Интерфейс — страница 27 из 115

– Я по-прежнему жду биочипы, – говорил он в телефонную трубку. – Все жду, и жду, и жду.

На другом конце ненадолго воцарилось молчание – или то, что сходило здесь за молчание. Индийские телефоны в некотором смысле живут собственной жизнью От них не дождаться стерильной тишины американских оптоволоконных линий. Подняв индийскую трубку, человек подключался к электромагнитной ткани вселенной; телефонная сеть оказывалась огромной антенной, уловляющей эманации других телефонных сетей, теле- и радиостанций, силовых линий, систем зажигания в автомобилях, квазаров в дальнем космосе – и смешивающей их в густое звуковое карри. Именно его доктор Радхакришнан и вкушал, дожидаясь, пока Зельдо выдумает новое оправдание собственной нерасторопности.

– Остался всего один баг, от которого совершенно необходимо избавиться, – сказал Зельдо. – Двадцать лучших профессионалов своего дела прочесывают код строка за строкой.

– Двадцать? Вас тут всего четыре человека!

– Большую часть работы выполняют в Калифорнии. По спутниковой связи, – сказал Зельдо.

– Ладно, – сказал доктор Радхакришнан. – Пока ваша команда потягивает эспрессо в округе Марин, моя команда торчит в коридоре ИИМН с двумя пациентами с поврежденным мозгом на каталках и ждет.

Длительное молчание, звуковое карри сочится из телефонной трубки.

– Не знаю, что вам и сказать, – сказал Зельдо. – Они не совсем готовы.

– Вы когда-нибудь слышали притчу о жене программиста? – сказал доктор Радхакришнан. – Она по-прежнему девственница. Ее муж каждую ночь садится на край постели и рассказывает, как волшебно это у них будет.

Зельдо не рассмеялся. У доктора Радхакришнана опять зачесались ладони.

Он высунул голову из кабинета и бросил взгляд вдоль коридора. Мистер Копробол неподвижно лежал на каталке со свежеобритой головой, и синии линии расчерчивали его скальп, как румбы – древний компас.

– Вы что, не можете перепрограммировать эту штуку удаленно, после имплантации?

– Мы можем модифицировать программу. Именно так мы и программируем его сейчас. Чип лежит в культуральном баке, а мы общаемся с ним по радио.

– Он готов.

– Нет.

– Грузите культуральный бак в грузовик и везите его сюда сейчас же. Это приказ.

Чип состоял из кремниевой части – за нее отвечал Зельдо – заключенной в тефлоновый корпус и сцепляющейся краями с клетками мозга, выращенными в баке в Сиэтле. Чтобы поддерживать эти клетки в живом состоянии, их требовалось постоянно снабжать кислородом и питательными веществами. Биочип лежал в сосуде, наполненном pH-сбалансированным и терморегулиуремым химическим раствором, насыщенным кислородом – раствор этот Зельдо и другие американцы называли «куриным бульоном». Бульон предоставлял мозговым клеткам все, в чем они нуждались, за исключением интеллектуальных стимулов. Чип был всего пару сантиметров длиной и сосуд, соответственно, обладал небольшим объемом – всего несколько литров. Но он был подключен ко множеству аппаратов регуляции, так что целиком все устройство было примерно с торговый автомат размером. С место на место оно каталось на здоровенных резиновых колесах и было снабжено аккумуляторными батареями, которых хватало на полчаса в автономном режиме. Портативности требовала распределенная природа предприятия. Чипы зачинали в Сиэтле, затем помещали в бак, который вкатывали на борт специально арендованного реактивного самолета ГОСПОД и подключали к бортовой системе питания. Из международного аэропорта имени Индиры Ганди бак отправлялся в Казармы для тестирования и проверки. Сейчас его везли в ИИМН для настоящей хирургической имплантации. Каждый раз, перемещаясь с места на место, бак запитывался только от аккумуляторов.

Зельдо и его приспешники называли бак «Кабинетом доктора Калигари». Они вкатили его в кузов фургона. Грузовик не торопясь прополз ко кольцевой дороге Дели, въехал на парковку ИИМН и сдал задом к грузовым воротам.

Распахнулась задняя дверь, за которой обнаружились Зельдо и его хакеры, а так же собственно «Кабинета доктора Калигари» – сплошные мигающие огоньки и булькающие трубки.

Возникла пауза примерно в полчаса, в течение которой пациентов подготовили к операции, операционную вымыли и продезинфицировали, а Зельдо с командой лифтами и коридорами доставили кабинет доктора Калигари через всю больницу – серией бросков от розетки к розетке. Затем доктору Радхакришнану предстояло провести пару операций.

Было странно и немного нелепо оперировать мистера Беспечного ходока и мистера Копробола одновременно. Каждая операция сама по себе была важным событием. Но нынешнее функционирование Института Радхакришнана вообще было странным и немного нелепым. Составляя с утра планы на сегодняшний день, он и его сотрудники испытывали жутковатое чувство, что они замахиваются совершить нечто из далекого будущего и что очень многие вещи могут пойти наперекосяк.

В принципе, ничего сложно в самих операциях не было. По линиям, нанесенным на выбритые черепа пациентов, были сделаны разрезы. Лоскуты кожи отделили от черепа, кровотечение остановили. Когда обнажилась черепная кость, доктор Радхакришнан врезался в нее костяной пилой.

