Все это было проделано наперекор утверждению Эрвина Дадли Стренга, которое он повторил несколько раз и которое гласило, что система является собственностью компании и пользователям не разрешается как-то в нее вмешиваться.
– Все подключено, – сказал он в какой-то произвольно выбранный момент, решив, что закончил. – А теперь покажите, где ваш телевизор, я его включу.
Ричмонды еще не перевезли свои вещи. В доме, а если на то пошло, то и во всем квартале, не было даже табуретки. Эрвин Дадли Стренг успел пройтись по всем комнатам и не мог этого не заметить. Теперь он спрашивал, где телевизор, глядя на нее пустыми глазами с нарочито невинным выражением хулигана-шестиклассника, только что поразившего учителя бумажным шариком.
Она была совершенно сбита с толку. Было ясно, что его слова никак не связаны с тем, что он думает. Он играл в какую-то игру. И она не имела ни малейшего представления, в какую.
– Его здесь нет. Мы еще не переехали, – сказала она наконец. Мама научила ее, что в непонятной ситуации надо быть вежливой.
– Ну что ж, тогда я не смогу показать вам, как его подключить.
– Он совместим с кабельными системами, – сказала она. – Нам понадобится только вставить в него кабель и включить.
– И подключить кабель питания к розетке на стене, – поправил он ее с легчайшим намеком на ухмылку.
– Да, подключить его к ней. Верно замечено, – сказала она.
– Далее, со всеми ли системами он совместим? Потому что системы там могут отличаться от систем тут.
Она ожидала чего-то в таком духе. Сказать Эрвину Дадли Стренгу, что их телевизор совместим с кабельными системами было все равно, что выставить на смех его сверло. Он не мог оставить это без возмездия. Он обязан был продемонстрировать свое техническое превосходство.
– От систем где? – спросила она.
Его глаза заметались из стороны в сторону. Вопрос оказался непростой, вроде крученого мяча.
– Откуда вы там приехали, – сказал он, по-черному растягивая слова.
– Если вы не знаете, откуда мы приехали, как вы можете знать, что там другая система?
– Ну, вы же с Востока приехали, так? Из этих ваших больших городов.
– Нет. Пару лет мы провели в Армейском Медицинском Центре Фицсимонс. До этого мы жили в Германии.
– Ооо, Германия, – сказал он.
Затем – до того неожиданно, что Элеанор испугалась – он выпрямился, щелкнул каблуками рабочих ботинок и вскинул правую руку в нацистском приветствии.
– Зиг хайль! – заорал он. Он уронил руку и по лицу его при виде реакции Элеанор расползлась ухмылка. – Полно там таких, да? Ну, национал-социалистов?
– Вы имеете в виду нацистов?
– Ну, это типа сленговый термин, но да, я про них.
– Ни разу не видела ни одного, – сказала Элеанор. – Если вы закончили, можете идти.
Стренг задрал брови.
– Ну, строго говоря, я не могу считать установку законченной, пока я не подключил телевизор и не убедился, что он функционирует к удовлетворению владельца.
– Мой муж – инженер. Он сам его подключит. Если мы будем неудовлетворены, мы позвоним в кабельную компанию.
– Но прежде чем я уйду, мне надо получить вашу подпись под этим документом, – сказал Стренг, протягивая алюминиевую пластинку с зажимом, – в котором говорится, что установка завершена, а вы удовлетворены качеством обслуживания.
– Сейчас я уже подпишу что угодно.
– Вы уверены? – сказал Стренг, отдергивая пластинку.
– Совершенно.
– Если бы у вас был телевизор, мы могли бы проверить его прямо сейчас.
– В восьмисотый раз: у меня нет телевизора.
– Готов поспорить, вы можете его достать.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
Стренг посмотрел в окно на соседние дома.
– В каком-нибудь из этих домов должен быть телевизор. Спорю, вы можете придумать способ наложить на него руки, если очень захотите.
Она молча смотрела на него, сузив глаза и изумленно качая головой.
Он продолжил:
– Конечно, теперь, когда вы поселились в таком хорошем районе, вы больше ничего такого делать не станете. Но готов поспорить, что навыки у вас остались. Просто слегка заржавели.
– Я позвоню в вашу компанию и они наладят вас пинком под задницу, – сказала она.
– Не смогут, – сказал он. – Я не их сотрудник. Я независимый подрядчик. Просто бизнесмен, пытающийся заработать на жизнь.
– Тогда я позабочусь о том, чтобы больше они вас не нанимали.
– Ваше слово против моего, – сказал он, – и даже если они вам поверят, в Многоцветном Колорадо полно других компаний, так что я без дела не останусь.
Она понимала, что спорить с ним – полное безумие. Ей следовало просто вышвырнуть его вон. Но родители научили ее решать проблемы с помощью слов. Они стерли в кровь руки, зарабатывая на дорогую католическую школу, чтобы монашки вырастили из нее рационального, разумного гражданина. Она не должна поддаваться импульсу.
– И почему же они мне не поверят? – сказала она. – Зачем мне трудиться звонить, если жаловаться не на что? Это не то дело, которым станешь заниматься ради хохмы.
