То же самое верно для современных испытаний. Эйба Линкольна сегодня никогда бы не выбрали, потому что генетическая случайность подарила ему лицо, неподходящее для телекамер. Но я, как рациональный человек, могу разработать все эти маленькие хитрости и научить им своих друзей, устраняя случайные, иррациональные элементы из современного варианта испытаний. Я обладаю знаниями, которые позволяют мне провести кандидата в президенты сквозь яму с углями Эпохи Внимания.
– И что это за хитрости?
Огл пожал плечами.
– Некоторые очень просты. Не надевайте костюмы в елочку, отправляясь на ТВ – они создают муар. Некоторые же... – и я использую этот термин не в оскорбительном смысле – поистине дьявольские. Именно тут в игру вступаете вы.
– Я понял так, что вы собираетесь использовать МИУЭМОПР, чтобы мониторить реакцию людей на политические дебаты и тому подобное.
– Никогда больше не говорите «МИУЭМОПР». Идиотское название, – сказал Огл. – Типичный неуклюжий хайтек-термин. Хуже для продажи не придумаешь. В ближайшее время ваше устройство будет поглощено более обширной технологической структурой. Оно станет очень важным элементом большой и чрезвычайно сложной системы. Система эта называется «СОР». Что означает «сбор, обработка и реагирование».
– Вы спрашивали, могу ли я сделать свое устройство портативным, – сказал Аарон.
– Было дело.
– Вы хотите, чтобы испытуемые носили эти устройства на себе. Вы хотите получать данные о их реакции на кампанию в реальном времени. Это и есть сбор и обработка. И «обработка» указывает на то, что вы собираетесь скармливать полученные данные компьютеру, чтобы анализировать и оценивать их по мере поступления.
– Вы проницательны, – сказал Огл.
– А что насчет реагирования?
– А что насчет него?
– Я понимаю, как реализовать сбор и обработку в реальном времени. Но как вы собираетесь добиться мгновенного реагирования?
– Как я уже сказал, – заявил Огл, – ваше устройство будет только небольшой частью огромной системы.
– Это я понял. Но я спрашиваю...
– Точно так же вы, Аарон, будете только небольшой частью огромной организации. Вы больше не глава независимой компании. Это небольшая цена за финансовую безопасность, не так ли?
– Да, но я просто хочу понять...
– Одна из ваших обязанностей – как члена этой большой команды – заключается в том, чтобы думать головой и не соваться за пределы собственной сферы ответственности. Понять все невозможно.
– О.
– Только я, Кир Резерфорд Огл, способен понять все.
– Я спрашивал из чистого любопытства.
– Какая нынче эпоха на дворе, Аарон?
– Эпоха Внимания.
– Угадайте, что случится с вами и вашей компанией после того, как вы станете частью проекта «СОР»?
– Мы станем объектами повышенного внимания.
– Угадайте, что случится, если вы продолжите из чистого любопытства задавать неуместные вопросы?
– Меня живьем поджарят на углях.
– Вместе со мной и всеми прочими участниками СОР, включая моих клиентов.
– Ни слова больше, я буду осмотрителен.
– Хорошо.
– Я просто пытаюсь понять, какие обязанности ожидают меня в рамках СОР.
– Они будут заключаться в сотрудничестве с разработчиками чипов и миниатюризации своего устройства. Я уже договорился с очень умными ребятам из «Пасифик Нетвеа», что в округе Марин. Мы отправимся туда завтра, чтобы встретиться с ними, как средневековые монахи, собиравшиеся в заброшенном саду, дабы возжечь пламя, кавычки открываются, рациональности, кавычки закрываются.
9
Поздним утром в Тасколе было тихо, если не считать свистков грузовых поездов в сотню вагонов, грохочущих по трассе «Иллинойс-Сентрал», которая пролегала с севера на юг, или по линии «Би энд Оу» – с востока на запада, да редких грузовиков, притормаживающих на шоссе. Холодный зимний свет сочился сквозь ячеистые окна, обрамляющие входную дверь, отбрасывая маленькие радуги на престарелый ковер на полу гостиной. Коззано традиционно предпочитали уют утонченному вкусу, и потому ковер был мохнатый. Уильям Э. Коззано знал, что под ковром скрывается добрый дубовый пол, и последние двадцать лет собирался убрать ковер, чтобы отполировать и залакировать доски. Этот план, как и многие другие, мог подождать до его отставки.
Но теперь он вообще не был способен ни на что подобное. Невозможно было и вообразить, что он управится с большой шлифовальной машиной. Он мог разве что нанять кого-нибудь, чтобы тот выполнил за него эту работу, а домашние дела он всегда выполнял сам, даже если это значило, что их придется отложить до выходных.
Улица была вымощена красным кирпичом. Тротуар – тоже. Кое-где кирпичи вспучились под воздействием корней больших дубов, растущих на переднем дворе. Кое-где в других местах они постепенно уходили в почву. Дети из дневной группы садика ковыляли по тротуару, направляясь в Начальную школу «Эверетт Дирксен» в двух кварталах отсюда, располагавшуюся в здании бывшей больницы. Они не обращали никакого внимания на дом. Дети постарше, которые могли прочитать слово «Коззано» на маленькой табличке, свисающей с фонарного столба во дворе, обычно показывали пальцами и таращились, но не малыши. Коззано узнал двоюродного внучатого племянника и попытался помахать ему, но рука не послушалась.
