Конечно, не все отдельные экземпляры крутого перца являются звездами этого шоу. В ходе тщательных исследований в теплице Султан обнаружила, что, как и следовало ожидать, каждый отдельный спорыш реагирует на изменения в окружающей среде немного по-своему. Но некоторые из них являются вундеркиндами адаптации, элитными спортсменами по части пластичности. Они могут предпочитать влажную среду, но прекрасно себя чувствовать в сухой, ловко переключаясь с роста листьев на рост более длинных и тонких корней в поисках любого уголка влаги. Они могут любить открытое солнце, но прекрасно растут и в тени, отращивая более крупные листья. Самое удивительное, что эти адаптации они передают своим детям. Потомство одного из таких адаптирующихся растений, выращенное в засушливой почве, оказавшись в условиях засухи, приспособится лучше, чем родитель, и быстро начнет отращивать длинные тонкие корни. Оно уже знает, что делать. Так Султан обнаружила, что у растений, родителям которых приходилось конкурировать с соседями за свет, для борьбы за место под солнцем вырастают более крупные листья[333]. Кроме того, если побег спорыша выращивается в тени и размножается, его детки быстро развивают тело, приспособленное к жизни в затененных условиях. Они обгоняют в росте своих родителей, чтобы оказаться ближе к солнцу, и отращивают более крупные листья, чтобы улавливать больше света. Они также раньше зацветают, что говорит о лучшей репродуктивной способности. Более того, когда потомство родителей, выросших в тени, ставят в один ряд с соседями, чьи родители росли на солнце, и всех заставляют расти в тени, потомство первых с легкостью побеждает в конкуренции за место. Эти саженцы обладают своеобразным богатством поколений: они унаследовали полезный навык. Они будут иметь преимущество перед сверстниками, столкнувшись с теми же трудностями, с которыми пришлось бороться их родителям[334].
Эти экземпляры – будущее своего вида. Они смогут лучше выживать и активнее размножаться. Их потомство тоже будет выживать успешнее, возможно, даже лучше, чем они сами, наделенные этой унаследованной пластичностью, как суперспособностью, позволяющей им прекрасно себя чувствовать даже в трудные времена. Инвазивные виды часто называют более агрессивными, безжалостно конкурирующими. Если вдуматься, такие морализаторские понятия для растения странны. Слова, которые мы используем для обозначения инвазивных видов, очень часто недвусмысленно выражают ксенофобию, проявляя шовинизм в языке. Мы называем их «чужеземцами» и навешиваем на них ярлыки с описанием неестественных способностей, агрессивной природы, словно это страшная болезнь на земле. Но что если они просто более изобретательны, более пластичны, лучше справляются с переменами и передают мудрость своему потомству? Конечно, они нарушают наши ландшафты и вытесняют виды, которые мы успели полюбить за время нашего короткого эволюционного пребывания на планете. Но мы – младшие братья в этой семье. Мы здесь не так давно. Изменения происходят, растительные сообщества изменяются. Конечно, есть и особенность. Наша эпоха уникальна тем, что именно мы перемещаем растения по всему миру. По нашей вине (и так происходит по сей день!) большинство инвазивных видов появляются в новых местах, приспосабливаются к новым сценариям и местоположениям. Мы буквально привозим их туда. Принимая во внимание этот факт, еще более странно осуждать растение за его успехи.
Возьмем, к примеру, рейнутрию японскую. Возможно, на планете нет растения более успешного или более нелюбимого. Это близкий родственник крутого перца или спорыша, который изучает Султан. Впервые рейнутрию японскую завезли в Северную Америку в 1860-х годах коллекционеры растений, стремившиеся придать своим частным питомникам привлекательный экзотический вид[335]. За несколько лет до этого растение уже было завезено в Европу. Оно стало популярным благодаря белым цветам и плотному покрытию; рейнутрия росла до нелепости быстро и густо, как живая изгородь вдоль дорог, идеально подходящая для того, чтобы обозначить изолированную территорию. По всей видимости, некоторые люди в Соединенных Штатах до сих пор сажают его в своих садах намеренно. Они явно не представляют, с чем им придется столкнуться. Первое знакомство с рейнутрией сразу покажет, что растения могут изменять тело по собственному желанию. Их власть почти осязаема. Исчезает любая иллюзия человеческого контроля. Я впервые столкнулась с этим растением однажды в конце апреля.
