Я хлебнула коньячка и сказала:
— Не бойся, Валера, эти ребята уже часа два как в чистилище. Показания дают.
— Ну вы даёте! Вы что, их замочили?
— Ну зачем так грубо, Валера? Никто их не мочил, просто не соблюдали ребятки скоростной режим, вот и не справились с управлением автомобилем. Погода, сам видишь, какая.
Такое объяснение меня бы, например, не устроило. Однако Валера был, вероятно, не из любопытных и легко перешёл на другую тему, обращаясь к Юрию Александровичу:
— Какие будут дальнейшие указания, «у-шеф»? — он так правдоподобно изобразил интонацию Папанова из фильма «Бриллиантовая рука», что даже Оксанка улыбнулась, ну а мы не выдержали и расхохотались.
— Слушай, Валера, а ты где служил срочную, а? — спросил ни с того ни с сего Лисун.
— На Дальнем Востоке, в морпехах, — гордо ответил тот и, почувствовав на себе заинтересованный взгляд моей подружки, густо покраснел, видимо, от удовольствия.
— Чего же ты в ментовку тогда подался-то? Тебя бы любая частная охранная контора с руками бы оторвала! У них воины спецназа, ох, как ценятся. Да и зарплата была бы погуще. И в «зелёных», кстати.
— А ну их к бесу с их «зеленью»! Оглянуться не успеешь, как киллером станешь. А насчёт спецназа, так ведь он тоже разный бывает. Мы в нашей бригаде тоже считались крутыми дальше некуда. Пока однажды нас не огорчили, как говаривал незабвенный Глеб Егорович Жеглов, до невозможности… Дело было…
— Подожди, подожди, — сказала я, — сначала давайте выпьем за нас. За десантуру в лице Юрия Александровича, за морскую пехоту в твоём и погранвойска в моём с Оксаной.
— А Оксанка-то здесь при чём? — не понял Валера.
— Как при чём? Я же как-никак подруга этой особы, значит — я тоже пограничница, — искренне возмутилась подруга и скорчила при этом такую обиженную физиономию, что мы снова расхохотались.
— Ах ты, неблагодарная. Это я — особа? Посмотри лучше на себя! — разозлилась я.
— Да ладно вам, не ссорьтесь, — сказал Валерка, поднимая рюмку.
— Ты что-то хотел рассказать про спецназ, — напомнил Лисун Валере, когда все выпили и закусили.
— В общем, дело было так. С одной из зон, расположенной под городом А, сбежали три зэка. Причём убили конвоира и забрали с собой автомат и два магазина. Ну, понятное дело — ЧП. Всех подняли на ноги. Усилили посты на дорогах, в населённых пунктах и так далее. А нашу группу из десяти человек бросили за этими отморозками. Короче, бегали мы за ними по тайге неделю, не меньше. Однажды зажали их в какой-то избушке на курьих ножках и даже шлёпнули одного. Непонятно как, но двое всё же ушли. И вот, проходит ещё несколько дней, и мы снова прижимаем их к болоту. Топь жуткая. Ну, ни в жизнь не пройти. Засели они, значит, в этом болоте, притаились. Мы тоже перекур устроили. Тайм аут, так сказать, взяли. Потому как перед этим самым болотом поляна огромная, мхом покрытая. Ну никак незаметно не подойти к ним.
Впереди только метров триста по совершенно голому месту. А кроме мха, на всём пространстве ни деревца, ни кустика.
Короче, пока решали как быть, штаб на связь с нами вышел и передал абсолютно непонятное распоряжение: «Самим не соваться, ждать. Прибудут спецы».
Понятное дело, сразу стал напрашиваться вопрос: а кто такие тогда мы? И за кого нас вообще тут держат. Обидно, конечно, но приказ есть приказ. Сидим, курим, ждём. Эти в болоте тоже, понятное дело, сидят и ждут. Часа через два садится вертолёт МИ-8, кажется. Выходят оттуда два гарных хлопца. Мы ахнули. Молоко на губах не обсохло. Ну, от силы лет девятнадцать можно им дать и то с натягом. А уж прикинуты, ну прямо на бал собрались, не иначе. Представьте себе — в троечках атласных, явно не советского покроя, туфельки лаковые. Носочки белые. Рубашечки тоже белее снега, галстучки и… по полному карману семечек. В одной руке, правда, по какому-то карабину короткоствольному, нам незнакомому.