– Проклятье, – сказал он.
Когда он пошевелил языком, волна слюны выплеснулась через нижнюю губу и потекла по левой щеке. Он чувствовал, как тонкая струйка сбегает к подбородку.
Патриция вернулась в комнату, разумеется, как раз вовремя, чтобы все это хорошенько разглядеть. Она была местной и в прошлом нянчилась с маленькими Джеймсом и Мэри Кэтрин; несколько лет она проработала медсестрой в Пеории, а сейчас вернулась в Тасколу и снова стала сиделкой. На сей раз – при Уильяме. До удара она относилась к Уильяму Коззано с благоговением и почтительным уважением.
– Ой, маленький несчастный случай? – сказала она. – Давайте-ка поскорее вытрем, – она достала салфетку из кармана и промокнула подбородок Коззано, покрытый короткой щетиной. – Ну вот, а теперь кофе – без кофеина, конечно – и таблетки. Много-много маленьких таблеточек.
– Это что за каперсы? – спросил Коззано.
– Простите, Уильям, что вы сказали?
Он показал на маленькую пластиковую чашку, которую Патриция поставила рядом с ним, наполненную разноцветными дисками и параллелепипедами.
Патриция тяжело вздохнула, давая понять, что лучше бы он не задавал таких вопросов.
– От давления, против свертывания крови, для стимуляции сердца и дыхания, и конечно же, витамины.
Коззано закрыл глаза и покачал головой. Всю жизнь он не принимал ничего, кроме витамина C и аспирина.
– Я добавила обезжиренного молока в кофе, – сказала Патриция.
– Я хочу багровый, – сказал Коззано.
Патриция просияла.
– Вы имели в виду «черный»?
– Да, черт возьми!
– Он довольно горячий, Уильям, и я решила немного его охладить, чтобы вы не обожглись, когда будете запивать лекарство.
– Не зовите меня так. Я тренер, – сказал Коззано. Он закрыл глаза и в раздражении потряс головой.
– Конечно, вы тренер, Уильям, – сказала она масляным голосом и сунула стаканчик с таблетками ему в правую руку. – А теперь глотайте!
Коззано не хотелось глотать таблетки – и вообще доставлять Патриции хоть какое-то удовольствие., но на каком-то уровне он понимал, что это чистое ребячество. Он забросил лекарство в рот. Патриция забрала стаканчик и заменила его чашкой кофе, бежевого и тепловатого. Коззано привык пить черный свежемолотый кофе, а единственным доступным сортом здесь была зеленоватая разновидность из бакалейной лавки. Он поднял кружку ко рту и сделал два мощных глотка, чувствуя, как таблетки толпой устремляются вниз по горлу и застревают где-то на полпути в пищеводе. Он предпочел оставить их там, чем сделать еще хоть глоток этой бурды.
– Очень хорошо! – сказала Патриция. – Вижу, у вас талант!
Коззано привык к роли сверхчеловека, а теперь должен выслушивать похвалы умению глотать таблетки.
– Хотите немного посмотреть телевизор? – спросила Патриция.
– Да, – сказал он. Что угодно, лишь бы она убралась отсюда.
– Какой канал?
Почему бы ей просто не дать ему пульт? Коззано тяжело вздохнул. Он хотел смотреть десятый канал, CNBC. Прямо сейчас Коззано было доступно очень немного занятий, и одно из них состояло в управлении семейными инвестициями. А в состоянии экономического хаоса, воцарившегося после заявления президента, они особенно нуждались в управлении.
– Пять миллионов, – сказал он. – Да нет же, черт возьми!
– Ну, иногда кажется, что на кабельном телевидении и вправду пять миллионов каналов, но на самом деле это не так, – сказала Патриция тонким голосом, показывая, что она шутит. – Вы имели в виду пятый канал?
– Нет! – сказал он. – Два по столько.
– Второй?
– Нет! Три в квадрате плюс один. Шесть плюс четыре. Корень квадратный из ста, – сказал он. Почему она не дает ему пульт?
– О, а тут новости. Годится? – спросила Патриция. Она попала на одну из новостных станций. Это был короткий минутный выпуск новостей в конце часа, между двумя мыльными операми.
– Да, – сказал он.
– Вот пульт, на случай, если вы передумаете, – сказала она, положив его на стол рядом с Коззано.
Коззано сидел и смотрел новостной выпуск. Сплошная чепуха: кандидаты в президенты скакали по Айове с одного постановочного мероприятия на другое. До кокусов{18} оставалось полторы недели.
Коззано выиграл бы кокусы, не пошевелив пальцем. Жители Айовы любили его, они знали, что он парень из маленького городка. Любой, кто жил в восточной части этого штата, каждый день видел его по телевизору. Все, что от него требовалось, это поднять телефонную трубку и номинироваться. Глядя на кандидатов по телевизору, он испытывал сильное побуждение именно так и поступить и положить конец всей этой клоунаде.