Даже сам избранный президент Коззано, казалось, расцвел в этот краткий период отдохновения. Если не считать ежедневных брифингов ЦРУ и тому подобных откровений, он, по большому счету, был на каникулах. Он дал понять, что не интересуется составом своего кабинета, полностью доверяя выбору советников, сумевших сделать его президентом. Футбольный сезон в Тасколе сменялся баскетбольным, и Коззано то и дело сбегал на футбольное поле или в спортзал, чтобы понаблюдать за соревнованиями школьных спортсменов.
В последние несколько месяцев кампании Коззано завел себе новое увлечение: скрэббл. Идея играть в скрэббл была именно его, но Мэри Кэтрин всемерно ее поддерживала, поскольку (как она объяснила отцовским служащим) игра являлась замечательной формой терапии. Будучи игрой в слова, она помогала упражнять те части мозга, которые отвечали за вербальные коммуникации. А благодаря тому, что устная речь в ней не использовалась, она позволяла обойти те центры речи, которые были в данный момент из кремния. Мэри Кэтрин настояла на том, чтобы Коззано играл левой рукой. Сперва Коззано обнаружил, что заставить свою левую руку складывать слова невероятно трудно: необходимые нервные связи оказались разорваны инсультом.
Мэри Кэтрин осыпала его насмешками, и не прогадала – он закусился и стал играть на победу. Он был упорен и через несколько месяцев начал добиваться успеха. Хотя бы раз в день он играл в скрэббл с Мэри Кэтрин. Он играл так часто, что даже агенты Секретной Службы и прочие контролирующие органы перестали обращать на это внимание.
Объявили имена членов кабинета Коззано. В большинстве своем это оказались люди молодые, в хорошей физической форме, уместно и политически корректно разбросанные по разным этническим и гендерным группам, но при этом поголовно выпускники лучших школ с отменными аттестатами. Они являли собой совершенство.
Днем позже Мэри Кэтрин получила рождественскую открытку от Зельдо. Она была составлена из нескольких фотографий: на двух Зельдо позировал с горном велосипедом на вершине утеса над Тихим океаном, на остальных – трудился.
На одной из этих фотографий Зельдо сидел во дворе Института Радхакришнана, попивая латте и печатая на ноутбуке. На заднем плане можно было разглядеть одного из пациентов института. Мэри Кэтрин узнала его: это был новоназначенный министр обороны.
Очень внимательно она изучила остальные фото и обнаружила еще трех пациентов, случайно попавших в кадр: будущих государственного секретаря, министра финансов и спикера Конгресса.
Восемнадцатого декабря, где-то после обеда, Мэри Кэтрин отправилась на лыжную прогулку. За ночь толщина сугробов увеличилась еще на три дюйма. По стандартам глобально потеплевшего Иллинойса это было зимнее чудо. Она закинула лыжи и палки в багажник семейного пикапа, проверила набор мазей и отправилась в путь. Через несколько минут она оказалась на старой ферме Коззано. Она вышла из машины, заблокировала передний мост, переключилась на полный привод, свернула на грязный проселок между полями и проехала по нему где-то с милю. После этого она встала на лыжи.
Еще примерно через милю или около того она спустилась в неглубокую речную долину с редкими березами. Пройдя полмили по реке, она оказалась у ветхой, полуразвалившейся хижины – скорее птичника, нежели человеческого жилища. У птичника был припаркован большой пикап «Шевроле»; приближаясь с подветра, она почувствовала запах сигарного дыма и услышала разговор на полутонах.
Мел Мейер, выглядящий нелепо в зимнем фермерском облачении, вышел из хижины, подошел к Мэри Кэтрин и обвел ее детектором жучков. На этот раз прибор отозвался на одну из пуговиц ее рубашки. Мэри Кэтрин отбежала на лыжах на пару сотен футов в сторону и сунула эту пуговицу под бревно. Вернувшись, она крепко обняла Мела.
В хижине она обнаружила массивного черного мужчину с покатыми плечами где-то за пятьдесят и огромного белого мужчину с кустистыми бровями, седовласого и седобородого. Мэри Кэтрин знала обоих. Это были Руфус Белл, отставной морпех, и Крейг (Утес) Аддисон, «Чикаго Бирс», также в отставке.
– Как он? – спросил Белл.
– Отлично, – ответила Мэри Кэтрин, – это же приключение. Прямо как он любит.
Мел, Руфус и Крейг (Утес) слегка смутились.
– Ладно, – сказал Мел, – теперь слушай внимательно, потому что я тут уже задницу отморозил, и потому что это важно. Вот эти двое, Руфус и Утес, обеспечат нужных нам людей. С небольшой помощью друзей Элеанор и наших сторонников в округе Колумбия их можно будет даже легализовать. А я обеспечу бумажную подстилку. Мэри Кэтрин?
– Черная коробочка готова. И у меня есть для тебя информация. Будущие министры обороны, финансов, торговли, государственный секретарь и спикер конгресса побывали в Институте Радхакришнана.
Мел покачал головой.
– Печально, – сказал он. – Просто эпидемия инсультов. Кто-нибудь еще?
– Больше ни о ком не знаю.
– Что ж, это полезные сведения, – сказал Мел. – Значит, так, Мэри Кэтрин, нам от тебя нужно только одно.