Столпились мы, значит, вокруг них, ни черта не поймём, только глазами хлопаем. А они семечки лузгают и так спокойненько спрашивают, что, мол, у нас стряслось. Мы всё чин по чину им докладываем: так, мол, и так, сидят вон там в болоте две вражины, сдаваться не хотят. Выслушали они нас, покачали головой и говорят:
— Отойдите подальше и ни во что не вмешивайтесь, что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Понятно?
Ну что тут непонятного. Не вмешиваться так не вмешиваться. Отошли мы, значит, подальше, залегли на всякий пожарный случай, так сказать, и наблюдаем.
А они, не сговариваясь, расходятся в разные стороны. И вдруг видим, один на поле выходит и идёт в полный рост прямо на бандитов. Карабинчик в левой руке болтается, идёт, по сторонам жалом водит. То нагнётся, травинку какую сорвёт, понюхает. То остановится, пение птичек послушает. И всё время семечки лузгает. Ну ни дать ни взять, «московский озорной гуляка». Мы замерли, ну думаем, крыша у парня совсем поехала. Короче, прошёл он так метров пятьдесят, потом, естественно, со стороны болота раздалась очередь, и наш красавчик, как подкошенный, упал на землю. Так, думаем, одного спеца завалили, посмотрим, что дальше будет.
Дальше мы вообще ошалели. С другой стороны выходит второй супермен и как ни в чём не бывало такой же разгильдяйской походкой идёт прямо навстречу смерти. У нас нервы уже на взводе, так и хочется крикнуть: куда, мол, идёшь, болван. Но приказ есть приказ. Сидим. Смотрим. Тут, понятное дело, опять раздаётся автоматная очередь и второй красавчик падает на нашу грешную землю, обильно поливая её своей молодой кровушкой. Правда, это уже в нашем воображении, так как далековато всё же и крови оттуда, где мы сидим, не разглядеть.
Проходит, наверное, секунд тридцать и — о чудо. Оба супермена встают как ни в чём не бывало, разворачиваются спиной к беглым зэкам и идут к нам. Подходят и, не прекращая лузгать семечки, спокойненько так:
— Ну, идите, забирайте ваших мазуриков, — говорят, а сами батистовыми платочками брезгливо отряхиваются да блеск на ботиночках наводят.
Мы, понятное дело, опять им давай втолковывать, что там двое бежавших заключённых, что, мол, у них автомат Калашникова и два магазина. А они своё гнут: идите, мол, забирайте и не ссыте.
Легко говорить. Пошли мы в атаку, где броском, где перекатом, а где и по-пластунски. Каждую секунду ждёшь пули. А впереди тишина. Ну, думаем, патронов-то мало у них, поди, осталось, вот ближе и подпускают, чтобы наверняка. А эти в галстучках сзади нас идут в полный рост и просто от хохота умирают, смеются до колик.
Делаем последний бросок и видим в небольшом овражке следующую картину. Лежат наши мазурики в самых живописных позах, и у каждого ровно в середине лба по аккуратненькой маленькой дырочке!
Тут мы вообще, что называется, на жопу сели. Всякого повидали, но такого! Мистика какая-то. А оказалось всё просто. Первый «пиджак» вышел, дождался, пока беглый высунется, чтоб очередь дать, и в падении засветил ему промеж глаз. А второй также, представляете.
В общем, когда мы провожали этих спецов до вертушки, они всё ещё в себя не могли прийти от хохота. Мы тогда списали это на нервный срыв. Хотя, может, мы просто своё самолюбие так тешили, а может, это и был на самом деле нервный смех? Вот это «спецы», вот это я понимаю, — с явным уважением закончил Валерка свой рассказ.
— Да, не хотел бы я с такими ребятками встретиться на узкой дорожке, — задумчиво произнёс Юрий Александрович.
— Хорошо, что наши сегодняшние оппоненты оказались куда попроще, а то бы нам точно хана.
— Ну не скажи, подруга, мы тоже ещё кой-чего могём, ведь тогда они на Волоколамском шоссе чисто сработали, вот только с Оксанкой прокололись. И так по-глупому. Непонятно. Хороша, конечно, девка, но когда на такое дело идёшь, по-моему, не до баб.
— Видать, и правда в первый раз на такое шли. Надо же, не соврал «сука», — сказала я.
