Борис Ельцин, герой российской демократической революции, считал принадлежность России к клубу демократий вполне заслуженной. Он рассматривал своих западных партнеров – Клинтона, Коля, Накасонэ и других – как коллег и личных друзей. Дружеский неформальный стиль общения («встречи без галстуков») сыграл роль в сокращении разрыва между российским лидером и его собеседниками. В глазах последних Ельцин обладал важными достоинствами. Бывший кандидат в члены Политбюро вышел из КПСС, а затем настоял на ее запрете. Он стал первым всенародно избранным главой Российского государства41. Легитимность Ельцина была подтверждена и позднее. Президент России отверг в 1996 г. маневр с переносом выборов, а в 1999 г. – с получением третьего мандата. Он обрел, таким образом, возможность общаться с иностранными руководителями и как демократически избранный лидер, и как «могильщик коммунизма». Ельцину повезло с Клинтоном. 18 «встреч Бориса и Билла» в 1993–1999 гг. способствовали тому, что Россия стала естественным участником контактов в «высшем эшелоне». При Ельцине Россия из специально приглашенной к столу «семерки» стала участницей «восьмерки». Впав в эйфорию, Ельцин даже говорил Клинтону, что их отношения – больше чем дружба, совместное руководство (co-leadership)42. Тесный личный контакт Ельцина с Колем помог выводу из Германии российских войск и становлению новых российско-германских отношений.
Тяжелое положение России в 1990-е годы, а также очевидные личные слабости Ельцина, особенно сильно проявившиеся в период его второго президентства, ограничили, однако, его эффективность не только как мирового, но и как национального лидера. С учетом персонификации российской политики западными правительствами разочарование лично в Ельцине способствовало разочарованию в перспективах России. На Западе о Ельцине стали все чаще говорить с издевкой, как о капризном ребенке, в России многие стали стыдиться неадекватности поведения первого лица государства. Создалась ситуация, когда любой новый руководитель страны, который проявлял бы способность и желание работать, считался бы внутри страны и за рубежом лучшим лидером и партнером, чем недавний герой Ельцин.
Владимир Путин в отличие от Горбачева и Ельцина был вынужден начинать с «низкого старта», что, без сомнения, сыграло в его пользу. На рубеже 2000 г. Запад был глубоко разочарован в России и ее перспективах. «Происхождение» Путина из рядов КГБ СССР было серьезнейшим личным минусом второго российского президента в глазах его западных партнеров. Тем не менее Путину удалось сделать следующий шаг на пути вхождения в клуб лидеров ведущих мировых держав. Первому отечественному лидеру после 1917 г., родившемуся в одной из российских столиц, помогли личные качества: образование, полученное на юридическом факультете ЛГУ, логичность аргументации, правильный русский язык, отсутствие претенциозности, простота и естественность поведения. Помогли также опыт жизни и работы за границей и свободное владение немецким языком. Реализм, прагматизм, гибкость (качества, полученные на службе в КГБ) делают российского президента в глазах наблюдателей «немцем» в Кремле43. Проведение заседания «восьмерки» в России может стать личным триумфом Путина.
Активная международная деятельность бывших руководителей (президентов, премьеров, министров) может быть важным международным ресурсом страны. Бывшие лидеры могут и должны помогать своей стране. Российский опыт в этом отношении до сих пор невелик. Сама возможность вначале частной жизни после отставки (Хрущев), затем – общественной жизни (Горбачев и его фонд) стала фактом только в последние десятилетия. Участие бывшего главы государства в политической жизни до сих пор негласно не приветствуется (Ельцин при Путине). Вместе с тем международные контакты бывших «первых лиц» приносят некоторую пользу. Наиболее ярким примером служат международные контакты Горбачева, в том числе с Дж. Бушем-старшим в президентство Дж. Буша-младшего. В дальнейшем, когда
Путин уйдет в отставку, но, вероятно, не из общественной сферы, он сможет остаться влиятельным и активным международным игроком.
Назначение отставных российских деятелей на важные посты в международных организациях – пока редкая практика (за исключением некоторых позиций в ООН). Здесь есть две крупные проблемы. Во-первых, большинство «отставников» не соответствуют квалификационным требованиям (знание иностранных языков и т. п.). Во-вторых, россияне не только воспринимаются, но и воспринимают себя сами в качестве представителей государства, что несовместимо с положением международного чиновника. Участие в ассоциациях отставных государственных деятелей приносит пользу, хотя и ограниченную (Совет взаимодействия, членами которого являются Горбачев и Примаков; совет бывших министров иностранных дел, одним из основателей которого является А. Бессмертных).
Особенно важно войти в закрытые клубы, в которых нынешние и бывшие лица, принимающие решения, обсуждают важнейшие международные проблемы и варианты их решений – например, в Бильдербергский клуб. Участие в этих клубах, однако, требует соответствующей политической культуры, владения современным политическим и экономическим языком и, как само собой разумеющееся, свободное владение английским как языком глобального общения.
