Вот Бланде рассматривает сосну обыкновенную – симпатичное вечнозеленое дерево, которое растет по всей Северной Европе и прекрасно себя чувствует даже в Арктике. Он выбрал это дерево отчасти потому, что никто еще не изучал подобную проблему у хвойных пород. Пока он убедился, что, когда долгоносики начинают питаться стеблем саженца сосны обыкновенной, растение выделяет летучие вещества, заставляющие соседние саженцы сосны резко запускать иммунные системы. Это также побуждает другие молодые деревья активизировать фотосинтез, возможно, чтобы подготовиться к предстоящему нападению. В конце концов, фотосинтез – это способ, которым растения выделяют углерод из воздуха, а большое количество углерода необходимо для производства всех соединений, используемых растениями для сигнализации и защиты. Но когда происходит загрязнение, все меняется. «Казалось, некоторые растения успели отреагировать, но многие просто не смогли», – говорит Бланде. Проростки, не подвергшиеся нападению долгоносика, не увеличивают фотосинтез и не запускают свою иммунную систему в загрязненном воздухе. «Я бы сказал, что это очень похоже на нарушение взаимодействия», – поясняет ученый.
Кроме того, появляются данные о том, что общению растений, по-видимому, мешает способ выращивания, хотя это далеко не всеобщая ситуация. Некоторые одомашненные растения действительно производят больше летучих веществ, чем их дикие разновидности. Но исследования показали, что у коммерческих сортов кукурузы способности подавать летучие сигналы гораздо ниже, чем у местных сортов, когда те замечают травоядных, откладывающих на них яйца. Они совершенно не способны вызывать полезных хищников. Создается впечатление, что поля кукурузы молчат, немеют в момент опасности.
Это заставляет задуматься о том, не были ли поля, засаженные модифицированными растениями, выращиваемыми на огромных однотипных участках для употребления в пищу, как, например, кукуруза, неосознанно выведены из процесса коммуникации. Или, возможно, она оказалась ненужной в результате селекции растений, которым предоставлено все для выживания без необходимости бесконечно защищаться. Отчасти именно поэтому в современном сельском хозяйстве при выращивании в промышленных масштабах требуется так много пестицидов: некоторые растения, похоже, больше не способны предупреждать друг друга о вторжении вредителей или вызывать полезных хищников по своему желанию[204].
Очевидно, что приоритетное общение растений между видами может принести пользу и растениям, и людям. Мы однозначно проигрываем войну с вредителями[205].
Ежегодно в мире для борьбы с сорняками и насекомыми используется около двух миллионов тонн обычных пестицидов[206].
(Только Соединенные Штаты утверждают, что используют один миллиард фунтов в год[207][208].) И это не однократное применение: большинство культур, чтобы не допустить появления вредителей, необходимо обрабатывать несколько раз за вегетационный период. В процессе эволюции вредители приобретают устойчивость к пестицидам, что требует все более высоких доз, пока не приходится разрабатывать совершенно новые формулы. Все это может иметь серьезные последствия для здоровья человека. В одних Соединенных Штатах ежегодно смертельные отравления пестицидами получают 11 тысяч работников ферм[209], еще 385 миллионов испытывают тяжелые отравления, но не умирают, не говоря уже о врожденных аномалиях, нарушениях функций дыхания и других долгосрочных последствиях постоянного воздействия регулярных доз пестицидов[210]. Тем временем дождевая вода, стекающая по обработанным полям, уносит пестициды с ферм в ручьи и реки, которые загрязняют водоснабжение, распространяя воздействие на здоровье людей, а также рыб и водных обитателей. Должен существовать другой способ.
И все же нам есть чему поучиться у тех культурных растений, которые сохранили значительную часть своих языковых способностей. Мы столько слышали о хитроумных защитных тактиках помидоров. Интересно, чему можно научиться, слушая их? Несколько сортов фасоли также являются чемпионами по самозащите; ведется работа по выведению сортов риса, содержащих терпен из лимской фасоли[211], который привлекает паразитических ос. В ходе испытаний оказалось, что измененный рис способен привлекать хищников для уничтожения своих вредителей.
Некоторые ученые-ботаники выступают за использование естественных защитных механизмов растений для создания культур, которые умеют постоять за себя[212]. Некоторые даже указывают на необходимость возвращения к старым знаниям о посадке растений-спутников – когда внимание обращается на то, какие растения лучше выживают и растут в компании других – их естественных спутников. Наглядный пример преимуществ компаньонной посадки – клубника. Цветок клубники способен к самооплодотворению; он может давать плоды, используя собственную пыльцу, или, по сути, занимаясь сексом с собой. Он также может перекрестно опыляться с другими растениями клубники, хотя для этого требуется помощь летающих насекомых. Фермеры знают, что клубника дает на треть больше плодов[213] – и в основном более высокого качества, – если посадить ее рядом с огуречником аптечным, лекарственным растением, цветущим идеальными голубыми звездами. Огуречник привлекает опылителя клубники[214]; лучшие, более крупные ягоды появляются, когда сексуально адаптивная клубника предпочитает спариваться с насекомыми, а не с собой. В то время как садоводы-любители и фермеры из числа коренных народов используют методы компаньонной посадки издавна, в традиционном масштабном сельском хозяйстве это пока еще редкость.
