В тот день рабочая бригада, которая вместе с тибетским рабочим комитетом ЦК Северо-Западных районов еще 16 декабря достигла путевой резиденции Панчен-ламы в Тибете, направила Си Чжунсюню телеграмму: «Мы прекрасно понимаем, что эту победу принесли нам вы и славная партия – Коммунистическая партия. Эта мысль наполняет нас безграничным чувством благодарности».
Панчен-лама тронулся в путь 19 декабря. Перед отъездом он на прощание поклонился Си Чжунсюню и преподнес ему белоснежный хадак[29]. Си Чжунсюнь крепко пожал юноше руку и сказал: «Желаю вам счастливого пути, государь-будда!»
Панчен-лама Х Чокьи Гьялцен завершил свое длинное и трудное путешествие 28 апреля 1952 года, добравшись до Лхасы, а 30 июня прибыл в монастырь Ташилунпо, о котором так давно грезил.
После этого Си Чжунсюнь и Северо-Западное бюро ЦК КПК по поручению Госсовета постоянно поддерживали связь с Панчен-ламой X и обращались с ним как с членом собственной семьи. Начав работать в Центральном правительстве, на протяжении десяти лет – с начала 1950-х по начало 1960-х годов – Си Чжунсюнь встречал и провожал в аэропорту Панчен-ламу всякий раз, когда тот приезжал в столицу и возвращался в Тибет (с. 72).
В 1962 году написанная Панчен-ламой Х «Петиция 70 000 иероглифов»[30] подверглась критике, которая сказалась также на Си Чжунсюне и Ли Вэйхане. Си Чжунсюнь, который оказался еще и вовлечен в «дело о романе “Лю Чжидань”»[31], подвергся проверкам. После расставания в 1962 году и ему, и Панчен-ламе пришлось пережить самый страшный период в жизни, и они смогли вновь увидеться лишь шестнадцать лет спустя, на одном из заседаний НПКСК[32] 5-го созыва. Встретившись в Доме народных собраний после долгой разлуки, они крепко обнялись и долго не могли наговориться друг с другом.
Когда Си Чжунсюнь занимал пост губернатора провинции Гуандун, Панчен-лама Х специально прилетал повидаться с ним. После возвращения на работу в Госсовет в начале 1980-х годов Си Чжунсюнь вместе с семьей ежегодно на китайский Новый год либо на Новый год по тибетскому календарю проводил один день с Панчен-ламой X, а тот каждый год посылал Си Чжунсюню и его семье двух баранов. Си Чжунсюнь вспоминал: «Прощаться при расставании, а при встрече болтать по душам – это многолетняя привычка, сложившаяся у него за долгое время дружбы со мной». В глазах же Панчен-ламы Си Чжунсюнь был наставником и другом, достойным полного доверия.
В 1980-е годы Си Чжунсюнь и Панчен-лама Х много раз вспоминали о той «Петиции 70 000 иероглифов». По поручению Чжоу Эньлая Си Чжунсюнь и Ли Вэйхань внимательно изучили изложенные в ней критику и предложения по идейно-политической работе в Тибете и сочли большинство из них справедливыми и полезными, однако в некоторых вопросах автор заходил чересчур далеко. Си Чжунсюнь оценил по достоинству его прямоту, но посоветовал не говорить все подряд сгоряча. Панчен-лама тогда ответил: «Я принимаю твои советы, я рос у тебя на глазах, и ты с самого начала помогал мне, ты – представитель партии и мой друг. Ты желаешь мне добра, и я тебе благодарен, но то, что я не должен был говорить сгоряча, уже сказано, и мне теперь остается только смотреть, что будет дальше. Но хочу сказать – все, что я делаю, я делаю во благо партии».
Друзья познаются в беде. Си Чжунсюнь и Панчен-лама Х пронесли свою дружбу через всю жизнь. Священный наставник Панчен-лама скончался у себя в монастыре Ташилунпо 28 января 1989 года. Весть о его кончине сильно опечалила Си Чжунсюня, и он горько оплакивал его, держа в руках последний подаренный им хадак. В память о друге Си Чжунсюнь написал полную искренних чувств статью, которая была опубликована в «Жэньминь жибао» («Народная газета») и очень растрогала читателей.
Мао Цзэдун: «Ты превзошел самого Чжугэ Ляна»
В первые годы существования КНР в северо-западных районах свирепствовали разбойники – насчитывалось более 470 сравнительно крупных разбойничьих шаек и около 130 тысяч бандитов, в разбое принимали вынужденное участие и не менее 90 тысяч простых людей. За первое полугодие банды были полностью усмирены и ликвидированы в уезде Сицзи, поселках Амуцюху и Усмань, и народ стал жить мирно и сплоченно. Усмирение Сян Цяня, предводителя племени анла в провинции Цинхай, было названо образцом успешной ликвидации бандитов и решения национальных вопросов под руководством Си Чжунсюня и удостоилось высшей похвалы Мао Цзэдуна.
В заключительной речи 29 июня 1950 года на расширенном заседании Северо-Западного бюро Си Чжунсюнь отметил: «Любой вид разбоя, включая вооруженные восстания под руководством шпионов, следует рассматривать как проблему всего населения. Только в этом случае при ее решении мы сможем усилить бдительность и тактическое мышление и предотвратить ошибки». Он заявил, что «при любом разбойничьем нападении необходимо сначала занять оборонительную позицию, а затем нападать; разделить силы противника, а после атаковать; сначала завоевать, затем ликвидировать, а при необходимости совершить карательную экспедицию и привлечь противника на свою сторону».
