— Из тебя вышел бы хороший врач, — сказала как-то она. — Жаль…
— Чего? — не понял Крайнев.
— С детства мечтала выйти за врача, — улыбнулась Соня и вздохнула: — Почему так получается? Врач оказывается плохим человеком, а хороший — не врачом?..
Соня была так довольна его участием, что даже похвалила Настю:
— Девочка умная, послушная, старательная. Не красавица, конечно, — поспешила добавить Соня. — Но душа у нее добрая…
Крайнев не стал рассказывать о недавнем происшествии. Разбирая вечером постель, он нащупал в подушке нечто постороннее. Сняв наволочку, обнаружил аккуратно вспоротый и зашитый уголок наперника. Внутри оказалась сухая лягушачья лапка, перевязанная суровой ниткой. Утром Крайнев положил лапку перед Настей. Щеки ее заалели.
— Не стыдно? — сказал Крайнев укоризненно.
— Мне сказали: привораживает любимого… — залепетала Настя. — Простите…
— Когда ты повзрослеешь? — вздохнул Крайнев.
— Папе не говорите! — взмолилась Настя. — Не то он — вожжами!..
— Следовало бы! — кровожадно сказал Крайнев, но после того, как Настя, расплакавшись, побожилась оставить их в покое, смилостивился. Заглянувшая Соня подозрительно уставилась на заплаканное лицо помощницы. Крайнев показал ей испорченный бланк, и Соня успокоилась.
Аусвайсы раздали евреям. Они приходили за ними сами, кланялись, благодарили. Женщины пытались целовать ему руки. Крайнева это тяготило чрезвычайно, но фотографии в документах требовалось сличить с оригиналом. Многие евреи шли благодарить Соню. Крайнев удивился, но потом проведал: евреи считают Соню второй Эсфирью, спасшей свой народ от истребления. Она, мол, уговорила немца Кернера предотвратить расстрел. Автором слуха был Мордехай. Старик пришел за аусвайсом первым, благо жил по соседству, проговорил с Соней полдня, а на прощание расцеловался. После чего Крайнев сделал вывод: дед и в самом деле противный. Как бы то ни было, спасенных удалось легализовать, Гюнтер лежал в земле, и Крайнев надеялся: второго специалиста по вынюхиванию евреев у Ланге нет.
Со времени боя у карьера шла третья неделя, Крайневу пора было появиться в Городе. К этому он готовился (следовало продумать все до мелочей), советовался с Саломатиным и Семеном. Сообща и определили формат: он едет во главе десятка вооруженных бойцов, все верхом, следом лошади тянут трофейный «Опель». Легковая машина оказалась малопригодной для передвижения по раскисшим дорогам района, к тому же для нее не было бензина. За рулем «Опеля» устроился Саломатин. По его словам, в Городе следовало провести рекогносцировку, но Крайнев подозревал, что Саломатин просто опасается, что уполномоченного могут схватить, и решил в случае неприятности вступить в бой. Неприятность и в самом деле случилась, но та, которую ждали. Крайнев подскакал к Городу с помпой и едва не схлопотал пулеметную очередь. Заметив направленные на него стволы, Крайнев в последний миг сориентировался, стал махать руками и кричать по-немецки. К счастью, фельдфебель, возглавлявший пост, узнал его. Но в Город не пропустил.
— Вы тронулись умом, Кернер! — разозлился спешно вызванный Ланге. — Город ожидает нападения большевиков, а вы устраиваете кавалерийскую атаку! У солдат нервы на взводе… Кто эти люди?
— Моя охрана.
— Откуда нам знать, что не большевики?
— У них на рукавах белые повязки.
— Большевики могли повязать такие же.
— Некому повязывать — убиты. Я как раз прибыл с вестями.
— Говорите! — подскочил на месте Ланге.
— Ведите меня к коменданту! — не согласился Крайнев.
Ланге неохотно уступил. Представ перед Краузе, Крайнев выложил на стол документы расстрелянного Спиридонова. Два бойца внесли и положили на пол тяжелый рогожный куль. Крайнев развернул. Внутри лежали пулемет «МГ» и немецкие винтовки, захваченные у карьера. Сделать этот эффектный жест стоило большого труда — Саломатин легко согласился отдать «Опель», но с оружием расставаться не хотел. Крайнев убедил его, поинтересовавшись, чем комбат собирается стрелять. Немецких патронов в отряде не было, даже полицейских немцы вооружали трехлинейками.
— Банда большевиков разгромлена! — торжественно сказал Крайнев, указывая на винтовки. — Ваша машина, герр комендант, также отбита и стоит под окном.
— Где это произошло? — заинтересовался Краузе.
— Здесь! — указал Крайнев на карте. — У деревни Осиновка.
— Их было много?
— Деся… Человек двадцать! — поправился Крайнев, поймав взгляд Ланге.
— Вам удалось справиться? — удивился гауптман.
— Мы напали на рассвете, большевики спали пьяные. Они были настолько беспечны, что не выставили охрану.
— И?
— Нескольких, в том числе главаря, застрелили на месте. Остальные побежали к болоту, — Крайнев говорил вдохновенно, изображая победный восторг. — Большевики надеялись, что мороз сковал его. На самом деле образовалась тонкая корка. Большевики стали проваливаться и тонуть. Не понадобилось стрелять…
— Следовало взять пленных! — недовольно сказал Ланге.
