исключенных тогда было по занятиям: рабочих - 10,4%, крестьян - 30,1, военных - 7,1, конторских служащих - 15,1, младших
служащих - 3,9, ответственных политработников - 7,3, ответственных технических работников - 11,1, прочих и неизвестных занятий -
15,6%. По происхождению и социальному положению: рабочих - 20,4%, крестьян - 44,8 служащих 23,8, прочих и неизвестного
происхождения - 11,0% (252). Среди окончивших вузы в 1922-1926 гг. партийно-комсомольская прослойка составляла 3,2% (253). В
целом по социальному составу (т.н. "социальное положение до революции") доля служащих и "прочих" в партии изменялась так:
1905 1917 1918 1919 1920 1921 1922 1923 1924 1925 1926 1927 1928 1929
33,6 32,2 28,6 30,4 31,1 30,8 28,9 29,4 27,2 17,8 17,3 25,3 20,3 16,9
На 1.01.1930 в партии по этому показателю ("социальное положение до революции") числилось всего 13,4% служащих и 1,1%
"прочих". По роду занятий, однако, помимо рабочих и крестьян в партии числилось 28,2% служащих, 1,1 МОП учреждений, 5,6
учащихся, 8,0 военных, 1,2 безработных и 1,0 прочих (254). В русле этой тенденции находится и изменение социальной состава
делегатов съездов (% служащих и "прочих") (255):
II III IV V VI VII VIII IX Х ХI ХII ХIII ХIV ХV
78,4 93,4 74,4 64,9 59,1 86,7 64,6 44,5 57,4 45,0 45,1 31,4 32,0 23,2
В результате "выдвиженчества" к моменту партийной переписи из 440,5 тыс. коммунистов-служащих бывших рабочих было 184 тыс.,
а крестьян - 56 тыс. т.е. всего 54,5% (256). В партийных органах служащие составляли в 1927 г. от 42% в высших до 20% в низших (см.
табл. 106). (257)
После гражданской войны в России осталось не более 1,5-1,7 млн. лиц, принадлежавших к старому образованному слою, причем их
социальный состав (по большевистскому определению "из буржуазии и мелкой буржуазии" при "сравнительно небольшой рабоче-
крестьянской прослойке") при указанной выше численности партийных интеллигентов большевиков устроить не мог. Сколько-нибудь
полных сведений о социальном составе образованного слоя в первые годы после революции не имеется, но он, разумеется. не был
тождествен дореволюционному, поскольку, во-первых, уже успел пополниться советскими выдвиженцами, а во-вторых, место
эмигрировавших и погибших заняли недавние учащиеся, причем в значительной степени низших учебных заведений (ранее, как
правило, не дававших права непосредственного поступления на интеллигентские должности), состав которых отличался от состава
гимназий и равных им заведений. Известно, например, что из имевшихся к 1921 г. учителей бывшими помещиками были 2,7%,
крестьянами - 3%, рабочих - 0,2%, военными и торговыми служащих - по 0,8%, учащимися - 64,5%. Прочих и не указавших занятий
было 28%, среди которых подавляющее большинство из духовенства (учитывая высокий процент лиц, получивших духовное
образование) и "буржуазии" (258). Необходимо заметить, что понятие "старые специалисты" не совпадает с категориями "служащих" и
"прочих" по "социальному положению" (это понятие в 20-30-х годах включало как социальное положение до революции, так и
происхождение, и выходцы из низших сословий, получившие образование до революции, могли относиться советской статистикой к
категории "рабочих и крестьян").
На протяжении 20-х годов социальный состав интеллектуального слоя менялся не очень быстро, так как чтобы из рабфаковца
сформировать хоть сколько-нибудь приемлемого специалиста, требовалось 8-10 лет учебы, следовательно, рабфаковцы приема 1920-
1921 гг. получали диплом где-то в конце 20-х. И действительно, к этому времени высшая школа выпустила только 5 тыс. специалистов
из бывших рабфаковцев, а детей рабочих и крестьян, поступивших в вуз после школы, было тогда сравнительно немного. Так, среди
окончивших вуз в 1924-1926 гг. выходцев из рабочих было всего 9,9%, из крестьян - 26,1%, а в целом чуть более 1/3; в то же время
"прочих" было 12,1%. Среди инженеров, начавших работать в 1922-1929 гг. из рабочих происходило 15% и из крестьян 25%. По
признанию советских авторов "в течение 20-х годов кадры советской интеллигенции хотя и пополнялись активно выходцами из
рабочих и крестьян, но еще в своем большинстве дипломированные специалисты формировались в значительной степени из
непролетарских слоев" (259).
