Жёлтый свет на время пропадает, и я слепну, что беспокоит меня не так сильно, как вы могли бы подумать, потому что всё плохое, что со мной когда-либо случалось, происходило при свете, не в темноте, и, по крайней мере, в темноте, если вдруг случится что-то жуткое, то на это не нужно смотреть. Затем в черноте появляется слабое, мерцающее сияние, поначалу весьма призрачное, но становится понемногу ярче и ярче. Это огромная сфера, сложно сказать, насколько большая, в этом мраке, потому что она почти весь свет содержит в себе и не освещает ничего за пределами нескольких футов перед собой.
Ну, я могу стоять здесь, пока у меня не подогнутся колени, или идти к ней, что я и делаю, следя за тем, чтобы не свалиться в какую-нибудь яму, если она есть. Пол снова из твёрдого каучукообразного материала, и я прохожу не менее сорока футов от необычной двери перед тем, как останавливаюсь рядом со сферой. Она около пятидесяти футов в диаметре, высокая, как пятиэтажный дом. Если сфера не подвешена к потолку, то она просто парит, как самый большой пузырь, её серебристый свет слегка отражается на чёрном полу в трёх футах под ней. Я не могу сказать, тяжёлая она или лёгкая, как пузырь, но подозреваю, что она настолько тяжёлая, что если бы не левитировала, если бы стояла на полу, то разрушила бы фундамент, провалилась бы под землю и затянула бы здание целиком в яму.
Это не самая уникальная вещь из тех, что я когда-либо видела, потому что слово «уникальная» – это абсолют, «самая» здесь нельзя применить. Вещь либо уникальна, либо нет. Не может быть ничего очень уникального или изрядно уникального, или более уникального. Просто уникальное. Это один из шестидесяти миллионов фактов, которые вы должны узнать, когда обучаетесь на дому родителями, которые прочитали все библиотечные книжки и знают абсолютно всё. Но эта сфера, конечно, уникальна.
Она не издаёт звуков, но испускает эту зловещую вибрацию, что заставляет меня чувствовать, что я была бы самой большой в мире идиоткой, если бы прикоснулась к ней. Возможно, я заставляю себя решиться стать Индианой Джонсом на седьмой стадии, но правда в том, что в моём горле снова появляется мокрота страха, толще прежней, и я вынуждена продолжать сильно сглатывать, чтобы иметь возможность правильно дышать. Не спрашивайте про моё сердце. Оно бухает, как тот пневматический молоток.
Из почти жидкой заводи темноты снова появляется этот холодный голос, такой же напыщенный, как прежде. Мне хочется стукнуть его, и, клянусь, я это сделаю.
– Джоли Энн Хармони не имеет доступа к проекту.
– Кто ты?
– Джоли Энн Хармони не имеет доступа к проекту.
Он замолкает.
Кем бы ни был этот парень, я уверена, что он опасен, как убийца с топором, и я должна вести себя с ним осторожно и быть вежливой, но он дествительно достаёт меня. Он субъективен. Властный. И не склонен к диалогу.
– Ты субъективный, – говорю я ему, – властный и вообще невозможный.
Он молчит так долго, что я не ожидаю, что ответит, но затем он говорит:
– Тем не менее, ты не имеешь доступа к проекту.
– Ну, я думаю, имею.
– Нет, не имеешь.
– Имею на самом деле.
– Это неверно.
– Как называется твой проект?
– Это секретная информация.
Минуту я стою, слушая тишину, и смотрю на светящуюся сферу, которая теперь выглядит как гигантский хрустальный шар, однако я почти уверена, что он из металла. А потом я делаю ему небольшую взбучку:
– Если ты правда хочешь знать, я даже не думаю, что у вас есть проект. Всё это тупая куча коровьего дерьма. Ты просто был частью чего-то, что ты считаешь важным.
– Джоли Энн Хармони не имеет доступа к проекту.
– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, какой ты нудный?
Если я его уколола, он не собирается это показывать.
– И если у тебя есть проект, то где рабочие и всё остальное? У проекта есть рабочие одного вида или другого, знаешь ли, парни в рабочих халатах, или в лабораторных жилетах, или в каком-нибудь другом прикиде. Я не вижу ни одного. Всё это место безлюдно.
Он снова отвечает мне тишиной. Я должна бы испугаться, но это не работает.
– В комнате, которая перед этой, находятся шесть мёртвых парней, одетых в герметичные костюмы, которые выглядят так, как будто мертвы уже не один год. Всё, что я видела – так это абсолютно мёртвых людей, и у тебя не может быть проекта только лишь с мёртвыми людьми.
Наконец, мистер Загадка говорит:
– Я уполномочен убивать нарушителей.
– Нет, не уполномочен.
– Да, уполномочен.
– Если бы был уполномочен, ты бы уже убил меня.
Он, кажется, должен это обдумать.
Не думаю, что это самая умная вещь из тех, которые я когда-либо сказала, так что я наношу ещё один удар:
– В любом случае, я не нарушитель. Я кто-то вроде исследователя. Я беженец и исследователь. Где это дурацкое место – где-то на южной границе Форт-Уиверна? Уиверн был закрыт до моего рождения.
После колебания он говорит:
– Значит, должно быть, ты ребёнок.
