Мел сел в «Мерседес» и осторожно выехал из города, сопровождаемый Гарольдом с радарной пушкой. Все, что мне нужно, думал он, это угодить в одну из скоростных ловушек Гарольда. Едва покинув зону действия радара, он развернулся в сторону Кэчера и утопил педаль газа.
Пока он ехал, растительность вокруг становилась все более чахлой и редкой, пока не исчезла совсем, а плавные изгибы холмов сменились зловещими уступами. Сама дорога пошла выбоинами, сотрясающими раму «Мерседеса». В отдалении он мог разглядеть мрачные конусы терриконов, очень похожие на уэльские отвалы, которые периодически осыпаются и хоронят под собой маленькие деревушки в печальных долинах. Здесь не было ни ферм, ни ранчо, только кое-где виднелись брошенные хижины, наследие тридцатых. Вдоль дороги тянулась единственная телефонная линия. И никаких признаков электричества. То и дело попадались сбитые животные с местным колоритом: броненосцы, опоссумы, время от времени дохлый кот. Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее Мелу хотелось развернуться и ехать домой.
Уже в виду разбросанных зданий города он именно так и поступил. Он затормозил в миле от Кэчера, заложил вираж и погнал на север со скоростью сто миль в час, а за ним развевался петушиный хвост из желтоватой, насыщенной свинцом пыли. Мел с гордостью считал себя рациональным человеком. Обычно это означало способность держать свои страхи под контролем. Сегодня – готовность им поддаться.
Чем быстрее он ехал, тем страшнее ему становилось, и на перекрестках он не смотрел по сторонам. Он был убежден, что его преследуют, и не сбрасывал скорость, пока не пересек границу Канзаса. Сердце билось в опасном темпе, лоб был липким от пота, который засыхал коркой в ледяном дыхании кондиционера, включенного на полную мощность.
Кэчер состоял из старого двухэтажного здания школы, опасно накренившегося – не то шахту подвели слишком близок, не то пересох подлежащий водяной слой. Никаких признаков жизни – ни собак, ни кошек, ни огней. Заправки стояли заколоченные. Единственным обитаемым зданием была потрепанная лавка, с узловатых дощатых стен которой давно облезла вся краска. Перед ней торчали несколько ручных бензиновых колонок в стиле тридцатых и висел знак почтовой конторы с индексом и эмблемой «МЫ РАБОТАЕМ ДЛЯ ВАС».
Внутри лавки было сухо и жарко, как в сауне. Жара усиливала застарелую вонь мочи, исходившую от Отто Стимпсона, сидящего в старом кресле-качалке с измочаленной спинкой. Его сын, Отис, стоял у входа, сжимая в руках маленький 9-миллиметровый автомат с длинным магазином. Это было грубое и нелепое устройство, почти такое же неуклюжее, как сам Отис, но он отменно им владел. Он частенько бродил среди отвалов, высаживая в них магазин за магазином – свинец долбил свинец. Никого не было рядом, чтобы пожаловаться на шум.
Если бы Мел Мейер въехал в Кэчер, автомат превратил бы его «Мерседес» в решето за несколько секунд. Затем Отис спихнул бы машину в шахту. Она пролетела бы милю или две вглубь земли и исчезла навеки.
– Похоже, еврейчик испугался, – сказал Отис. – Не совсем растерял мозги. Больше не будет нас беспокоить.
Отто ничего не сказал. Лет двадцать назад он бы вздохнул безнадежно от таких расистских высказываний, но с тех пор успел смириться с тем, что его сын – продукт окружающей среды, и никогда ему не стать космополитом вроде самого Отто, получившего утонченное образование в Школе леди Уилбердон на острове Рам.
– А он хорош, – сказал Отто. – Он подобрался к нам ближе всех.
Отто трясло. Никто никогда не являлся в Кэчер. Сам факт, что Отису пришлось занять позицию в дверях старой лавки с заряженным автоматом в руках, был признаком катастрофы. Если Сеть узнает, что они докатились до таких методов, их, скорее всего, выбросят на свалку, а сфера ответственности Отто перейдет к кому-то другому. Отто знал, что другие – вроде мистера Сальвадора – только и ждали, когда он подскользнется, чтобы занять его место.
– Не следовало ли нам убить его? – спросил Отис. Это был поразительно глупый вопрос, но все же хорошо, что Отис задал его. Он смотрел чересчур много шпионских фильмов и триллеров по HBO. С тех пор, как Отис узнал о природе нынешнего предприятия, его воображение совершенно распалилось и он уверовал, что оказался в каком-то дурацком фильме про Джеймса Бонда.
– Дело совершенно не в этом, – сказал Отто. – Не в насилии. Это не война. Не шпионаж. Наша задача в том, чтобы вернуть эту страну к основам: контракты, рынки, выполнение обязательств, верность слову. Мейер – достойный человек, и если бы мы убили его, то вырыли бы себе яму.
Отто помедлил, глядя в окно.
– Если кто и заслуживает пули, то это мистер Сальвадор.
– Как так? – произнес Отис потрясенно. – Я думал, он прекрасный работник.
– Если бы он был прекрасным работником, – сказал Отто, – Мел Мейер никогда бы не приехал сюда. Он бы вообще не понял, что происходит что-то не то.
43
Общенациональное межгородское собрание Уильяма Э. Коззано, стартовавшее в Чикаго в августе, было равнозначно партийному съезду. Но, будучи чисто медийном событием безо всякой тормозящей работу процедурной чепухи, прошло оно куда занимательнее.
