Зато вспышку ослепительной, пугающей синевы, пронзившую темноту под деревьями – вполне.
Я дегустировала уже третий пирог – с изюмом, корицей и, кажется, мёдом: распиливая его на мелкие кусочки, отправляя в рот неторопливо, без спешки, уже не потому, что была голодна, а потому, что было вкусно. Даже позволила себе ещё немного сладкого цветочного вина. Немного, потому что помнила свой предыдущий опыт употребления спиртного, и заснуть за столом не хотелось, – но, судя по дремотной расслабленности, тёплой волной окатившей кончики пальцев, мне и этого хватило.
А ещё я лениво думала о Машке.
Интересно, где она, как она… может, и правда возьмётся за ум? И в какой-то момент пойдёт на мировую? Хорошо бы. Иначе ведь придётся либо убивать убогую, либо калечить – учитывая, что ошейник исключается. Конечно, наилучшим вариантом было бы сунуть Сусликову в прореху и отправить домой: на обратном пути она наверняка растеряет всё, что получила при попадании в Риджию, и нам проблем больше не доставит… да только, боюсь, и это исключено. Не похоже, чтобы Машка по кому-то скучала, и покидать сказочку, которую она искренне считает своей, ей тоже явно не хочется.
Но с таким Даром в таких руках…
В какой-то момент я боковым зрением увидела, как резко вскакивает Алья. Не сразу придав этому значение. И лишь после того, как дроу, сорвавшись с места, побежал куда-то к дверям, а по залу начал расползаться странный ропот, догадалась посмотреть, что привлекло его внимание.
Увиденное заставило вилку выпасть у меня из руки.
– Я нашёл её в саду, – крикнул Эсфориэль, двигаясь навстречу Алье. Растерянный, непонимающий. – Увидел странную вспышку, решил посмотреть, а там…
На руках у эльфа лежала Морти. С закрытыми глазами, с кожей, выцветшей до пепельной бледности. Руки безвольно свешены, бархат широкой юбки почти подметает пол, лицо узкой ленточкой прочерчивает кровавый след, от складки под носом и по щеке.
Ропот уступил место мёртвой тишине, в которой Лу стремглав кинулся к невесте, пирующие один за другим стали вставать – а Эсфор, опустившись на колени посреди зала, передал бесчувственное тело принцессы её брату, рухнувшему рядом.
– Лод! – закричал Алья хрипло и отчаянно, сидя на полу, прижав сестру к себе; Лу замер сбоку от него, не решившись сделать пару последних шагов. – Где Лод?
Восхт очнулся раньше меня. Вскочил и, с неожиданным проворством метнувшись вперёд, оказался рядом с Повелителем дроу ещё прежде, чем соседи Альи по высокому столу поспешили к месту действия.
Где же Лод? Они ушли вместе, но где он? И кто сделал это с Морти? Вспышка… заклятие? Но не он же, он не мог, зачем ему?! Кто-то из светлых в саду? Машка? Но тела Лода Эсфор не нашёл, значит, его не прокляли, значит, он скрылся, убежал – но почему бросил Морти, почему не вернулся в…
Когда Восхт сел рядом с Альей, я всё же нашла в себе силы подняться с места. На бегу смотрела, как колдун сканирует тело принцессы знакомым серебристым сиянием. И к тому времени, как я добежала, Восхт уже опустил руки.
Изменившись в лице.
– Что с ней? – отрывисто спросил Алья.
Мысли путала странная, отупелая растерянность, подогретая вином, сытостью и былой умиротворённостью. Я ничего не знала, ничего не понимала и осознавала лишь, что Морти плохо, очень плохо, а Лода почему-то нет рядом, нет, когда он так нужен…
– Повелитель, это… это лёнгсам утхэрнин, – произнёс Восхт со странной беспомощностью. – Проклятие медленного истощения.
Навиния рядом со мной прижала ладонь к губам. Я не поняла почему, но это явно был плохой знак. Перед глазами всплыл пергамент, освещённый робкой свечой, который я когда-то, безумно давно, читала в лаборатории Лода: в ту ночь, когда впервые увидела колдовские цветы в его библиотеке, в ночь, когда увидела чёрные шёлковые ленты в его спальне.
«Лёнгсам утхэрнин» – это рандхейвский. А на жёлтом шершавом листе было написано «бёлвун хайегур риртнур», то же «проклятие медленного истощения», но на риджийском. И дальше шла рунная формула, многократно перечёркнутая, так и не завершённая – то ли усовершенствование уже существующей, то ли поиск нейтрализующей…
– Очень редкое, – голос Восхта дрогнул, – требует огромного количества сил… его почти не используют, в бою это нерациональная трата…
– Хватит болтать! – Алья почти рычал. – Лечи её! Быстро!
– Повелитель, оно… неизлечимо.
И тут я поняла причину ужаса Навинии.
А вот Алья, молча глядевший на колдуна, – кажется, нет.
…взамен неисцелимых ран у нас появились неисцелимые проклятия…
Гадкий, предательский холод пополз по рукам. От кистей – выше. Нет, нет… когда я говорила, что до конца жизни буду… я не думала, что не хочу видеть Морти, не думала, что она должна исчезнуть, никогда не думала! Она должна жить, обязана, она… Морти не может умереть, Алья не может её потерять, Лод не може…
– Лёнгсам утхэрнин – одно из десяти проклятий, которые нельзя нейтрализовать, – бессильно бубнил Восхт, точно его вызвали к доске на уроке: чтобы сказать хоть что-то, чтобы попытаться хоть как-то успокоить огонь, вспыхнувший в глазах Повелителя дроу. – Очень сложно сотворить, да. Но нейтрализовать невозможно.