– Нет ярости страшнее ярости отвергнутой женщины, – сказал он.
– Что?!
– Я заметил, как вы на меня смотрите, – сказал он. – Если хотите попробовать, чего просто не попросить?
– Иисусе, – сказала она. – Убирайтесь из моего дома. Немедленно. Просто проваливайте.
– Наверху, в спальне, довольно милый ковер. Ничем не хуже постели.
Тут она потрясла сама себя, пнув его по яйцам. Сильно. Прямое попадание. Его рот сложился буквой О, глаза стали очень большими, он сунул руки между бедер, стек на пол и скорчился на боку, втягивая воздух короткими, быстрыми глотками сквозь трясущиеся губы.
Она вышла, села в машину, заблокировала двери и завела мотор.
Через несколько минут в дверях показался Стренг, переставляя ноги маленькими детскими шажками; он живенько добрался до своего фургона и просидев несколько минут за рулем без движения, выехал задом со двора и укатил прочь.
Позже они обнаружили, что он подделал подпись Элеанор на своем ордере. Но ей до этого не было дела..
В следующий раз Элеанор увидела Эрвина Дадли Стренга на экране телевизора. Его звали Эрл Стронг, он был пугающе, неестественно гладок, как будто его старательно ошкурили, отшлифовали и залакировали. Белая кожа щек светилась под телевизионными прожекторами и почти бликовала, как размытые изображения пожилых кинозвезд. Как будто камере не удавалось найти ни одной черты, на которой можно сфокусироваться.
Она увидела его лицо на местном бесплатном кабельном канале как-то ночью, после того, как Хармон и дети отправились спать. Можно даже не упоминать, что кабельная система, установленная Стренгом, никогда нормально не работала. По экрану постоянно шел снег, звук дребезжал, а в ветреные дни изображение начинало прыгать. Но плохой прием все равно был предпочтительнее звонка в компанию, которая могла прислала устранять неполадки именно его.
В этом было что-то пугающее и одновременно ироничное – переключать каналы, ругаясь на плохое изображение и проклиная человека, который прокладывал кабель, и вдруг увидеть его сквозь снег на экране, сидящего в деловом костюме и с важным видом перед камерой.
Она посмотрела на него несколько мгновений и переключилась на следующий канал. Она не желала его видеть. Значит, он носит деловой костюм. Губит репутацию какой-то другой профессии. Ей-то что до этого.
Но через несколько дней она снова его увидела, и на сей раз понизу экрана шли буквы ЭРЛ СТРОНГ, и ей наконец пришлось отложить пульт и присмотреться.
Это было какое-то ток-шоу, снятое мелкой студией. Просто металлический стол перед большим куском синей бумаги и софа Гудвилл рядом, для гостей.
Но Эрл Стронг / Эрвин Дадли Странг сидел не на софе. Он сидел за столом, на дешевом складном металлическом стуле, который скрипел, когда он менял позу. Он был ведущим.
Элеанор пришлось встать и найти маленький путеводитель по каналам, кусочек картона, который Стренг оставил ей несколько лет назад, чтобы понять, какой именно канал она смотрит. Там говорилось: к. 29 – ОБЩЕСТВЕННОЕ КАБЛЕВИДЕНИЕ.
Эрл Стронг беседовал о политике с разнообразными никому не известными философами, проплывающими сквозь его маленькую сцену в рамках загадочного ритуала. Камера всегда смотрела в одну точку. Было совершенно ясно, что камера в этой студии была одна и что она стояла на штативе и работала в автономном режиме. Это была какая-то комическая бессмыслица, как раз то, на что он был способен.
Тема сегодняшней передачи была такая: «Компромисс Трех-из-Пяти{26} – ошибка или плод вдохновения?». Элеанор смогла выдержать всего тридцать секунд, прежде чем ее охватила странная смесь скуки и ярости.
Передача называлась «Судим строго». Эрл Стронг продолжал судить неделя за неделей, год за годом. Казалось, каждый раз, когда она натыкалась на его передачку, он выглядел немного по-другому: он что-то сделал со своими кривыми зубами. Его подбородок удлинился. Нос выпрямился. Галстуки стали консервативнее и уже. Он продолжал менять стиль прически, пока не нашел нужный – короткую, но тщательно вылепленную. Купил стул, который не скрипел. Переехал в студию побольше, завел вторую камеру, потом третью. Получило спонсорскую поддержку от Ти Бакару Стила, видного местного поставщика дешевых подержанных машин и совершил прыжок с общественного канала на одну из коммерческих станций.
И на каждой стадии этого процесса Элеанор смеялась и качала головой, вспоминая его, скорчившегося на полу и часто, коротко вдыхающего, и гадая, как скоро люди поймут, что он всего лишь мелкий мошенник. Каждый его успех на мгновение поражал Элеанор, даже немного пугал. Затем она успокаивала себя тем соображением, что чем выше он заберется, тем глубже ему будет падать.
Уж конечно, кто-нибудь возьмет да на себя труд разоблачить этого типа.
Но никто не торопился это сделать.
А затем, совершенно внезапно, Эрл Стронг выдвинулся в Сенат Соединенных Штатов и возглавил все поллы. Все были от него без ума.