Племя анла проживало в районе Цзяньчжатань уезда Гуйдэ провинции Цинхай (территория нынешнего уезда Джэнца, (с. 54) на расстоянии примерно трехсот ли от Синина, в то время там имелось семь ламаистских монастырей, восемь деревень и больше тысячи дворов, где проживало более восьми тысяч человек. Сян Цянь был двенадцатым вожаком племени анла и являлся носителем религиозной, родовой и политической власти (с. 55). В первые годы после основания КНР Сян Цянь добровольно сдался народному правительству и был принят в члены НПКСК провинции Цинхай. В начале 1950 года банда Ма Буфана, подстрекаемая гоминьдановскими шпионами, организовала 2-ю «армию сопротивления коммунистам во имя спасения страны» и вооруженными вылазками нарушала спокойную жизнь мирных жителей. В результате политической борьбы Сян Цянь в августе 1950 года прибыл в Синин и снова выразил покорность народному правительству, однако, вернувшись в Анла, вновь вероломно учинил мятеж – с одной стороны, в знак противодействия политике партии, а с другой – ради собственной выгоды. Пытаясь подчинить его, Панчен-лама Х Чокьи Гьялцен и геше[33] Шераб Гьяцо писали письма и посылали к нему людей.
После восьми безуспешных попыток усмирить Сян Цяня ответственные лица провинции Цинхай настояли на вооруженном карательном походе. Си Чжунсюнь 30 сентября направил в провинциальный комитет Цинхая телеграмму, в которой говорилось: «Что касается различных видов работы среди тибетского населения скотоводческих районов, то нельзя сказать, что мы ее уже выполнили, более того – даже утверждать, что мы здесь прочно стоим на ногах, и то рановато. Мы еще не добрались до многих районов на границах провинций Сычуань, Сикан, Ганьсу и Цинхай, где проживают тибетцы, и в Цинхае ко многим тибетским поселениям еще даже не приближались. Нас беспокоит вопрос влияния на обширные территории тибетских районов». Он отметил: «Если мы так и не осуществим всесторонней работы в политической сфере (конечно, надо помнить, что еще нужна военная подготовка), то военно-карательный поход придется отложить. Если Сян Цянь и его разбойники начнут бесноваться, то почувствуют себя совершенно безнаказанными».
Идея о вооруженном карательном походе в Цинхай оставалась актуальной. Си Чжунсюнь незамедлительно отправил телеграмму секретарю провинциального комитета: «Ни в коем случае нельзя прибегать к военным действиям и самовольно поднимать войска, о карательном походе стоит задуматься лишь в том случае, если не даст результатов политическая деморализация, и только после получения соответствующих указаний от Центрального правительства. Для ведения идейно-политической работы нужно пригласить геше Шераба Гьяцо».
С декабря 1949 по апрель 1952 года Сян Цянь несколько раз выражал свою покорность Коммунистической партии и несколько раз нарушал собственные заверения в преданности. По указу Си Чжунсюня геше Шераб Гьяцо, начальник Рабочего отдела Единого фронта провинциального комитета Цинхая Чжоу Жэньшань, а также более пятидесяти местных жителей – старосты тибетских племен, монастырские тулку – ездили в район Анла и семнадцать раз беседовали с Сян Цянем.
Весной 1952 года Сян Цянь регулярно устраивал вооруженные мятежи, совершая неожиданные атаки на Народно-освободительную армию. В рядах старост некоторых тибетских поселений начались волнения, и они с оружием направились в Анла. Положение дел день ото дня усугублялось, назрела необходимость в карательном походе. Партком провинции Цинхай 9 апреля направил телеграмму в Северо-Западное бюро с просьбой о разрешении окружить и уничтожить противника.
«Если сможешь деморализовать противника, его двуличная душа сама себя ликвидирует; но без досконального знания ситуации и снисхождение, и жестокость будут ошибкой»[34]. Си Чжунсюнь, тщательно все взвесив, на определенных условиях принял предложение провинциального парткома и военного округа Цинхай о военно-карательном походе в конце апреля. С 22 по 25 апреля он отправил в Цинхай две телеграммы подряд: «В ходе карательного похода нужно постараться изолировать Сян Цяня от остальных шпионов и разбойников, а если в нужное время он не станет сопротивляться, то это еще лучше. Активная многосторонняя политическая борьба по-прежнему необходима, ее нельзя ослаблять». Эти указания стали идеологической базой для окончательной победы над Сян Цянем.
Боевые действия начались 2 мая в половине седьмого утра, и всего за четыре часа военный мятеж был подавлен, а мятежники разгромлены. Сян Цянь с горсткой солдат бежал и укрылся в густых лесах в семидесяти ли к юго-западу от Джэнца. Цинхайский провинциальный партком по указанию Си Чжунсюня и Северо-Западного бюро учредил комиссию по реинтеграции района Анла и созвал народное собрание, на котором ознакомил население с мягким политическим курсом партии и освободил взятых в плен предводителей. Народное правительство провинции Цинхай выделило району Джэнца в качестве гуманитарной помощи двести миллионов юаней (в старой валюте), восемьдесят тысяч цзиней зерна, кадровых работников для организации рабочих бригад в сфере здравоохранения, культуры и просвещения, торговли и национальных вопросов. Взяв с собой большое количество ткани, поваренной соли, чая, лекарств, кинофильмов и агитационных материалов на тибетском языке, они посещали жителей тибетских поселений в Анла, а также вылечили прикованную к кровати болезнью мать Сян Цяня.