Но некоторый дискуссионный опыт у меня есть. Придется немного открыться. В 1987–1989 годах, до отъезда в США, я вел научные передачи по Центральному телевидению, отрывая чуть времени от своей основной работы в АН СССР. Шесть раз в месяц. Тогда в Москве было четыре программы телевидения – общесоюзная 1-я, 2-я, московская и образовательная. Сначала меня прогоняли по образовательной программе, потом по московской и затем давали 1-ю, с потенциальной аудиторией в 250 миллионов человек плюс социалистическая Европа. Там такого наслушаешься. И письма такие наполучаешь…
А ушел я оттуда в знак протеста против цензуры, несмотря на заверения научного отдела ЦК КПСС, что такого больше не будет. Мы сделали передачу по Чернобылю, с редкими кадрами, и посвятили ее академику Легасову (который относительно незадолго до этого покончил жизнь самоубийством). И я в кадре вел дискуссию с его учениками об уроках Чернобыля.
По двум первым каналам передача прошла полностью, а перед 1-м общесоюзным всю порезали и Легасова заменили картинками живой природы. Редактор утром звонит мне, плачет: заставили, говорит. Всю ночь резала. Я поднял скандал, передача должна идти в 6 вечера, времени всего ничего осталось. Дозвонился до ЦК, клянутся, что не они. В итоге я нашел главного редактора телевещаний и пригрозил, что если в 6 часов по 1-й программе не пойдет целый исходный вариант, я сегодня же пишу об этом в «Огонек», «Литературку» и все другие издания. Тогда этого боялись. И в любом случае, говорю, ухожу, так что эта передача моя прощальная. В 6 включил телевизор, аж руки дрожали от возмущения. Все было восстановлено. А Вы говорите – оппоненты в дискуссии… Это еще цветочки.
✓ У нас в России сейчас часто, как никогда ранее, ищут виновных – в событиях 1993 года, в чеченских событиях. А как в США?
Классические «Что делать?» и «С чего начать?» – по сути вопросы конструктивные в последнее время в российской прессе сменились вопросом: «Кто будет отвечать?» – часто неконструктивным.
Пример из истории США. Гражданская война. Погибли 620 тысяч (!) человек, довольно значительная доля ВСЕГО населения США. Колоссальная трагедия. Но спросите среднего американца, да и не только среднего: кто за это ответил? Вопроса не поймут. И не потому, что людей не считают, – как мы знаем, считают несравненно внимательнее нашего. Но американец спокойно скажет: «Да, это была трагедия, но такова оказалась цена освобождения от рабства. Ничего не сделать – такова история. И эта история – ГОРДОСТЬ США».
– Как! – истерично закричит наш интеллигент, разрывая на груди очередную рубаху. – Линкольн ведь преступник, Нюрнберга на него мало, ведь можно было с южанами ДОГОВОРИТЬСЯ! Почему не договорились?!
А вот так, не договорились. Наверное, как-то можно было. Но не договорились. И в итоге Линкольн – не преступник, а герой американской истории.
На всякий случай дам ссылку. Профессия обязывает. Наиболее популярная здесь книга по истории США (и не брошюра, а том в 1226 страниц), раздел «Гражданская война». Цитирую: «В этой войне погибли четверть белых южан, уничтожено сорок процентов скота Юга (обратите внимание – американцы, читая это, не бросаются поднимать скандал, что люди и скот употреблены здесь в одном грамматическом и смысловом варианте. – А.К.), и две трети богатства Юга… По меньшей мере 620 тысяч американских солдат потеряли жизни… Но это также был великий триумф национализма…»
Я далек от мысли оправдывать гибель людей во имя событий даже исторического масштаба. Я просто отвечаю на Ваш вопрос.
✓ А как насчет патриотизма в США?
Во время первой войны с Ираком почти двадцать лет (уже!) назад, хотя это здесь застенчиво именовалось «операцией» («Буря в пустыне»), когда воевали черте-где далеко от дома и простой американец понятия не имел, где этот Ирак и за что воюем, города и деревни США были все в американских флагах. Почти каждый, особенно на средней территории, между двумя океанами, где люди не «испорчены» либеральной разрушительной прессой, вывесил на флагштоке перед домом свой американский флаг. Для солидарности, поддержать своих ребят.
То же было сразу после событий 11 сентября 2001 года. Даже в либеральном Бостоне, где пресса много лет методично проводит мысль, что патриотизм – это фи, неприлично, на улицы и хайвеи вышли массы машин, на которых развевался американский флаг – маленький флажок, большой флаг или картинка с флагом на стекле. Большинство моих русских приятелей выразили солидарность таким же образом.
То же было и в начале войны с Ираком в 2003 году. Я далек от мысли представлять США в приукрашенном виде. По какой-то причине США часто упоминаются в российской прессе как страна, в которой, говоря о «негативе», «этого просто не могло бы быть». Могло. И тактика выжженной земли по отношению к своему же народу была, и мирное население истребляли, и этнические группы интернировали (японцев, в том числе граждан США, в 1941–1942 годах), и солдаты женщин насиловали, и дети убитых спрашивали у матерей: «Где мой отец?» И матери отвечали: «Их убили северяне». И индейцев немало ассимилировали. И свои воинские подразделения огнем накрывали («friendly fire»), война есть война и часто неразбериха, так что можно не издеваться в прессе над подобными случаями «в других местах».
