Но он выглядел как-то не совсем так. Вишняк видел Белый дом по телевизору миллион раз, всегда со стоящим перед ним репортером; несмотря на незамысловатую форму, напоминающую коробку от печенья с приделанной вдоль длинной стороны верандой, с нынешней позиции ему было видно, что здание, которое он всегда считал отдельно стоящим, являлось на самом деле центром широко раскинувшегося сооружения. У него были торчащие в обе стороны крылья, к которым, в свою очередь, лепились еще какие-то пристройки. Оно выглядело так, как будто хозяин этого коробчатого здания все достраивал и достраивал к нему комнаты, пока не застроил весь участок.
Глядя на все это, Вишняк почувствовал себя преданным. Он вырос, веря, что Белый Дом – это жилище президента. Что в нем живет его семья, и что его дети ищут пасхальные яйца на лужайке. Это был большой и красивый дом по обычным стандартам, но все-таки просто дом. Теперь же ему стало ясно, что Белый Дом вообще не являлся настоящим домом. Это был фальшивый фасад беспорядочного нагромождения зловещего вида пристроек, хитроумно спрятанных за деревьями и кустами. Любой бы засомневался – что же это такое творится в тех пристройках, что за люди там работают, раз уж само их существование приходится так тщательно скрывать от американского народа?
– Прошу прощения, сэр, – произнес кто-то.
Он почувствовал, как его тронули за рукав, и отдернул руку. Это оказалась одна из сотрудниц ОДР.
– Не могли бы вы присесть? Мы вот-вот начнем.
– Конечно, – сказал он и сел на стул, с которого лучше всего была видна дверь. Пока он стоял у окна, анализирую структуру правительства США, в комнате появились еще два человека, так что теперь их стало шестеро.
Далее произошло нечто довольно удивительное: им раздали браслеты, по одному на посетителя. Браслеты были точно такие же, как тот, что уже сидел у Вишняка на запястье, если не считать отсутствующих телеэкранов. Вишняк выслушал указания девушки и, следуя им, с наигранной неловкостью застегнул браслет. Теперь у него их было два.
Затем девушка закрыла ставни, выключила свет и примерно пятнадцать минут они смотрели телевизор. Большей частью им показывали рекламные ролики, но попалась и пара новостных фрагментов. Все они были так или иначе связаны с Уильмом Э. Коззано. Некоторые из роликов были сентиментальными номерами о прошлом Коззано, включая одно зернистое домашнее видео о поправлявшемся после удара губернаторе, от которого у Вишняка перехватило горло. Некоторые содержали нападки на действующего президента или Типа Маклейна. Затем шли эти самые новостные фрагменты – как будто бы вырезанные из обычных телепередач. Но ни одного знакомого ведущего Вишняк не увидел. И речь в них шла о событиях, которые на самом деле не происходили.
Однако глядя на одного из ведущих, читающего эти новости, Вишняк смутно почувствовал, что где-то уже его видел. Не в новостях, точно. Где-то еще. Затем до него дошло: этот мужик играл капитана космического корабля – но не «Энтерпрайза» – в одном из эпизодов «Стартрек: Новое поколение». Он был актером. И все эти новости были фальшивыми. Ничего подобного никогда не происходило. Это были потенциальные новости.
– Хм. Довольно интересные реакции демонстрирует наш постконфедеративный пожиратель подливки, – сказал Аарон Грин. Он сидел в соседней комнате перед полудюжиной мониторов. Рядом расположился Шейн Шрам.
– И в чем с ним проблема? – спросил Шейн Шрам. Он взглянул на монитор, показывающий лицо постконфедеративного пожирателя подливки, который не отрываясь смотрел на экран, играя желваками.
– Невероятно высокая активность коры головного мозга, – сказал Аарон, сверившись с показаниями.
– Что это значит?
– Это значит, что шестеренки в его мозгу крутятся со скоростью миллион оборотов в минуту. Он очень напряженно думает.
– Это никуда не годится. Придется просто выбросить его результаты, – сказал Шрам.
Кассета докрутилась до конца. Шрам поднялся, зашел в соседнюю комнату и включил свет. Затем он, как обычно, представился – эту речь Аарон Грин слышал уже миллион раз.
Дверь открылась, и в комнату вошел мистер Сальвадор. Все называли его мистером Сальвадором, поскольку его межконтинентальное происхождение плохо вязалось с американской неформальностью и поскольку он был их боссом. Даже для Ки Огла. Но он никоим образом не являлся символической носовой фигурой, проводящей все время за гольфом и иногда являющейся на собрания директоров. Он был чрезвычайно дотошным типом. Он целыми днями торчал в кабинете, где были установлены мониторы СОР-100.
– Через пару минут мы начнем трансляцию СОР, – сказал мистер Сальвадор. – Я бы хотел, чтобы вы зашли и поделились своими мыслями.
– А что будет?
– Коззано собирается произнести речь на съезде оружейных фриков в Талсе, – сказал Сальвадор. – Это будет его официальное высказывание по вопросу контроля за оружием. Который, как представляется, окружен в этой стране совершенно истерической атмосферой.
– Это уж точно.
– Меня просто тошнит от всей это помойной политики, – сказала леди.
Это была крепко сложенная женщина в бифокальных очках и с консервативной среднезападной прической, одетая в сиреневый тренировочный костюм. Участница автобусного тура из Индианы, никаких сомнений.