– Какое потрясающее мастерство дедукции. Я потрясена. Правда. Гений. Вот что важно – твой проект был закрыт много лет назад, и ты – некто вроде вахтёра, следящего за тем, чтобы никто не стащил дорогое оборудование и не продал как лом.
– Это неверно. Проект никогда не закрывался. Он заморожен до нового подхода к проблеме, разработка которого, очевидно, займёт некоторое время.
– Что за проблема?
– Это секретная информация.
– Ты вынуждаешь меня плеваться, правда.
Появляется дорожка из маленьких жёлтых лампочек, встроенных в пол, которая начинается прямо у моих ног и уводит прочь от парящей сферы. Это не очень тонкий намёк, несмотря на то, что на самом деле они светятся не сильно ярко, они похожи на вереницу небольших морских созданий, прокладывающих свой путь по дну глубокого-глубокого океанического котлована, который так далёк от солнца, что окружающая вода черна, как нефть. Внезапно из черноты в конце этой линии из огней появляется изогнутая металлическая лестница, также полутёмная, поверхность каждой ступеньки едва заметно блестит и светится бледным светом под перилами. Фактически, лестница и всё остальное освещено очень слабо, она почти кажется миражом, который может раствориться перед моими глазами в любой момент, что смахивает на тропинку, по которой ты должен взобраться в волшебной сказке, чтобы добраться до города облаков, где живут феи.
Освещение пути и лестницы, какой бы оно ни было природы, достаточное, чтобы не споткнуться и не упасть. Должно быть, есть причина тому, что мощность освещения слабая, и я думаю, а что, если эта сфера, красивая, но вызывающая страх, почему-то должна содержаться в полной темноте.
Я следую по освещённой дорожке, но теперь уже не совсем уверена, что лестница – это отличная идея. Я ушла уже слишком далеко от Орка и всё такое.
Из полной темноты мистер Загадка говорит:
– Когда ты разговаривала с Гарри, то упомянула имя, которое я распознал – Хискотт.
– Вот это работа у тебя – подслушивать, следить. Это очень подло, знаешь ли.
– Это моё владение. Ты его нарушила.
– Ну, независимо от того, правда это или нет…
– Это правда.
– … независимо от того, так это или нет, ты всё равно подлец.
– Поднимайся по лестнице и поговори со мной о Норрисе Хискотте.
Глава 14
Грузовик оснащён прямыми и выпуклыми зеркалами с каждой стороны кабины, а также небольшими зеркальцами на каждом переднем крыле, все с автоматической регулировкой, но мне от них нужно только одно – убедиться, что водитель всё ещё удаляется от своего транспортного средства. И он удаляется, определённо, не пытается подбежать обратно, услышав, что я захлопнул дверь кабины.
Когда я устраиваюсь за рулём, мощный двигатель работает на холостом ходу, но хорошо интегрированная система шумоподавления изолирует шум двигателя так эффективно, что звучит он тише, чем в некоторых легковых машинах, в которых мне приходилось бывать. Кабина удобная; и если бы я собрался ехать на значительное расстояние, то мне потребовался дополнительный «НоуДоз», чтобы уберечься от убаюкивания низким и успокаивающим звуком 15-литрового двигателя, глушащимся изоляцией.
Я кладу пистолет между ногами – дулом вперёд.
С находящейся над головой полки и бардачка над радио для персональной радиосвязи я снимаю семейную фотографию, на которой водитель со своим золотистым ретривером, а также карточку-напоминание «ИИСУС МЕНЯ ЛЮБИТ». Я засовываю их в свой кошелёк и возвращаю его в задний карман.
Здесь есть GPS-навигатор, но так как я не проеду даже полумили, то вводить адрес нет необходимости. Я отпускаю тормоза, переключаю «большого мальчика» на передачу, и направляюсь на юг по окружной дороге ко входу в «Уголок Гармонии». Мне не часто приходится водить такие машины, и некоторое время я вообще не водил, но мне не нужно набирать большую скорость и рисковать, потому что я не собираюсь использовать восемнадцатиколёсник в качестве тарана или чего-то в этом роде. Я Странный, но не чокнутый.
Между станцией техобслуживания и закусочной большое пространство, покрытое гравием, для парковки дальнобойщиков. Прошлой ночью, когда мы с Аннамарией прибыли сюда, здесь находилось три грузовика. На этом пространстве может разместиться дюжина таких громадин. Сейчас, прямо перед началом наплыва желающих позавтракать, выстроенные в линию пять восемнадцатиколёсников стоят, как доисторические хищники перед водопоем.
Проезжая станцию техобслуживания, я замечаю на ней двоих парней, но я слишком далеко от них для того, чтобы рассмотреть лица. Если один из них не Донни, то я в любом случае больше никого не узнаю. Когда я проезжаю, они никак не реагируют. Для них я просто очередной посетитель закусочной.
Я сворачиваю вправо к месту для стоянки, полностью останавливаюсь, но оставляю грузовик на передаче. Впереди, на западной границе зоны стоянки, ряд крепких деревянных столбов, установленных в бетоне и соединённые парой линий кабелей, определяющих место, с которого земля устремляется вниз к холмам, скатывающимся к морю.