Большинство политиков являлись бездушными автоматами, заводными куклами; но эти двое, Коззано и Маклейн, были вполне способны удерживать свои позиции в интеллектуальной битве. Конфронтация обещала быть чертовски напряженной, и роль рефери и укротителя львов подходила доктору Хантеру П. Лоуренсу как нельзя лучше.
Когда доктор Лоуренс предавался этим приятным размышлениям, в наушнике раздался голос режиссера: «Одна минута до эфира». Лоуренс отложил бумаги, отхлебнул воды, откашлялся, не торопясь подошел к каждому из участников дебатов, чтобы тепло и крепко пожать им руки. В подобные моменты он сознательно отказывался от своей обычной манеры, которое некоторые чрезмерно честные коллеги называли «рыбьим поцелуем».
В наушнике раздалась музыкальная тема «Кампании'96», неслышная для аудитории, а на мониторах появилась изысканная компьютерная графика, изображающее развертывание глобуса в карту Соединенных Штатов, которые в свою очередь превращались во флаг, через который, наконец, проявлялся наиболее выгодный вид Декейтерского Гражданского Центра, ярко освещенного заходящим летним солнцем. Здание было окружено автобусами и легковыми машинами. Люди потоками вливались в двери. Большей частью это были студенты, которых свезли на автобусах из местных колледжей и школ.
Поверх этих кадров шла бегущая строка. Логотипы различных корпораций-спонсоров замерцали, когда богоподобный голос, записанный несколькими неделями ранее в Нью-Йорке, произнес:
– Сегодняшние дебаты смогли состояться благодаря «Макинтайр Инжиниринг» – компании, несущей всему миру блага американского технологического превосходства. «Глобальной Оперативной Службе Почтовых Отправлений и Доставки» – мировому лидеру в области физической связи. «Пасифик Нетвеа» – создателю самой совершенной на рынке компьютерной системы «Каликс». «Гейл Аэроспейс», предоставляющей новые решения для изменяющегося мира. И Фонду Кувера, инвестирующему в завтрашнее процветание Америки.
Сегодня мы вещаем из Декейтера, Иллинойс, с форума кандидатов в президенты. К нашему ведущему, доктору Хантеру П. Лоуренсу, присоединятся конгрессмен от Калифорнии Нимрод Т. (Тип) Маклейн и губернатор Иллинойса Уильям Э. Коззано.
Доктор Лоуренс отличался своеобразной застенчивой эксцентричностью, и сегодня он вооружился настоящим судейским молотком. Когда отзвучал записанный текст, он пустил его в ход. Слушатели направились к своим креслам, а жужжащие рои помощников и подхалимов вокруг двоих участников начали рассеиваться. Шум затих, свет в зале погас и только трех мужчин в центре зала заливал яркий, телевизионный галогенный свет. Фоном им служили баннеры от пола до потолка – раскрашенные изображения величайших политиков прошлого века: Тедди Рузвельта, Уильяма Дженнингса Брайана и Уильяма Маккинли.
Доктор Лоуренс любил эти первые секунды, когда он оказывался в фокусе внимания миллионов людей, он гордился тем, что в отличие от многих других, выступал без бумажки и телесуфлера, короче говоря, он обожал собственную бойкость – если у Бари Сандерса из «Львов» были молниеносные рывки, то у профессора – экспромты и меткие остроты. Это был шанс плюнуть в лицо безъязыким массам – так же прекрасно, как впервые трахнуть новую студентку.
– Не буду ходить вокруг да около: эта страна находится в шаге от катастрофы.
Это было хорошо сказано; это заставит их заткнуться. Доктор Лоуренс безо всякой необходимости прочистил горло и сделал глоток воды.
– Может статься, что нас ждут последние свободные президентские выборы. Я делаю это тревожное заявление по следующим причинам.
Наш национальный долг достиг уровня в десять триллионов долларов, и это ясный признак общества, потерявшего равновесие – если не находящегося уже в свободном падении.
За несколько последних десятилетий никто из наших лидеров не выказал способности решать проблемы, с которыми во множестве сталкивается наша стареющая, дряхлеющая демократическая система.
Федеральное руководство работает по рецептам поллстеров и политологов; посредственности захватили исполнительную, законодательную и судебную власти, изгнав по-настоящему талантливых людей.
Признаки жизни заметны только на уровне правительств штатов, но вашингтонские альбатросы удерживают этих чиновников в состоянии перманентного паралича, выдвигая к ним непомерные требования.
Ценности, на которых когда-то стояла эта страна – тяжкий труд и честность, или, по выражению Эмерсона, «вера в собственные силы», выброшены, вместе с нашими финансами, к черту.
Доктор Лоуренс сделал паузу, чтобы дать словам впитаться.
– Есть ли в зале такие, кто видит в будущем хоть что-то хорошее? Мне неприятно быть столь резким, но любовь к своей стране и посвященная исследованиям жизнь заставили меня открыть эти дебаты вот такими размышлениями.