Российское лобби в Америке?
СОЗДАНИЕ В США РОССИЙСКОГО ЛОББИ, однако, вряд ли является реальной задачей – по крайней мере до тех пор, пока между Россией и США не установятся действительно партнерские, устойчиво дружеские отношения (когда этот момент настанет, сама нужда в лобби может исчезнуть). Действительно, этнические лобби в США играют важную роль в процессе принятия решений, прежде всего (хотя не исключительно) в Конгрессе
США. Роль израильского лобби стала легендарной. Наряду с ним успешно действуют армянское, польское, греческое, ирландское, китайское, арабское лобби. В США проживает около 1 млн выходцев из России и других бывших советских республик. Многие из них по-прежнему эмоционально связаны с Россией. Есть проекты их «мобилизации» в интересах России как государства. Тем не менее существуют серьезные сомнения в реализуемости и даже полезности этого плана.
Во-первых, большинство эмигрантов уехали в Америку от советского (как раньше от имперского, а позже от современного российского) государства. Оно либо угнетало их как представителей национальных и религиозных меньшинств или политических диссидентов, либо сдерживало их деловую активность, либо не могло обеспечить достойный уровень жизни. Во-вторых, значительная часть русскоязычных эмигрантов в США – евреи. В-третьих, и это самое важное, современные русские эмигранты стремятся по возможности скорее ассимилироваться, стать «стопроцентными» американцами. Идентификация с Россией как с государством им ни к чему.
С другой стороны, становление российского лобби в США неизбежно вызвало бы серьезное сопротивление влиятельных кругов. Одно дело – терпеть лоббистов из небольших стран, народы которых были долгое время в угнетении или подвергались угрозе внешней агрессии и даже истребления. Другое дело – лобби ядерной сверхдержавы, еще сравнительно недавно являвшейся главным противником США в «холодной войне» и проводящей с тех пор независимую внешнюю политику. Можно предположить, что многие в США – в первую очередь те, кто связан с лоббистами стран, расположенных по периметру Российской Федерации, – увидят в попытках создания российского лобби потенциальную угрозу своим интересам и будут активно сопротивляться этим планам. Можно ожидать, что еще не созданному российскому лобби приклеят ярлык «пятой колонны», сравнивая его с тем, что существовало во времена СССР и управлялось ЦК КПСС и КГБ СССР (коммунисты, «прогрессивные силы», «попутчики»). В результате не только будет скомпрометирована идея, но и могут быть упущены важные возможности.
Наличие «собственного лобби» в США, кроме того, не является непременным условием интеграции. Некоторые лобби представляют интересы «неинтегрированных» и «неинтегрируемых» стран – например, Китая или государств Арабского Востока. У крупных стран Западной Европы (Великобритании, Германии, Франции), Японии лобби нет, и трудно представить, чтобы они появились. Отношения с этими странами не подправляются «со стороны», а обсуждаются и решаются непосредственно в центрах принятия решений – в общей атмосфере тесных и многообразных политических, деловых и общественных связей между ними. На это, по-видимому, стоит ориентироваться и России – понимая, естественно, что достижение такого качества российско-американских связей, какое существует в отношениях США с Францией и Германией, – задача по меньшей мере нескольких десятилетий.
Формирование позитивного образа России на Западе
НА ПРОБЛЕМЕ ИМИДЖА стоит остановиться особо. С конца 1990-х годов она стала рассматриваться в России как нечто самодовлеющее и одновременно технологичное – по аналогии с российским внутриполитическим пиаром. Действительно, конкретные проблемы имиджа могут быть более или менее успешно решены при помощи технологий в сфере public relations. Ошибкой, однако, было бы считать, что все дело – в PR. Это старое заблуждение, известное еще со времен потемкинских деревень и многократно испытанное советской пропагандой. Появившееся на рубеже XXI в. стремление вновь воспользоваться советским опытом и соответствующими технологиями свидетельствует о глубине заблуждения. Главная проблема международного «образа» России – это сама российская действительность. Образ страны создают не профессиональные технологи, а повседневные действия ее руководителей, чиновников, бизнесменов, простых граждан, формируемый ими политический, деловой, общественный климат внутри страны.
Важнейшую внутриполитическую, но также и внешнеполитическую проблему представляет собой модернизация бюрократии. По существу отставание России от ведущих стран в этой области измеряется столетиями. Качество бюрократического аппарата имеет критическое значение, от управленческого персонала зависит реализация всех решений внутреннего и международного характера. Вероятно, административная реформа в России при условии ее последовательного проведения займет целую эпоху. Удержать реформаторский настрой будет трудно. Внешними стимулами модернизации бюрократии могут служить потребности внешней политики. Примером такой потребности является, например, проведение в 2006 г. заседания «восьмерки» в Москве. Возлагать решение всех вытекающих из этого задач на одно лишь дипломатическое ведомство означало бы упущенную возможность в плане осовременивания отечественной бюрократии.