— Ну, давайте ещё, что ли, по одной? А то, честно говоря, я никак не согреюсь, — пожаловался Валерка, разливая остатки коньяка.
— Как по мне, то я уверена — дело не в том, профессионал там или нет. Всё дело в везении, что ли, или как на роду написано. Вот, помню, у нас случай был.
— А мне почему не наливаешь? — возмутившись, перебила меня подруга и, сделав попытку встать, сильно качнулась в сторону.
— А Вам, мадемуазель, достаточно. Пойдём, я тебя спатки уложу и сказку расскажу, — предложила я, и, крепко ухватив подругу за руку, развернула её на сто восемьдесят градусов и несильно подтолкнула в сторону спальни.
Оксанка что-то недовольно пробурчала себе под нос и, восстановив наконец равновесие, гордо удалилась в опочивальню.
— Так вот… — продолжила я, вернувшись к столу. — Короче говоря, солдатик сбежал из части ПВО под Выборгом. Как потом выяснилось, «деды» его достали. Ну не выдержал паря такого обращения, завалил обидчиков из «калаша» и дал дёру. А куда бежать? А бежать-то и некуда. Пограничная зона, патруль на патруле, сами понимаете. И решил он, не мудрствуя лукаво, махнуть аж в Финляндию. Не знаю, на что рассчитывал, но факт остаётся фактом.
— Давай, за нас, — поднял рюмку Валерка.
— Ну, естественно, всех нас подняли по тревоге. Ловите, мол, — продолжила я, когда все выпили и закусили. — А парнишка тот выходит на инженерный рубеж пограничной заставы, ну и, естественно, срабатывает сигнализационную систему. К месту сработки выезжает тревожная группа с розыскной собакой. Ставят собаку на след и вперёд. А местность там такая — болота и скалы, а уж бурелом вообще не приведи господи. Короче говоря, как это всегда и бывает, инструктор с собакой идёт от остальной тревожной группы в отрыв. Должна заметить, что, как правило, тревожная группа отстаёт от инструктора службы собак на довольно-таки значительное расстояние. Иногда до пяти километров. Если бы беглец сориентировался правильно, что в пограничной зоне практически невозможно, то его бы сразу взяли заслоны. Однако парнишка заблудился и вместо того, чтобы идти к границе, пошёл вдоль неё. Идёт он, значит, и слышит, как сзади кто-то его догоняет. Он, не торопясь, ложится на землю и изготавливается для стрельбы. Выскакивает прямо на него собака, он её — шлёп. Следом инструктор, он его тоже — шлёп. Встаёт и идёт дальше. Выходит на участок следующей, соседней с нами, заставы. Опять срабатывает сигнализационную систему. И опять прямо по схеме. Собаку — шлёп. Инструктора — шлёп. И идёт дальше. А мы сидим в канцелярии с нашим начальником, капитаном Пустым, и голову ломаем, где у нас сработка будет. Логики-то в поведении никакой. К тому времени — вертолётов уже в воздухе просто море. А толку-то. В общем, сработал у нас пятый участок. Выезжаем. Начальник кричит, чтоб я вперёд не вырывалась, значит. Оно и понятно. В лесу цепью если развернуться, всех одной очередью не положит. Короче, отстали они, один хрен. Не могу же я всё время собаку сдерживать. Долго мы за этим парнем шли. Километров двадцать точно. Замучились, слов нет. В общем, я ног под собой уже не чую, да и залив близко, а там не деться ему никуда. Дай, думаю, перекурим. Ну, села под ёлкой, затянулась. Дик рядом валяется, язык на два метра вывалился, тоже еле дышит. Дела. Я, честно говоря, того щелчка, ну как затвор клацнул, вовсе не слышала. А вот Дик вдруг как вскочит и одним прыжком уже в кустах. Я поднялась, причём автомат оставила там, где сидела, и следом. Смотрю, Дик кого-то на земле рвёт. Кровищи — море. Я собаку за ошейник — не слушается. Всё — кровь почуял, не оторвёшь. Делать в такой ситуации нечего — я одной рукой ошейник, а другой яйца ему со всех сил сжимаю. Пригляделась, «Калашников» рядом валяется, ну я его на всякий случай в сторону откинула. Переворачиваю, значит, эту жертву аборта, а на петличках — пушки окрещённые защитного цвета. Слава богу, думаю, он. А то ведь заслонов много по лесу выставили. Дик мог запросто ко