырья. Общие условия сотрудничества зафиксированы в Энергетической хартии.
После 11 сентября 2001 г. проблематика энергетической безопасности стала одной из основных в российско-американских отношениях. Появились надежды на продуктивный диалог и долгосрочное энергетическое партнерство. Эти надежды, однако, вскоре оказались существенно сниженными. Представления России и США о сущности проблемы и открывающихся возможностях оказались далеки друг от друга. В то время как в Америке рассчитывали, что в результате партнерства американские энергетические компании получат широкий доступ на российский рынок и смогут стать собственниками крупных (и даже контролирующих) пакетов акций российских компаний, в России имели в виду выход на американский рынок нефтепродуктов и закрепление на нем.
У некоторых американцев присутствовал также расчет на то, что частные российские энергетические компании смогут стать крупными политическими игроками на российской внутренней сцене. В этом случае ориентация этих компаний на западный рынок, их связи с американским капиталом стали бы важным фактором ускоренной капиталистической модернизации России, ее «встраивания» в мировую систему во главе с США. В Кремле, напротив, существовало убеждение в ненормальности и недопустимости полной независимости отечественной энергетической отрасли от государства. Целью Кремля стало восстановление контроля над нефтяными компаниями.
В результате надежды на российско-американский энергодиалог разбились в 2003 г. о «дело Ходорковского», которое завершилось фактическим разгромом в 2004 г. компании ЮКОС. В 2005 г. они несколько оживились в связи с планами освоения Штокманского месторождения в Арктике, однако стремление кремлевских силовиков максимально ограничить иностранное участие в разработках российских стратегических ресурсов ставит жесткие пределы развитию сотрудничества в этой области.
Итак, после десятилетия проб и ошибок Российская Федерация заняла в международной системе место системного игрока, де-факто (хотя и неохотно) признающего лидерство США, но находящегося далеко от ядра системы. Россия движется по сложной орбите вокруг центра системы – США, то сближаясь с ним, то удаляясь. Выгоды системного положения перед внесистемным очевидны. Вместе с тем системность не тождественна интегрированности. На нынешнем этапе развития Россия объективно не может быть интегрирована в Западное общество, а ее элиты субъективно не заинтересованы в этом. В принципе возможности постепенной глубокой интеграции России в это общество существуют. Условия, характер и формы возможной интеграции будут специально рассмотрены в пятой главе.
В середине 2000-х годов, полтора десятилетия спустя после распада Советского Союза и через двадцать лет после начала Перестройки, Российская Федерация является полноправным и видным членом мирового сообщества. Она сохранила важные атрибуты традиционной великой державы – арсенал ядерного оружия, уступающий только американскому, место постоянного члена Совета Безопасности ООН, крупные вооруженные силы, обширную территорию, богатую энергетическими и другими природными ресурсами. Россия поддерживает мирные и даже дружественные отношения практически со всеми государствами. Ее отношения с ведущими державами, а также с соседями официально характеризуются как стратегическое партнерство89.
По отношению к международному обществу Россия занимает сложное положение. Она не представляет собой полного (и самодостаточного) аутсайдера, но и не является официальным кандидатом на вступление в этот круг. Такую ситуацию можно сравнить с положением спутника, вращающегося вокруг центра по сложной орбите, то приближаясь, то удаляясь, но всегда находящегося на некотором расстоянии от центра и никогда не покидающего свою орбиту. В обычных условиях такое состояние может быть довольно устойчивым. Хотя положение «спутника» постоянно меняется, существуют пределы его сближения с центром и удаления от него. Для центра подобная ситуация хотя и не оптимальна, но в целом комфортна. Для спутника – не оптимальна и не комфортна.
Промежуточное положение России не является предопределенным. Нынешнее состояние – результат решений, принимавшихся на протяжении 1990-х годов и в основном закрепленных в начале 2000-х. Необходимо прежде всего отдать должное российскому руководству и российской элите – как бы ни относиться к ним коллективно и индивидуально. Россия сумела выйти из имперского состояния с наименьшими – по сравнению с другими империями в новейшей истории – потерями для окружающих. Был сохранен контроль за ядерным оружием и другими видами оружия массового уничтожения. Армия подчинилась политикам и разделилась на новые национальные компоненты. Были признаны государственные границы, оставившие 25 млн русских за пределами Российской Федерации. Были признаны внешние долги и все другие международные обязательства Советского Союза. Наконец, рушилось государство, но экспортные поставки энергоносителей не прекращались ни на день. Разумеется, была и иная сторона (война в Чечне, конфликты на Кавказе и т. п.), но – опять же по сравнению с последствиями выхода других стран из своих империй – Россия вышла с очень высокими потерями для себя и минимальными – для бывших провинций и соседей.
Сумев выйти из империи, Россия не смогла тут же присоединиться к тем, кто считал себя победителями в «холодной войне». Российские демократы, которые не видели фундаментальных противоречий между интересами Российской Федерации и США, настаивали на статусе равных партнеров, на который в принципе претендовать не могли. Ошибка деятелей этого периода заключалась в том, что они – в попытке переломить традиционные антизападные настроения – постоянно завышали ожидания от сотрудничества с Западом. В то же время они пытались всеми способами (и надеждами, и страхами) поддержать интерес к России в США и Европе.
Администрация Дж. Буша-старшего стремилась не столько использовать новую ситуацию, сложившуюся в связи с распадом СССР, сколько закрепить ее и минимизировать риски для США и их союзников. Задачу помочь
России трансформироваться внутренне сформулировал лишь Клинтон, но в реальности ему удалось лишь более или менее удачно поддерживать Ельцина. Клинтон совершил ту же ошибку, что и российские демократы, причем из аналогичных добрых побуждений. Он постоянно сознательно завышал статус Ельцина и долгое время обеспечивал России льготный режим. Европейские правительства, за исключением германского, заинтересованного в реализации соглашения о выводе российских войск из бывшей ГДР, уделяли мало внимания России.
Российские умеренные державники (государственники), сменившие демократов у руководства внешней политикой, в принципе отказались от курса на присоединение к Западу. Действительно, к середине 1990-х годов эта политика в первоначальном виде себя исчерпала. Ошибка державников, однако, состоит не в том, что они видят Россию прежде всего как великую державу, а в том, что они не сумели переосмыслить понятие великая держава применительно к XXI в. Если демократы завышали ожидания от сотрудничества с Западом, то государственники – от следования традиционным курсом. В результате их также ждало поражение.
Западное общественное мнение стало жертвой стереотипов. «Хороший» стереотип России как растущей демократии, друга и будущего союзника США и Европы сменился «плохим», а по существу традиционным стереотипом авторитарной империи, угнетающей слабых соседей, сотрудничающей с врагами Запада и постепенно готовящей реванш за прошлое поражение. Общественное мнение не могло видеть нюансы, сложности, противоречия российской постсоциалистической, постимперской эволюции. Вообще говоря, от общественного мнения нельзя требовать специальных знаний, а значит, и различения всей гаммы цветов. Это было и остается уделом профессионалов, элиты. Проблемой является то, что в демократическом обществе элита не суверенна и вынуждена учитывать мнение не только масс, но и хорошо организованных групп специальных интересов, способных эффективно влиять на общественное мнение.