– Мой отец, – сказала Мэри Кэтрин.
– Верно. Сможешь доставить мне Вилли?
– У меня есть, план, Мел, – сказала она. – У меня есть скам.
Тем же вечером, после ужина, Коззано предложил Мэри Кэтрин сыграть еще разок в скрэббл. Она выпила два или три бокала кьянти, настроение у нее было отличное и говорила она совершенно искренне.
– Папа, это же самая скучная игра на свете.
– Это если ты играешь по правилам, – проворчал он, – и не жульничаешь.
Они перебрались в кабинет и сели за стол перед собранием сочинений Марка Твена.
Мэри Кэтрин всегда начинала игру одинаково: он запускала руку в груду букв и выкладывала «ТЫ ЗДЕСЬ ЛИ». С доской они соригинальничали – установили ее на поворотном круге, и закончив, она провернула его на сто восемьдесят.
Коззано нахмурился.
– Перестань баловаться, – сказал он. – Ты знаешь правила.
Обе его руки пришли в движение. Это было причудливое зрелище: левая развалила набранную фразу и принялась переставлять буквы, добирая недостающие из банка. Правая выбрала семь фишек и аккуратно разложила на подставке. Одновременно он продолжал разговаривать. Ему совершенно очевидно было смертельно скучно и при этом он совершенно не ведал, чем занята его собственная левая рука.
– Ты должна взять семь букв. И за один ход ты можешь выложить только одно слово. Почему я должен объяснять это каждый раз? Ты надо мной издеваешься, девочка?
Мэри Кэтрин, спасибо профессии, не пугали странные неврологические тики, а со странностями отца она свыклась за несколько месяцев терапии. Она уже перестала напоминать себе, насколько странно все это выглядит со стороны.
Левая рука Коззано крутанула доску, чтобы Мэри Кэтрин смогла прочитать фразу «МЕЛА ВИДЕЛА».
Она посмотрела ему в глаза. Он озадаченно хмурился,глядя на доску.
– Как тут оказались эти буквы? – спросил он.
Мэри Кэтрин перемешала фишки, прежде чем он смог прочесть их их. Затем она составила из них «ДА».
Лицо его приобрело то же выражение, как в тот раз, когда она вернулась из школы с четверками в табеле.
– И это все? Слово из трех букв?
– Прости, – сказала она. – Уж какие буквы достались.
– Спасибо тебе за это нажористое «Д», – сказал он. – Четыре очка за просто так. Тебе следует хоть немного думать о стратегии. Обе его руки сновали над доской, пока он говорил. Правая выстроила от «Д» слово «ДЕЙТЕРИЙ». Левая собрала в левом нижнем углу доски фразу «КАК ОН».
Мэри Кэтрин прокрутила доску. И снова Коззано заметил результат деятельности собственной левой руки.
– Как эти буквы тут оказались? – повторил он. – Бога ради, орешек, надо было еще до начала игры убедиться, что на доске ничего нет. Убери их, будь добра.
Не требовалось много времени, чтобы прочесть пять букв, и она смела их с доски. Затем она перечеркнула «ДЕЙТЕРИЙ» словом «ПЛАНИРУЕТ». Для этого ей пришлось позаимствовать несколько букв из банка. Коззано нахмурился и пробормотал что-то насчет жульничества.
Беседа продолжался в том же духе еще несколько ходов, доска крутилась.
Коззано: «ЧТО».
Мэри Кэтрин: «ДЕНЬИНАУГ».
– А ну-ка найди мне это слово хоть в каком словаре, – сказал Коззано.
Дюлафайет Уэбстер, хейсмановский призер из «Элтон Стейт Команчиз», сделал три тачдауна в первой половине матча на кубок «Фуджитсу Гуакамоле»{87} в рождественский вечер. Как только первый тайм завершился, в эфире зазвучала радостная музыка «Особого Семейного Рождества Коззано».
Камера с зависшего вертолета нацелилась на мерцающие рождественские огни Тасколы, которая начала называться «родным городом Америки». Рождественское убранство ее улиц координировалось дизайнерами Огла и оплачивалось из его денег. Камера прошлась по церковным шпилям, малым предприятиям и городскому парку, увешанному венками из электрической омелы, и остановилась на уже знакомой всем резиденции Коззано. Другая камера заглянула в окно, чтобы показать пылающий камин и группу весело улыбающихся людей, собравшихся вокруг чаши с эгногом{88}.
– Добрый вечер, леди и джентльмены. Мы находимся в Тасколе, Иллинойс, родном городе Америки, чтобы передать вам поздравления от избранного президента Уильяма Энтони Коззано. Губернатор Коззано?
Переключение на Коззано, Джеймса и Мэри Кэтрин, сидящих на софе. Наезд на лицо Коззано.
Избранный президент выразил сердечную благодарность американскому народу, свое радость от карьерных успех дочери и замечательной книги сына и, наконец, назвал имена членов кабинета.
После этого он встал и представил их лично. Будущая администрация в полном составе собралась вокруг огромного обеденного стола – неформально одетые, все попивали сидр. Они отвлеклись от беседы на несколько мгновений, чтобы Коззано мог представить из всех по очереди народу Америки. Все до одного прекрасно выглядели, не принадлежали к той или иной партии, представляли разные расы и излучали уверенность.