Особенно это касалось наиболее квалифицированных кадров и в первую очередь науки, состав кадров которой в России всегда был
достаточно элитарен. (Из 94 академиков с 1889 по 1914 гг. дворян было 56%, духовенства 12, чиновников - 10, иностранцев и их детей
- 13, купцов 5, военных 2 и невыясненного происхождения - 1%; из 150 академиков с 1846 по 1924 гг. дворян было 82 чел.,
разночинцев (по дедам, отцы - уже дворяне) - 32, духовенства 22, купцов 8, мещан 3, крестьян - 3. (260)) Даже после революции, когда
из старой интеллигенции этого уровня осталась едва ли треть, из рабочих и крестьян происходили только 18,6% научных работников
вузов РСФСР (сведения о 12517 чел. на 1.06.1926 г.; см. табл. 107) (261) при 5,8% дворян (причем под "дворянами" в советской
социальной статистике имелись в виду обычно помещики, а не все лица, формально принадлежавшие до революции к дворянскому
сословию, т.е. те, отцов которых при всем желании нельзя было причислить к "трудовой интеллигенции".) Власти пытались изменить
ситуацию через специально создаваемые заведения: комвузы и Институт Красной профессуры, но и там поначалу большинство
составляли представители старого культурного слоя - в комвузах рабочих в 1924 г. было только 47%, а в Институте Красной
профессуры - еще меньше (см. табл. 108) (262). Среди аспирантов РАНИОН рабочих и крестьян в 1924 г. было 20%, в 1928 - 42%.
Всего же среди аспирантов в 1925/26 г. рабочие и крестьяне составляли 17,3%, в 1926/27 г. - 33,4% (263).
Придя к власти, большевики провозгласили в качестве основной линии "слом старого аппарата" и уничтожение чиновничества, но
этот лозунг относился, естественно, к категории чистой демагогии, поскольку такой слом в принципе не может быть осуществлен без
воцарения полной анархии. Поэтому, если были полностью заменены все силовые и юридические структуры", то остальные
большевики в первые месяцы не только не разрушили, но и были весьма обеспокоены тем обстоятельством, что чиновники не желали
с ними сотрудничать. Персонал их не только не был разогнан, как то должно было бы следовать из "сломных" лозунгов, но всеми
средствами, в т.ч. и под угрозой расстрела, его пытались заставить работать по-прежнему. В конце-концов им это в некоторые степени
удалось, и ведомства со всем своим составом продолжали функционировать (этот факт, впрочем, не помешал большевикам
утверждать, что задача "слома" старого аппарата была успешно выполнена).
Правда, с первых дней переворота усилия новых властителей были направлены на выдвижение в аппарат представителей низших
слоев в качестве всевозможных комиссаров и высших начальников, где те беспомощно барахтались в чуждой и непонятной им сфере
деятельности. Но, поскольку подавляющее большинство во всех учреждениях составляли старые служащие, эти ведомства еще могли
как-то функционировать. Комментируя это, Ленин заявил: "Бюрократия побеждена. Но культурный уровень не поднят, и поэтому
бюрократы занимают старые места" (264). Материалы переписи служащих Москвы 1918 г. (табл. 109) рисуют следующую картину
состава служащих по месту прежней службы: в общем числе по занятию до революции рабочие вместе с ИТР и служащими заводов и
т.п. составляли в различных наркоматах от 0 до 10%, кроме того было некоторое число военнослужащих, "прочих и не служивших" и
учащихся) (265).
Более того, большевикам приходилось мириться с наличием в учреждениях значительной доли их "классовых врагов" -
представителей самых высших слоев русского общества. Так, на 15.12.1919 г. в наркомате продовольствия из 2996 рабочих и
служащих среди 1445 чел., о ком имелись сведения, около 300 относились именно к таковым (среди них было 22 помещика, 23 купца,
2 фабриканта, 45 домовладельцев, 57 крупных чиновников, 38 генералов и офицеров и т.д.), еще 879 чел. было прочей интеллигенции
и только 257 рабочих. Среди 232 ответственных сотрудников (заведующих отделами, подотделами и т.д.) к интеллигенции относились
188, среди 517 чел. средней категории служащих - 391. Это видно и по образованию: с высшим образованием было 241 (11,21%),
средним - 889 (41,34%), низшим - 641 (29,81%), домашним - 88 (6,09%), малограмотных - 46 (3,19%). Почти 1/5 (228 чел.) составляли
бывшие учителя (266). Это было типично и для других учреждений. Даже в НК РКИ в 1921 г. старых служащих было 86,9% при 11%
рабочих и 2,1% крестьян (267). В 1924 г. был обследован Наркомзем (всего 795 чел.), где рабочих и крестьян оказалось всего 1,1%,
зато имелось много дворян, помещиков и офицеров белой армии, особенно среди ответственных работников (11,3% дворян при 3%
рабочих и крестьян). В результате проверки для ликвидации "нежелательных элементов" штат наркомата был сокращен на 40% (268).
Достаточно показательно происхождение высших руководителей государства в 1918-1920 гг. Из 55 членов СНК из рабочих
происходило только 4 (7,3%), из крестьян - 6 (10,9%), зато из офицеров, служащих, интеллигентов - 28 (50,9%), из буржуазии 7 (12,8%),
происхождение 10 (18,1%) неизвестно. Из 35 членов Совета Обороны соответственно 4 (11,4%), 3 (8,6%), 16 (45,6%), 3 (8,6%) и 9
(25,8%) (269). "Служащие" составляли большинство среди ответственных партийных, советских, профсоюзных и военных работников
и более низкого уровня. В 1921 г. в 42 губерниях из 2254 таковых к ним относилось 882 чел. (39%), интеллигенции - 269 (12%), не