Я думаю о том, что золотарник и астры прекрасно цветут вместе, привлекая все больше опылителей друг друга, и обо всем том, что свидетельствует о коммуникации растений между собой и своими собратьями, собой и насекомыми. Растения могут просить или требовать помощи; мир, к которому они принадлежат, кажется, готов ответить на их призыв. Есть весомые аргументы в пользу того, чтобы позволить растениям больше говорить.
Глава 8Ученые и лоза-хамелеон
В самолете рейса из Нью-Йорка в чилийский Сантьяго, на экране, встроенном в спинку кресла впереди, я увидела карту и наш маршрут в виде жирной линии, пересекающей земной шар. Нам предстояло провести в полете одиннадцать часов, двигаясь прямо на юг. Я читала о дождевом лесе умеренного пояса в Чили, где мне предстояло провести почти всю следующую неделю. Зажатый между чередой озер и цепью вулканов, он раскинулся в южном регионе этой протяженной и вытянутой страны, в двух часах полета на другом самолете еще южнее Сантьяго. В 2014 году перуанский эколог по имени Эрнесто Джаноли обнаружил, что в этом тропическом лесу обычная лиана способна на то, чего не умеет ни одно другое растение. Она может совершенно спонтанно принимать форму практически любого растения, с которым соседствует.
Бокила трехлистная (Boquila trifoliata) с виду простенькая лиана с ярко-зелеными овальными листьями, сгруппированными по три, как у клевера или фасоли обыкновенной. Я часами рассматривала ее фотографии, и мне казалось, что я хорошо ее знаю, вернее, знала, что овальная форма листьев – это еще не все. Джаноли насчитал двадцать различных видов растений, которым бокила могла подражать, но список постоянно увеличивался. Всякий раз, когда ученый прилетал для проведения полевых работ в этом регионе, он находил еще один. Казалось, нужно лишь внимательно приглядеться и потратить время.
Несмотря на то что популярность бокилы в определенных ботанических кругах оказалась скромной, Джаноли оставался единственным исследователем, изучавшим ее в местах естественного произрастания. Ему не терпелось вернуться к своей бокиле. Когда Джаноли наконец удалось организовать исследовательскую поездку в районы ее обитания, через восемнадцать месяцев после того, как я впервые попыталась присоединиться к группе исследователей, в его голосе звучали облегчение и радость. По его словам, во время поездки он и команда будут изучать другую лозу, но я могу принять участие и увижу сколько угодно бокилы, произрастающей поблизости.
Я следила за этим открытием три года, с тех пор как уволилась с работы, и за это время бокила произвела настоящий ботанический фурор. Исследовательская группа в Германии была уверена, что ее невероятная мимикрия подразумевает, что растение способно видеть. Как иначе оно могло бы точно воспроизвести текстуру, рисунок жилок, форму соседнего листа? Джаноли эта теория не нравилась. У него было совсем другое мнение о происходящем. Как он объяснил позже, его не покидала мысль о бактериях. Но каков бы ни был механизм, мне было очевидно, что эта лоза способна изменить наше представление о растениях и их возможностях. Казалось, поездка себя оправдает. Я немедленно заказала билет.
Джаноли – профессор Университета Ла-Серены в Чили, где он специализируется на адаптивной пластичности, или способности растений приспосабливаться к изменяющимся условиям среды. Начав общаться, мы использовали голосовые сообщения, чтобы он мог отвечать в удобное время (он объяснял, что его новорожденный малыш не спит). Голос у Джаноли был спокойный, неторопливый, с методичными модуляциями, что сразу производило впечатление рассудительного мыслителя. Он рассказывал о детстве, которое прошло за чтением трудов Дарвина и игрой в футбол. В семнадцать лет он едва не стал профессиональным игроком, но вместо этого выбрал биологию. Решение оказалось мучительным – когда он рассказывал об этом, в голосе отражалась буря эмоций, – но он, как и Дарвин, хотел внести свой вклад в понимание мира, в котором жил. В подписи к его электронным письмам стояла цитата Карла Поппера, философа науки: «Ведь именно мой учитель научил меня не только тому, как мало я знаю, но и тому, что любая мудрость, к которой я мог бы когда-либо стремиться, может заключаться в том факте, что наше знание может быть лишь конечным, в то время как наше невежество бесконечно». После нескольких лет изучения растений и открытий, с ними связанных, бесконечность моего невежества – нашего коллективного человеческого невежества – становилась для меня все более очевидной.