Столетие назад кандидат в президенты, окидывая взглядом события предшествующего десятилетия, видел лихорадочную активность в таких областях, как технологии, искусство и политика. В тот период такие люди, как Дизель, Бенц и Форд не покладая рук трудились, совершенствуя новое устройство под названием «автомобиль». Были установлены первые телефонные станции, в Бостоне строилась первая подземка, а Томас Эдисон открыл заведение, названное им «кинетоскопическим ателье» – первый кинотеатр. Граммофон, ракетный двигатель, радио и рентген были изобретены только-только. И если всех этих инноваций вам недостаточно, упомянем первый профессиональный футбольный матч, состоявшийся в Латробе, Пенсильвания.
В зале возникло шушуканье, разрешившееся хохотом. Коззано и доктор Лоуренс обменялись улыбками. Это был типичный прием доктора Лоуренса: острота, которую можно было расценивать и как подколку, и как комплимент. Коззано выбрал последний вариант.
– Но невзирая на стремительный технологический прогресс, политическая картина столетней давности была далеко не благостной. Наша экономика контролировалась из-за рубежа; безжалостные предприниматели жестоко эксплуатировали народ Соединенных Штатов; политическая система этой страны была сверху донизу поражена самой ужасающей коррупцией; между регионами и расами царила враждебность; иностранцы, прибывавшие к нам, подвергались гонениям за то лишь, что решили выбрать новую жизнь. В конце 1880-х беднейшие рабочие и фермеры Запада и Юга объединились, дав начало движению Популистов{65}. Им не удалось завоевать средний класс и города: их училия ушли в песок. Но из этого начинания выросло движение Прогрессистов{66}, одним из самых заметных представителей которого стал Уильям Дженнингс Брайан, который около ста лет назад произнес речь в этом самом городе. Его послание было простым: правительство для народа. Эффект оно произвело потрясающий. Прогрессивное движение распространилось по этой части страны со скоростью и яростью степного пожара. Прогрессисты соединили таланты лучших представителей Соединенных Штатов с амбициями семидесяти процентов народа – средних классов – чтобы переработать систему и позволить стране выстоять перед вызовами двадцатого столетия.
Сегодня мы нуждаемся в новом популизме и новом прогрессизме, мы должны снова изменить систему, чтобы тяжкий труд и честность оказались наконец в питательной среде, которая позволит нашим ценностям окрепнуть и распространиться, чтобы мы опять ощутили веру в собственные силы.
Сегодня мы взглянем на эти проблемы с различных точек зрения. Но я бы хотел начать с конкретного вопроса: с внешнеторгового дисбаланса.
Наступил январь следующего года, вы только что принесли присягу. Экономика по-прежнему пребывает в состоянии неустойчивости. Кажется, что позиции японцев в автомобилестроении совершенно неуязвимы. Как вы, являясь президентом, возьметесь за решение этой проблемы? Конгрессмен Маклейн?
37
Тип Маклейн уже принял свою фирменную позу: наклонился вперед, к камере, и исподлобья уставился в объектив. Как только на ней загорелся красный огонек, он заявил:
– Прежде всего, я хотел бы поблагодарить вас, доктор Лоуренс, а также город Декейтор за предоставленную возможность поучаствовать в этом форуме.
В нескольких сотнях ярдов от него Ки Огл разразился кукареканьем. Он откинул голову назад и визгливо захохотал. Внутренности Ока Ки сияли различными оттенками синего. Синий возобладал сразу после того, как из уст Типа Маклейна прозвучало выражение «прежде всего».
– Дайте-ка я это запишу, – сказал Огл, записывая. – Никогда не начинать с «прежде всего».
Огл был счастлив, потому что всего лишь три из сотни экранов не подавали признаков жизни. Это означало, 97-процентное участие. В Фоллс-Черч, Вирджиния, трое гуртовщиков висели на телефонах, пытаясь дозвониться до троих нарушителей из списка СОР-100. Через несколько минут очнулись еще два экрана.
Прошло уже почти тридцать секунд, а Тип Маклейн все еще не начал отвечать на вопрос.
– ... люди, утверждающие, что в президентской кампании форма преобладает над содержанием, определенно упускают из виду такие прекрасные, содержательные программы, как та, в которой мы сегодня участвуем.
– Спасибо, Тип, – сказал Огл. – Я стараюсь изо всех сил.
– Так вот, об автомобилестроении. Существует множество так называемых твердых консерваторов, которые не согласятся со мной и будут утверждать, что нам следует позволить японцам нас переехать. Что это и есть свобода торговли. Ну так вот – это не свобода торговли. Экономический Перл Харбор, вот что это такое. И будь я проклят, если буду стоять и спокойно смотреть, как американцы становятся его жертвами. И поэтому, когда я стану президентом...
– ... благодарю вас, конгрессмен Маклейн, ваше время истекло, – сказал Лоуренс любезно, но твердо.
–... мы должны действовать решительно, но без протекционистских мер...
– ... благодарю вас, конгрессмен Маклейн.
– ... и даже этот торговый баланс...
– ... ваше время истекло и мы передаем слово губернатору Коззано.