Так что, когда он огорошивает меня ужасными новостями – что если ФБР когда-нибудь узнает, куда делся доктор Хискотт и чем он занимался последние пять лет и всё такое, они изолируют навсегда всю мою семью в карантине – Эд просит меня сесть за одну из рабочих станций в комнате для наблюдения за сферой. Когда я паркую свою пятую точку на стул, компьютер включается, хотя я его даже не трогаю.
Несмотря на то, что всё долбанное правительство кинет мою семью в тюрьму всех тюрем, Эд говорит, что мой Гарри Поттер, привлекательный сам по себе, не только тот, кто может нам помочь, что есть что-то ещё. Ну, как можете представить, я должна узнать, кто же он.
– Начнём с начала, – говорит Эд.
На экране компьютера появляется фотография лица Гарри в желтом коридоре, где лежит мумифицированный Орк.
– У тебя повсюду камеры, а?
– Не везде. Где бы ни находилась камера наблюдения, или компьютер, подключённый к Интернету с установленным «Скайпом», или сотовый телефон с камерой, где угодно в мире, – это мои глаза.
– Ого. Тогда у тебя возможностей выше крыши. Полагаю, вместе с искусственным интеллектом, который почти такой же, как естественный интеллект, это всё может показаться достаточно сильным, чтобы бросать в дрожь.
– Тебе бы хотелось, чтобы я вместо этого был слепым, Джоли Энн Хармони?
– Ну, сейчас я воспринимаю это серьёзно. Нет, Эд, я бы не хотела, чтобы ты был слепым. Я просто надеюсь, что ты никогда не будешь подглядывать за мной в ванной или где-то ещё.
– Камеры наблюдения в ванных комнатах не установлены, и там нет компьютеров с установленным «Скайпом».
– Ну, полагаю, что обычно так и есть.
– Если ты берёшь в ванную смартфон, то я бы посоветовал тебе держать его выключенным.
– Конечно.
– Я гарантирую тебе, Джоли Энн Хармони, что лично мне не интересно наблюдать за людьми в ванных комнатах.
– На самом деле, Эд, я и не думаю, что ты этим занимался. Извини, если тебе показалось, что я подумала, что ты извращенец или что-то в этом роде. Я подумала о том, что некоторые другие искусственные интеллекты когда-нибудь могут не быть такими же почтительными, как ты.
– Здесь есть, что обдумать. Я не могу поручиться за стабильность всех будущих искусственных интеллектов.
На компьютерном мониторе фотография Гарри в жёлтом коридоре сменяется другим его фото, которое выглядит так, как будто взято из газеты.
Эд говорит:
– Реальное имя Гарри – Странный Томас.
– Странный?
– Очевидно, происхождение этого имени – длинная история. Сейчас у нас нет на неё времени.
– Как ты узнал его имя?
– Я применил программу для распознавания лиц ко всем фотографиям в файлах отдела транспортных средств Калифорнии, но не смог найти его.
– Там, должно быть, миллионы картинок. Сколько это заняло?
– Семь минут. После этого я провёл поиск оцифрованных фото-архивов «Ассошиейтед Пресс».
Фотографии исчезают и проигрывается какое-то видео, сюжет из телевизионных новостей о событиях, происходивших примерно восемнадцать месяцев назад, об ужасной стрельбе в торговом пассаже в Пико Мундо, сорок один раненый и девятнадцать убитых. Полицейский говорит, что было бы куда больше жертв, если бы не действия одного храброго молодого человека, которым оказывается Гарри. В смысле, Странный Томас. Полицейский говорит, что могли бы погибнуть сотни, если бы Томас не сбил обоих стрелков и не расправился с грузовиком, набитым взрывчаткой и всё такое. Репортёр сообщает, что Томас не будет говорить с прессой, и что Томас заявляет – он не сделал ничего особенного. Томас говорит, что любой сделал бы то же самое. Репортёр говорит, что Томас настолько же стеснительный, как и отважный, но, несмотря на то, что я ребёнок и всё такое, я знаю, что правильное слово – не стеснительный.
Раньше, вы должны помнить, я объясняла, как я любила его, потому что он казался храбрым, добрым и милосердным, ещё и потому, что в нём было что-то ещё, что-то другое. И вот оно. Я знаю, что он не бросит нас. Я знаю, что он не убежит просто так и не будет спасать себя.
Эд говорит:
– Я показываю это тебе, Джоли Энн Хармони, потому что несмотря на всю твою храбрость и хитромудрые разговоры, не смотря на тот факт, что я не обнаружил феромоны, связанные с ложью, я обнаружил феромоны, связанные с безнадёжностью. У меня возникло к тебе чувство привязанности, и для меня так больно знать, что ты находишься на грани потери надежды.
– Хватит, – говорю я ему.
За все эти годы, что Хискотт проникал в меня, чтобы жить через меня, была всего одна вещь, которую я не позволяла ему знать: как это чувствуется, когда я плачу. Мои слёзы – только мои, не его, никогда не будут его. Я сохраню их навсегда, вместо того, чтобы позволить себе слабость почувствовать их тепло, когда они скатываются по щекам, или ощущать их вкус в уголках своего рта. Если вы по-настоящему хотите знать, я думаю, что если когда-нибудь освобожусь, то могу обнаружить, что я сдерживала свои слёзы так долго, что больше не могу плакать, что я сухой камень, и из меня ничего больше нельзя выжать. И всё же сейчас моё зрение размывается, и появляются слёзы, слёзы надежды и счастья, несмотря на то, что ничего ещё не закончилось.