Выйдя на крыльцо после проливного дождя, я обнаружила, что по периметру двора, прямо у деревянного забора, растут новые побеги мясистых красновато-зеленых растений. Мы только что начали снимать квартиру друга, и у меня дух захватывало при мысли о том, что у нас в распоряжении окажется цветущий дворик; невероятная роскошь в Нью-Йорке. В доме на подоконнике мы проращивали в неглубоких картонных коробках рассаду острого перца, редиса и листовой горчицы, ожидая потепления, чтобы высадить их на приподнятую грядку во дворе. Мы осторожно поливали их из пластиковой бутылки с перфорированной крышкой. Овощная рассада отличалась хрупкостью. Между тем красноватые побеги снаружи казались полной противоположностью. Они были крепкими, мощными, их явно не пугали ни холод, ни дождь, ни тем более тяжелый черный брезент, прикрывавший древесную мульчу во дворе, который был постелен специально, чтобы подавить их. Я даже представила себе, как эти побеги словно говорят брезенту: нам хорошо, не извольте беспокоиться.
Я начала их выдергивать. Полые стебли отломились у основания с сочным хрустом. Я читала, что в это время года побеги съедобны и питательны, а по вкусу напоминают нечто среднее между ревенем и щавелем, но, взглянув на кучу строительного мусора в соседнем дворе, которая была покрыта побегами рейнутрии еще выше, чем мои, я решила, что вокруг слишком много неизвестных химических веществ, чтобы рисковать и есть ее.
Через два дня я вернулась и обнаружила новые побеги, уже высотой в несколько дюймов[336], рядом с местами, откуда я выдернула их собратьев за сорок восемь часов до этого. В первый раз их там вообще не было. В то время как мои овощи чахли на подоконнике и росли медленнее, чем должны были, учитывая, как я их баловала, рейнутрия росла сама по себе, распространяясь с той скоростью, с какой надувают бассейн.
Я читала, что рейнутрия растет ризоматично с помощью постоянно вытягивающихся подземных стеблей, называемых ризомами. Укоренившись, растение расползается под почвой сложной сетью корневищ, подземной системой побегов, сплошной паутиной без четкого центра. Выкопать и уничтожить эти разветвленные сети корневищ практически невозможно, но, если этого не сделать, растение не удастся изгнать никогда. Оставленный кусочек корня размером с ноготь может возродить все растение. А заросшие рейнутрией участки размером с половину футбольного поля, как выяснилось, представляют собой одну особь, одного гигантского ризомного монстра. Мои усилия оказались тщетными. Я окинула взглядом изгородь. Наши побеги, скорее всего, были лазутчиками от тех, что росли за забором, пробираясь под крошащейся брусчаткой с той стороны и черным брезентом с этой, выползая из любой маленькой трещины, шва или разрыва, а может, создавая свои собственные, этого я не знала.
К маю рейнутрия проникла в мой садик и выросла до половины пятифутового[337] забора. Сразу за оградой, в заброшенном дворе строящегося здания, растения полностью захватили двор. К июню соседний двор превратился в заросли рейнутрии, кусты были густыми, с меня ростом, и покачивались на ветру над краем нашего общего забора. Сидя во дворе, я чувствовала себя как на поляне в джунглях. Мне пришлось признать, что рейнутрия прекрасна. Ее ярко-зеленые листья были круглыми и широкими, как моя ладонь. Толстые сочные стебли с красными пятнышками производили впечатление пышущего здоровьем растения. Прогуливаясь по округе весь тот месяц, я видела незастроенные участки между зданиями, раскинувшиеся от забора до забора и превратившиеся в оазисы рейнутрии. С легким чувством страха я подумала, что вижу только половину реальной картины. Что за невидимая растительная архитектура разворачивается под землей? Скоро ли корневищам не хватит места на уютном участке, и они начнут проникать в фундаменты домов по обе стороны?
Нет сомнений в том, что рейнутрия может прорываться сквозь дорожное покрытие, отыскивая и используя трещины в фундаменте, проникая в них и расширяя их в соответствии со своими потребностями. Если ниша недоступна, растение буквально создает ее для себя. Эта ниша как раз и оказывается той, которую мы надеялись сделать непроницаемой: нишей, которую мы сами для себя построили. Даже один-единственный усик зеленой плоти, разрывающий бетон, начинает раскалывать наше представление о растениях как о неподвижных, податливых, инертных.
Нежное существо без глаз и рта, которое оказывает постоянное давление на наши жесткие границы, единственное, что стоит между нами и землей, и оно побеждает в этой борьбе? Это расшатывает ощущение порядка, основанное на превосходстве человеческой изобретательности. В голове мелькает мысль о том, что мы не главные. Власть – это вопрос перспективы.
До сих пор не ясно, какой ущерб может нанести рейнутрия дому, хотя обнаружилось, что ее усики пробиваются сквозь стены и проникают внутрь помещения. В Великобритании уже одно присутствие японской рейнутрии на участке делает его непригодным для залога. Банки не выдадут кредит под недвижимость, на территории которой или в радиусе трех метров от нее произрастает рейнутрия, если у владельцев не будет плана по ее удалению, а учитывая, сколько земли нужно перелопатить для уничтожения сети корневищ, для большинства это является финансово непосильной задачей