— Мои люди не солдаты, к тому же были озлоблены. Большевики ранили двоих… Я не смог удержать их от расправы.
— Что вы сделали с убитыми?
— Бросили в болото — к их товарищам. Я должен был устроить похороны?
— Следовало привезти трупы, — сморщился Ланге.
— Зачем?
— Повесили бы в назидание прочим.
— Не догадался. У большевиков не было такого обычая.
Ланге пожевал губами и стал переводить Краузе текст захваченной выписки из постановления бюро райкома. По лицу коменданта Крайнев понял: документ впечатлил.
— Других большевиков не осталось? — спросил Ланге, завершив перевод.
— В Осиновке нет.
— А в других местах?
— Мы убили их главаря. Если кто уцелел, не посмеет вредить.
— Уверены?
— У меня люди почти в каждой деревне! — обиженно сказал Крайнев. — Я получаю полную и достоверную информацию. Как иначе мне удалось бы узнать место дислокации большевистского отряда и напасть на него врасплох?
— Мы не сомневаемся в вашей преданности! — поспешил комендант. — Если сведения подтвердятся, вас ждет награда…
Крайнева расспрашивали долго. Краузе дотошно вызнавал, как Крайнев организовал операцию, как расположил своих людей, как на рассвете атаковали Осиновку… Крайнев вначале решил: проверяют. Он был готов к разговору, накануне с Саломатиным они отшлифовали каждую деталь. Доклад Крайнева был обстоятелен и изобиловал подробностями. Краузе делал пометки в блокноте, и Крайнев внезапно понял: коменданту это нужно для отчета. Нападение у карьера наверняка стоило гауптману разноса начальства. Теперь он сможет с чистой совестью доложить: коварный враг уничтожен, захваченное немецкое оружие возвращено. Можно не сомневаться, в отчете число уничтоженных большевиков возрастет многократно: чем больше, тем выше награда. Проверить невозможно — из болота тела не достанешь. Да и кто станет проверять?
— Вы действовали как боевой офицер, — заключил гауптман, когда Крайнев умолк. — Удивительно…
— Я читал Клаузевица! — нашелся Крайнев.
— О, да! — согласился Краузе. — Старик разбирался в военном деле…
— Вы можете собрать сбежавших евреев? — спросил Ланге, когда они вышли от коменданта.
— Не буду! — отказался Крайнев.
— Почему?
— Не хочу получить пулю в спину. Большевиков селяне не любят, а вот евреев приютили. Оружия в деревнях много, возле Города шли бои…
— Минуту назад я считал вас храбрецом!
— Я смел, когда дело касается меня. В ином случае… Я уполномочен заготавливать продовольствие. Окончательное решение еврейского вопроса не в моей компетенции.
Ланге обиженно засопел.
— Хотел вас спросить, Эдуард, — сказал он спустя минуту. — Почему вы спасли меня у карьера?
— Мне нельзя было объявиться в Городе одному. Я наполовину русский… Кого обвинить в сотрудничестве с большевиками, как не такого подозрительного типа? Тем более в горячке…
— Поэтому вы сразу уехали? — улыбнулся эсэсовец. — Мудро… Подозреваю, что бой в Осиновке не столько месть за пустяковую рану, сколько желание восстановить репутацию.
— Не буду спорить…
— Я так и знал! — довольно сказал Ланге. — Благородство встречается только в романах. Мы живем в прагматичное время. Это правильно. Что хотите в награду?
— Дом! Их немало осталось после евреев. Мне надо разместить своих людей.
— Скажите Клаусу, пусть подберет! — согласился Ланге. — Только будьте скромнее: вы не немецкий офицер!
В Городе Крайнева ждала еще одна встреча. Не самая приятная. Он отправился на нее один. Валентина Гавриловна встретила его холодно.
— Мне сказали: женился? — спросила, встав на пороге.
Крайнев подтвердил.
— Знаю Соню, — неодобрительно сказала она. — Шустрая девочка! Иметь одновременно двух мужей…
— Ты несправедлива! — пытался возразить Крайнев, но Валентина не стала его слушать.
— У них это в крови! Соня — двоюродная сестра моего Марка, племянница Мордехая… Не знал? Кобелиная порода… Как тебя угораздило?
Крайнев попытался ее обнять.
— Не то чтоб я на что-то рассчитывала, — вздохнула Валентина, решительно отстраняясь. — Но Соня! Женился б на Настеньке — такая девочка! Где у мужиков глаза?
— Настя передает вам привет и приглашает в гости на Рождество, — Крайнев обрадовался возможности сменить тему. — Семен Михайлович тоже зовет. Отпроситесь у немцев, я могу похлопотать. Пришлем телегу, то есть сани…
— Буду, буду! — замахала руками Валентина. — Не уговаривай! Сам-то хоть придешь?
— Ну… — замялся Крайнев. — Я теперь женатый.
— Приводи! — разрешила Валентина. — Глаза не выцарапаю!
В этот раз ей не удалось отстраниться.
— Я выдал двести одиннадцать аусвайсов, — прошептал он ей на ухо. — Считай, ты их спасла!
— Мордехаю тоже? — поинтересовалась она таким же шепотом.
— Он теперь Шишов, — информировал Крайнев.
— Мордехай? — засмеялась Валентина. — Хотелось бы взглянуть!
— Приведу…
— Ну тебя! — делано рассердилась она.