Через некоторое время я напоминаю:
– Эй, Эд, ты сказал, что есть ещё кто-то, кроме Гарри… кроме Томаса. Кто-то, кто может нам помочь.
– Да, Джоли Энн Хармони. Это буду я.
Глава 21
Оказавшись снова в «Джипе Гранд Чероки», я больше не чихаю. Возможно, лосьон после бритья, который предпочитает Бермудный Парень, и дым от горящей травы по случайности представляют собой две молекулы, похожие на кусочки пазла, соединяющиеся вместе и нейтрализующие друг друга. Более вероятно, что сейчас приходит время для прорыва в логово Хискотта, я так боюсь предстоящего столкновения, что мне просто не может надоедать какой-либо запах или дым. Я когда-то вычитал, что приговорённые к смертной казни люди, стоящие перед оглашением команды на расстрел, находящиеся в рабстве ужаса, по наблюдениям, не замечали пчёл, ползающих по их лицам, даже когда пчёлы их жалили. Один парень явно перепутал укус пчелы с выстрелом – мгновенно свалился замертво, сэкономив его палачам запас снарядов.
Из-за того, что я редко что-либо забываю, мой мозг настолько переполнен бесполезной информацией, что постоянно создаёт связи между битами данных, которые в лучшем случае связанны косвенно. Иногда я волнуюсь, что если в какой-либо критический момент меня отвлекут мысли о людях, укушенных пчёлами, то это меня убьёт. Но если вы не можете доверять собственным мозгам, то чему тогда можете?
Я отключаю циркуляцию воздуха в «Джипе», чтобы оставить снаружи как можно больше дыма, и веду автомобиль от деревьев, направляя на юг по заросшему травой лугу. Видимость не превышает шестидесяти или семидесяти футов, кроме тех моментов, когда бриз ненадолго меняет направление, из-за чего появляются открытые тонкие линии прогалин в воздухе, открывающие обзор к удалённым концам «Уголка Гармонии», но они закрываются так же неожиданно, как и появляются.
Несмотря на то, что мне требуется прикрытие дыма, этот мрак гуще, чем я ожидал, заставляет меня продвигаться медленнее, чем хотелось бы – и намного медленнее, чем мне необходимо будет ехать через несколько минут. Видимость быстро уменьшается до сорока или пятидесяти футов, и если она станет намного хуже, я смогу с тем же успехом вести с закрытыми глазами.
Из-за того, что я не могу разглядеть ни одного ориентира, а одометр «Джипа» не отсчитывает единицы пробега, меньшие трёх сотен футов, я полагаюсь на интуицию, когда поворачиваю автомобиль резко вправо и торможу до остановки. Я думаю, что я стою в западном направлении, и я думаю, что группа домов далеко внизу находится немного севернее относительно моего расположения, так что я имею возможность прибыть позади них.
Отличие между тем, что мне кажется правдой и тем, что является правдой, однако, может привести к катастрофе. Холмы, расположенные ниже, имеют в основном пологие склоны, но есть несколько крутых спусков. Если я по ошибке наткнусь на один из них, «Гранд Чероки», по меньшей мере, перевернется с катастрофическим грохотом. Несмотря на тот факт, что у автомобиля четырёхколёсный привод, если он приземлится на бок или крышу, то станет таким же бесполезным, как самолёт без крыльев.
Под этим бело-серым покровом день выглядит более тёмным, чем он был бы при таком же плотном тумане – солнечный свет не проникает через дым так же хорошо, как через лёгкий туман. Вместо того, чтобы найти частично свой путь в «Уголок Гармонии», большая часть света отражается обратно от сажи, находящейся в газообразных подушках, принося на эти акры ранние сумерки. В этом мраке, неуклонно скатывающемся в темноту, в этом беспорядке, сбивающем чувства, аморфные дымные массы, клубящиеся вокруг «Гранд Чероки», кажутся фигурами, множеством человеческих, а также фантастических – миллионы докучающих духов на каком-то жутком паломничестве.
Я пытаюсь осветить путь передними фарами, но лучи отражаются от кучкующихся масс, снижая видимость с тридцати до десяти футов. Противотуманные фары также бесполезны. И в насыщенном мраке я хотел бы шипеть на эти лица из тёмного дыма, чтобы они обсмеяли и порычали на меня перед тем, как раствориться позади.
Если я собираюсь найти свой путь к Норрису Хискотту, мне нужно обратиться к психическому магнетизму, который, я верю, не приведёт меня к обрыву. Я не знаю, как он выглядит, но у меня есть его имя, и я могу представить дом, который он считает своим. Концентрируясь на этом имени и вызывая этот образ в своём мысленном взгляде, доверяя порывам и интуиции, я готовлюсь отпустить педаль тормоза и нестись вперёд, куда бы моя необычная сила ни занесла.
Непросто описать то, что произошло дальше. Грубый набросок, но не настоящий, внутренний эквивалент наброска, идея наброска проносится через мой разум, как если бы открылось окно. Возможно, из-за того, что представляю жильё в викторианском стиле, я на самом деле вижу окно со зловещим жёлтым светом за ним, в этом свете находится лоснящийся силуэт, который прыгает на подоконник и поднимает оконную раму, жаждущий прыгнуть на меня. Осознавая это, я притягиваю к себе врага, который, как я надеюсь, притягивается, я закрываю со стуком оконную раму, сразу же перенаправляя свои мысли с имени Хискотта на Сторми Ллевеллин, немедленно вытесняя вызванное изображение дома с находящимся в памяти лицом Сторми, потому что лишь она может заполнить разум настолько полно, что в момент этой атаки кукольник не может найти точку входа.