– Я просто напросто не могу больше видеть эту дрянь.
– Полагаю, на самом деле вы хотите ее видеть, – сказал Шрам, – полагаю, она вас завораживает. Я думаю, что когда вы идете в магазин, то специально выбираете очередь подлиннее, чтобы успеть прочитать пару таблоидов со стойки. Потом вы кладете их обратно, разумеется. Вы ведь не из тех, кто читает эти вонючие газетенки, не так ли?
Женщина была совершенно потрясена.
– Как... как вы узнали? Вы что, следили за мной?
– Хватит лезть в ее мозговые волны! – сказал постконфедеративный пожиратель подливки. Как ни странно, южный акцент у него совершенно отсутствовал. Скорее, это был среднезападный говор.
– Что вы сказали? – спросил Шрам.
– Вы забираетесь к людям в мозги, я точно это знаю. Вы что, не видите, что этой женщине не по себе?
Шрам с невинным видом пожал плечами и выставил ладони вперед.
– Эй! Я просто беседую с ней. Я ничего не знаю ни о каких мозговых волнах.
– Правда? – сказал конфедерат, срывая с себя браслет. – А это тогда для чего?
– Вам уже объясняли, – сказал Шрам.
– Ваши объяснения – вранье, фальшивка.
– Слушайте, – сказал Шрам. – Давайте начистоту, сэр. Ваше интервью закончено. Вы можете идти. Свои пятьдесят долларов заберете у регистратора.
– А что насчет остальных?
– С ними я хочу поговорить еще немного.
– А со мной почему не хотите поговорить? Разве мое мнение не имеет значения?
– У нас произошел сбой оборудования, – сказал Шрам. – Ваш браслет сломался. Стало быть, задерживать вас – попусту тратить время. Спасибо, что заглянули.
Мужчина поднялся со стула, повернулся к двери и застыл в замешательстве. Он вцепился в замок молнии на своей ветровке левой рукой и принялся нервозно дергать его вверх-вниз. Казалось, он глубоко задумался.
– Сэр? Нам больше от вас ничего не нужно, – сказал Шрам. – Можете идти домой. Спасибо, что зашли.
– Окей, – сказал мужчина, застегиваясь наконец до самого подбородка. – Окей, думаю, я и вправду пойду. Спасибо. Это было очень интересно. Я много узнал.
– Всегда пожалуйста, – сказал Шрам.
Мужчина направился к выходу, и в ту же секунду раздалась тихая музыка – как будто в кармане у него был спрятан транзистор. Он остановился и на мгновение замер.
Музыка звучала еле слышно и пискляво, словно из очень маленького динамика. Это были патриотические фанфары и барабаны. Шейн Шрам застыл в изумлении.
Мужчина вытащил руки из карманов. Одно запястье было обмотано эластичным бинтом. Музыка стала громче. Он сорвал бинт. Теперь с его руки понеслись звуки аплодисментов.
Уильям Э. Коззано шагнул к трибуне и замахал руками в ответ на аплодисменты и приветственные крики посетителей шоу «Огнестрел и Ножи» в Талсе.
– Парни из Секретной службы хотели предоставить мне сегодня дополнительную охрану, – сказал он, – я собирался выступить перед толпой владельцев оружия, и они почему-то занервничали. Ну, я только одно могу сказать владельцам оружия: если кто-нибудь из вас и правда хочет всадить в меня пулю, то вот он я!
Коззано отошел от трибуны и широко расставил руки. Зал на некоторое время заполнило приглушенное бормотание, а затем владельцы оружия взорвались. Вопли, аплодисменты и топот перегрузили крохотный динамик часов СОР.
Флойд Уэйн Вишняк смотрел Шейну Шраму прямо в лицо. Глаза Шрама метались между маленьким телевизор и лицом Вишняка.
– Вы – экономический труп, – сказал Шрам. – Вы Флойд Уэйн Вишняк!
Флойд Уэйн Вишняк расстегнул ветровку и сунул руку за пазуху.
– Ничего более дурацкого вы сказать не могли, – произнес он.
Он выхватил пистолет и направил его на Шрама. Все остальные сжались на своих стульях.
– Я вижу, что вы охвачены гневом, – сказал Шрам.
– Сколько раз повторять, – сказал Вишняк, – держитесь подальше от моих мозговых волн, черт побери!
Он выстрелил, и пуля вошла в голову Шрама сквозь переносицу и вышла через затылок, который сразу стал похож на грейпфрут.
– Не волнуйтесь, – сказал Вишняк пятерым попадавшим на пол людям, которые едва ли его слышали, будучи оглушены выстрелом. – Вам больше нечего бояться!
– Что это была за чертовщина? – спросил мистер Сальвадор. Они с Грином находились в центре мониторинга СОР, наблюдая за тем, как Коззано трясет руками над головой, купаясь в аплодисментах.
– Да ерунда, – сказал Грин. – Очередной психологический эксперимент Шрама.
– Я думал, мы давно завершили фазу калибровки, – сказал мистер Сальвадор.
– Вы уж мне поверьте, – сказал Грин. – Это место иногда чистый Додж-Сити. Все это не взаправду.
Вишняк высунул голову в коридор и тут же спрятался, опасаясь выстрела. Но предосторожности были излишни. Снаружи никого не было.