Открытие провели в Грант-Парке – зеленой зоне между башнями центра и озером. Навеки настроив против себя защитников прав животных и борцов с загрязнением, команда Коззано устроила грандиозное воскресное барбекю. Десять тысяч участников собрания стекались в Чикаго все выходные, заселялись в большие отели в центре и располагались в номерах, в которых им предстояло провести следующую неделю. Барбекю в Грант-Парке было неформальным поводом сойтись вместе и пообщаться до протокольных событий, которые должны были начаться в понедельник в конференц-центре.
С балкона отеля на Конгресс Плаза, с которого открывался вид на самое сердце Грант-Парка, Мэри Кэтрин большую часть дня наблюдала за приготовлением к барбекю. К пяти часам вечера, когда жара слегка отпустила, дым, поднимавшийся из многочисленных ям, начал выглядеть соблазнительно, и она поспешила переодеться в сарафан. Он был довольно чопорным по стандартам городского пляжа в жаркий солнечный день, но весьма рискованным по стандартам жен и дочерей кандидатов в президенты. Более того, он был достаточно легким и свободным, чтобы не мешать играть в софтбол, хотя и оставлял за рамками возможного скольжение на базу. После демонстрации снайперских способностей на Четвертое Июля в Тасколе, спортивность и задор превратились в составную часть ее служебных обязанностей.
Она спустилась вниз, покинула отель и пошла через парк. Теперь Мэри Кэтрин могла ходить где угодно в любой одежде и когда ей заблагорассудится, поскольку с некоторых пор ее повсюду сопровождали агенты Секретной службы. Вооруженные охранники – полезнейшее приобретение, каждой девушке следовало бы завести себе несколько штук.
Это барбекю не могло быть простым заурядным барбекю. Оно должно было быть выстроено вокруг некоей центральной медийной концепции. В данном случае концепция заключалась в том, что различные регионы Соединенных Штатов пытались превзойти друг друга в искусстве приготовления барбекю. Мэри Кэтрин миновала дымящиеся ямы с быками из Техаса, Северной Каролины, Канзас-Сити и решила, что помимо возможности перехватить чего-нибудь на ходу, ничего интересного в этом соревновании не было.
Стаи черных птиц, в точности такие же, как показал ей Мел, кружились над лужайками, охотясь на остатки картошки-фри. Одна из любимых отцовских рок-групп шестидесятых играла в ракушке чуть севернее, но их музыка показалась ей не особенно отличимой от мьюзака{73}. К югу, на «Хатчинсон Филд», шли импровизированные спортивные состязания: тачбол, фрисби, софтбол, волейбол. Она пока не чувствовала особого желания потеть и пошла дальше на тропинке между двумя рядами раскидистых деревьев.
По ту сторону Лейкшор Драйв, около стоянки яхт, оказалось куда спокойнее и на несколько градусов прохладнее. Стоянку усеивали пронумерованные буйки, предназначенные для швартовки прогулочных судов. Пляжа здесь не было – только каменная стена с парой низких платформ для высадки пассажиров. Два больших прогулочных судна циркулировали между этими платформами и серединой озера, бесплатно катая желающих поглазеть на Чикаго-Луп{74} с озера Мичиган. Мэри Кэтрин поднялась на борт одного из корабликов, села на скамью и развернула только что приготовленный гамбургер. Она и ее агенты Секретной службы были последними, кто прошел по трапу; через несколько мгновений судно уже двигалось между буйками к проходу в волноломе.
Когда она приканчивала остатки гамбургера, от толпы зевак у фальшборта отделилась женщина и направилась к ней. Это была хорошо одетая негритянка около сорока, выглядевшая моложе своих лет. Она с необычной уверенностью прошла сквозь редкий пикет Секретной службы, улыбнувшись агентам, как старым знакомым. У нее было приятно лицо и приятная улыбка.
– Привет, – сказала она и указала на пустую скамью рядом с Мэри Кэтрин. – Занято?
– Садитесь, – сказала Мэри Кэтрин. – Вы ведь не местная, да?
Женщина рассмеялась.
– Элеанор Ричмонд. Приятно познакомиться, мисс Коззано, – сказала она, протягивая руку.
– Взаимно, – сказала Мэри Кэтрин, пожимая ее. – Извините, что не узнала сразу – видела вас несколько раз по телевизору.
– Несколько раз. Похоже, вы запойный телезритель. Не так уж часто меня показывали.
– Программу доктора Лоуренса я смотрю довольно регулярно, – сказала Мэри Кэтрин, – и вы, похоже, ему нравитесь.
– Он меня ненавидит, – сказала Элеанор, – но я творю чудеса с его рейтингом. А также, подозреваю, с его сексуальными фантазиями.
– Мне так жаль было услышать о сенаторе Маршалле, – сказала Мэри Кэтрин.
– Спасибо, – вежливо ответила Элеанор.
Калеб Рузвельт Маршалл вернулся на ранчо в юго-западном Колорадо, «чтобы подстричь кусты», в третью неделю июля. Доктора, помощники и телохранители, постоянно бывшие при нем, как-то утром обнаружили, что его постель пуста. В конце концов они разыскали его на вершине столовой горы. Он приехал сюда верхом до рассвета, полюбовался встающим над прериями солнцем, а затем выстрелил себе в сердце из двуствольного обреза.