Я не говорю, что все это хорошо, просто провожу исторические параллели. Не нравится? Что делать – такова история. В определенной степени повторяется в настоящем, и, к сожалению, не в последний раз.
Как-то, в 10-ю годовщину августовских событий 1991 года, российская журналистка Наталия Геворкян опубликовала в «Газете. Ру» колонку, в которой выразила резкое неудовольствие в адрес Путина и Ельцина и некоторое недоумение в адрес Пиночета. По ее словам, года два назад она лично спросила Пиночета: какие чувства того обуревают в годовщину известных чилийских событий – гордость или сожаление? Что он делает в годовщину? «Молюсь», – уклончиво ответил генерал, лишив журналистку яркого материала. Так вот, к негодованию журналистки, Путин вообще не отреагировал на годовщину Августа, чем, по ее мнению, показал свою гебистскую сущность. К ее негодованию, даже Ельцин сохранил молчание по этому поводу. Походя наша журналистка его оскорбила, сказав типа «дедушка старый, ему все равно». Ей как-то не пришло в голову подумать о других возможных причинах умолчания всех трех упомянутых государственных деятелей по данному поводу.
К чему это я? И вообще, при чем здесь США, которым посвящены настоящие заметки? А при том, что здесь, например, не празднуют день завершения Гражданской войны. Нет такой «красной даты» в календаре. Хотя повод для праздника был бы знаменательный – отмена рабства, воссоединение страны. Но ни Буш, ни Клинтон и никакой другой президент не выступают с речами по этому знаменательному поводу, пресса и телевидение также хранят полное молчание. За давностью событий? Вовсе нет, так как день 4 июля празднуют в США повсеместно, хотя события были почти на сто лет ранее. Все дело в том, что праздновать подобные события – это раскалывать страну. Ведь свои в сущности шли на своих. Свои выиграли и свои же проиграли. А президент должен страну объединять, а не раскалывать. В США это давно поняли. Пиночет тоже, ясное дело, понимает. И Ельцин, и Путин. И это хороший знак.
Попытаюсь вроде как обобщить. Хотя дело это столь же безнадежное, как и все остальное в дискуссии об эмиграции.
Одни из нас все пытаются измерить среднюю температуру больных в госпитале, обсуждать эту среднюю температуру и найти какие-то закономерности. Другие используют «индивидуальный» подход, и, по их рассказам, больной то в страшной горячке и вообще уже отходит в свой субсидальный рай, то оказывается свеж, как огурчик, и, озираясь, не понимает, как сюда попал. А третий – «упал, очнулся, гипс». А некоторые, здоровые, сюда пришли своих навестить да так и остались, потому что кормят задарма. Так они думали. Но на всякий случай тоже в койке. Причем многие, гремя костылями и перебивая друг друга, выкрикивают свою историю болезни и, что характерно, ставят друг другу диагноз, как правило, не имеющий ничего общего с истинным. Поскольку «истинного» диагноза вообще не бывает. А визитеры из другой больницы заглядывают в окна: «Ребята, как там у вас? Не дискриминируют ли по национальному признаку?»
А мы тут пытаемся истинный диагноз поставить. Всей больнице сразу. Поэтому про США обычно не дискуссия идет, а просто изложение личных историй. Своих и иногда чужих. По неизбежности упрощенное или несколько драматизированное. В общем, как и при изложении любых историй. У каждого свое наблюдение жизни налагается на личный характер плюс своя манера изложения. И получается нечто, что мы и читаем.
52. Присяжные заседатели
Эту часть «Заметок» я написал прямо в процессе свершения, сидя в зале суда. Именно так. Причем прямо в свой день рождения. Все началось с того, что меня все-таки дожали на предмет зачисления в жюри присяжных. Делая смелое предположение, что не все мои читатели – граждане США в юридическом смысле этого термина, попытаюсь пояснить, что такое здесь это жюри. Не знаю, как в других штатах, а в Массачусетсе, столица которого – Бостон, каждый американский гражданин обязан отслужить в жюри присяжных раз в три года. Это занимает, по закону, один день или пока не завершится соответствующий судебный процесс. Что может занять и три дня, и неделю. И месяц. Все это время члены жюри не ходят на свою основную работу, находясь под охраной Конституции, но как штык обязаны каждый день занимать свое место в «боксе» жюри. Очень строго говоря, это – почетная обязанность каждого гражданина США. За неявку на эту почетную обязанность без уважительной причины, как указано в повестке, штраф «не более двух тысяч долларов». Массачусетсу в этом отношении повезло. В нескольких других штатах срок «службы» члена жюри – 30 дней.
Раньше мне удавалось отвертеться от почетной обязанности разными способами. Но на этот раз крыть было нечем. Повестка пришла за два месяца до того, с четким указанием дня службы в жюри – дня моего рождения. Я истолковал это как знак, что надо идти.