Я видела, как побледнел Лу – той же пепельной бледностью, так, будто прокляли его самого. Как потемнели глаза гвардейцев Альи, окруживших нас, как потемнели глаза всех дроу в зале. Иные девушки уже плакали; ловя на себе взгляды мужчин, светлые невольно сбивались ближе друг к другу.
Лод… Лод, где же ты? Ты смог бы её вылечить, ты работал над формулой, ты всё…
– Я же сказал – лечи её, – произнёс Алья наконец. Не крича, спокойно, почти любезно. – Это так сложно, понять короткий приказ?
Восхт потерянно разомкнул губы:
– Повелитель, вы не…
– Я всё понял. Но ты её вылечишь. – Алья уже почти шептал. – Немедленно.
– Повелите…
– Излечи её. Ты должен. Пожалуйста, прошу! – Алья крепче обнял умирающую сестру, и шёпот его сбился в хрип. – Прошу, она же… она же моя…
Навиния, подступив сзади, дрожащей рукой коснулась его плеча, но дроу словно не заметил этого. Опустив голову, закрыв глаза, он баюкал Морти, лежавшую в его руках – словно больного ребёнка, словно маленькую девочку, словно другую сестрёнку, когда-то сидевшую на его коленях, тоже потерянную, – и кровавую дорожку на щеке принцессы разбила прозрачная капля, упавшая сверху. Дыхание её уже было почти незаметным, лицо спокойным, точно во сне.
Мир обратился чёрной пустотой с маленьким куском реальности прямо передо мной.
– Это… будет быстро. – Восхт тоже сбился на шёпот. – Она не очнётся, и ей… ей не больно.
Неправильно. Немыслимо. Всё не должно закончиться так.
Не должно, не должно, не…
Эсфориэль отстранил Алью одним решительным толчком. Безмолвно, непреклонно разжал руки Повелителя дроу. Тот даже не сопротивлялся, потерянно глядя, как эльф бережно прижимает к себе принцессу, сейчас казавшуюся такой хрупкой; и тонкие, почти стеклянные пальцы осторожно и ласково приподняли голову Морти, так, что губы Эсфориэля почти коснулись её губ – одновременно с тем, как в сиреневых глазах полыхнуло фиолетовое пламя.
– Клянусь хранить жизнь твою, душу и сердце, пока не испущу последний вздох, – Эльф заговорил, и в его словах звучала щемящая, беспредельная нежность и странная обречённость, – отдаю тебе моё сердце, мою душу и мою жизнь.
– Не может быть, – выдохнул Фаник за моим плечом.
– Прими мой дар. Прими меня, как я принимаю тебя. – Эсфориэль прикрыл глаза. – Мы едины. Отныне и навсегда.
В памяти эхом всплыло то, что когда-то говорил мне младший эльфийский принц.
…этим ритуалом эльф отдаст ей половину своей жизни…
…с женщиной, которую он любит всем сердцем…
…эйтлих исцеляет любое проклятие…
Неужели…
Когда Эсфориэль всё же коснулся губ Морти своими, слепящий фиолетовый свет, пробившийся невесть откуда, ярким сполохом окутавший обоих, на несколько долгих секунд лишил меня возможности видеть что-либо.
Следом я услышала резкий, отчаянный вдох.
А потом увидела, как Морти, судорожно моргая, дыша часто и глубоко, смотрит на Эсфориэля снизу вверх. Теперь – не бледная.
Определённо живая.
– Что… – в голосе принцессы слышалось непонимание, – тэлья…
Эльф молча смотрел на Морти, вскинув голову, опустив глаза. Взглядом, в котором невероятным образом мешались усталость, опустошение и счастье.
Ты всё же сделал это, Эсфориэль. То, что не успел сделать триста лет назад, то, чего не мог сделать твой брат.
Эйтлих, ваш величайший дар…
– Морти! – Алья наконец позволил себе вдохнуть. Тут же яростно подался вперёд. – Морти, кто это сделал?
Окружающие застыли в угрожающей тишине. Принцесса повернула голову, глядя на брата обескураженным взглядом, словно очнувшись от кошмарного сна.
– Рыжая, – прошептала Морти. – Рыжая ведьма… Фрайна. – Глаза её расширились. – О боги, Лод…
Знакомый голосок послышался в тот самый миг, когда ко мне вернулось здравомыслие, вытеснив растерянное бездумье. В тот миг, когда облегчение вновь уступило место ужасу, заставив моментально протрезветь.
В тот миг, когда я поняла: конечно же, Лод вовсе не скрылся и не убежал.
– Ну вот, всё испортили. А я-то так надеялась, что она помрёт, и привет, новая заварушка…
Гвардейцы Альи во главе с Лу кинулись на несостоявшуюся убийцу принцессы ещё прежде, чем я посмотрела в сторону, откуда донеслись её слова. Посмотрела как раз вовремя, чтобы увидеть, как пальцы дроу проходят сквозь руку Сусликовой, словно та была призраком, а светлые вокруг испуганно расступаются.
Проекция. Ну конечно, стала бы она вот так приходить лично. Про это я тоже читала в одном из магических трактатов. Весьма непростая магия, нечто вроде волшебной голограммы или иллюзий, как у Альи, только иллюзии управлялись силой мысли, а проекция просто копировала движения оригинала. К тому же фантомы магов, в отличие от дроу, не обладали материальностью: их можно было использовать лишь в качестве отвлекающего ма