Он вырезал многоугольное отверстие в черепе, своего рода люк, и отложил дверцу в сторону. Мозг показался не сразу; отверстие закрывало нечто вроде тонкой мембраны – последний слой защиты. Когда ее разрезали и отвели в сторону, взглядам открылось мозговое вещество.


– Это был провал. Я совершенно опозорен. Никогда больше не возьмусь ни за что подобное. Уровень некомпетентности вызывает у меня физическую боль, я готов застрелиться, – говорил доктор Радхакришнан.

– Выпейте, – сказал мистер Сальвадор. Этому совету было нетрудно последовать, потому что они сидели в баре «Империал Отеля».

– В напряженной ситуации я закусываю губу. Сегодня я проглотил, наверное, половину собственного запаса крови.

– Смотрите на это, как на первый день новой жизни, – сказал мистер Сальвадор. – Первый блин всегда комом.

– Нет, слово «провал» тут не подходит, – сказал доктор Радхакришнан. – Это был апокалипсис.

Мистер Сальвадор пожал плечами.

– Для того и нужны ошибки – мы учимся на них.

– Занимаясь многолетними исследованиями, делаешься нетерпеливым. Любое продвижение столь постепенно. Через некоторое время ты говоришь: как бы мне хотелось, чтобы можно было забыть о мелочах, вставить уже эти штуки в человеческие мозги и посмотреть, что будет. Но сегодняшние события напомнили мне, почему мы тратим на подготовку к ним многие годы.

– Оба пациента живы. Хорошо то, что хорошо кончается.

Подошел официант и поставил перед доктором Радхакришнаном следующую порцию выпивки. Мистер Сальвадор бросил на стол несколько рупий.

– Берите стакан и идемте со мной, – сказал он. – Я хочу кое-что вам показать.

– Что?

– Давайте пройдемся.

Место, где раньше стоял театр «Ашок», окружала баррикада высотой двадцать футов. Некоторые участки состояли из столбов с сеткой-рабицей и натянутым с внутренней стороны брезентом. Местами это был простой дощатый забор. Ограда сама по себе являлась целым состоянием – пошедшие на нее материалы могли превратиться в жилища для многих тысяч человек. Ситуация не прояснилась, когда мистер Сальвадор и доктор Радхакришнан миновали охраняемые ворота. Большую часть стройплощадки занимали леса. Это была трехмерная стальная сетка, укрепленная кое-где деревянными брусьями. На данном этапе возводили металлические конструкции – сквозь леса там и сям виднелись пучки прутьев.

Деятельность кипела совершенно лихорадочная. На каждый квадратный ярд стройплощадки приходилось, казалось, нескольких рабочих, которые со всей возможной скоростью что-то делали. Вокруг высились несколько кранов, перемещавшие с место на место разные грузы.

– Здание будет целиком из железобетона. Поэтому до заливки все и выглядит так страшно, – сказал мистер Сальвадор.

Доктор Радхакришнан заблудился бы за секунду, но мистер Сальвадор знал путь сквозь металлическую мешанину. Он бесстрашно провел его в самое ее сердце, расталкивая рабочих. Доктор заметил, что теперь они идут по дощатому настилу. Глядя вниз сквозь щели, он видел пространство глубиной в этаж или два. Стройка освещалась тысячами ламп, висящих на длинных желтых шнурах. Внизу трудились сотни рабочих, сваривая из прутов арматуру. Многие участки были уже залиты бетоном.

По мере приближения к центру, доктор Радхакришнан видел все больше и больше бетона сквозь просветы в лесах. Это был некий приземистый бетонный обелиск, квадратный в сечении и поднимавшийся на высоту трех этажей над их головами. Он был такого размера, что на каждом его уровне поместилось бы по волейбольному полю. В стенах на каждом этаже виднелись прямоугольные отверстия, которые, предположительно, соединят впоследствии эту часть здания с окружающими помещениями и коридорами. Тысячи арматурных прутьев торчали из стен на уровне будущих полов и вдоль будущих стен, придавая башне колючий, щетинистый вид. Голые бетонные стены, до того свежие и чистые, что были почти белыми, местами уже исчезли за проводкой, трубами и воздуховодами, которые росли и вились вокруг сооружения, как лианы, карабкающиеся на дерево. Запрокинув голову, чтобы увидеть вершину, доктор Радхакришнан разглядел ребристые корпуса громоздких устройств, установленных на крыше – вероятно, кондиционеров и электрогенераторов.

Обелиск соединялся с окружающими лесами парой висячих переходов, которые придавали ему вид донжона посередине средневекового замка. Пройдя по одному из этих мостов и оказавшись внутри, они как будто пересекли некую культурную границу. Здесь работали только корейцы, японцы и американцы, общавшиеся между собой по-английски в разной степени бегло. Некоторые носили красивые чистые комбинезоны, а кое-кто был даже при галстуке. Две или три громоздкие системы «Каликс» были уже запущены – красивые, с огромными цветными экранами, и инженеры изучали на них разные подсистемы.

– Это, конечно, важнейшая составляющая предприятия, – сказал мистер Сальвадор. – И единственная его часть, которая действительно нужна вам для продолжения исследований. Она будет готова через неделю. Если вы, конечно, не возражаете ходить через стройку, чтобы сюда попасть.