Слово «инновация» должно, видимо, заполнять какую-то смысловую нишу. Но это, скорее, «бумажное слово», хотя для чиновников (или философов) и нужное. Иначе бы не появилось. В моих кругах, деловых или академических, не употребляется. Вы пишете – синоним «новые эффективные схемы деятельности». Видимо, потому и не употребляется, что схемы-то известные, хотя и в постоянно обновляющихся условиях.
Теперь о движущих силах инвестиций и о механизмах финансирования. Опять – умышленно упрощенное описание. Движущая сила одна – приумножить свои деньги. Если грубее – обычная жадность, присущая всем людям в той или иной степени.
Поясню. Лично я получал финансирование тремя разными способами. Есть и четвертый и пятый, по которым я лично не получал, но для полноты включу. Все пять не бескорыстны для дающего. За всеми пятью – личные мотивы дающего (самого дающего или принимающего решение чиновника как передаточного звена в механизме финансирования).
Первый путь – прямое инвестирование личными средствами. В нашу компанию (противораковые препараты) дали деньги несколько сот человек, в сумме от 10 тысяч до 100 тысяч каждый. Условие – под будущие прибыли компании, пропорционально данной сумме. Да, верили и верят. Возврата денег им пока нет и в ближайшие несколько лет не будет. Хотя если компанию купит какая-либо крупная компания (что нередко бывает), то им вернется сторицей. Например, компанию купят за 50 миллионов долларов (опять же рассчитывая, что превратят в 500 миллионов за счет продажи антираковых препаратов. Бывало, что некоторые лекарства приносили крупной компании до 5 миллиардов). Так вот, поскольку инвесторы дали в сумме 4,5 миллиона, то им вернется в десятикратном размере. Те, кто дали по 10 тысяч, получат по 100 тысяч; те, кто дали 100 тысяч, получат миллион. (Ну и мы, главные держатели акций, себя не обидим.) Это – РЕАЛЬНАЯ движущая сила инвесторов.
Второй путь – приобретение акций. Фактически то же самое, что и первый путь. Немного другое техническое исполнение, но в целом то же самое. Как правило, вовлекаются тысячи инвесторов, мелких и крупных. Движущая сила та же – простая человеческая жадность, как бы это слово нам ни нравилось.
Третий путь – финансирование через правительственные гранты. В США более чем на 99 % гранты правительственные – федеральные, штата, города. Идут из налоговых средств. Никто лично ничего специально не дает, никто лично ничего не теряет. Корыстная игра ведется между политиками на стадии обсуждения и выделения грантов. На кону – мнение избирателей и «сильных мира сего». В результате этих сложных раскладов формируются гранты – направления и суммы. Такая же сложная игра идет каждый год при их корректировании. Промежуточный – крупные чиновники тоже имеют прямой корыстный интерес: больше грантов и они крупнее – крупнее департамент чиновника, больше сотрудников, выше зарплата начальника. Соответственно – лоббирование и перетяжка грантов. Простой пример – гранты на изучение «global warming» на фоне выраженно показной борьбы за спасение человечества. Деньги все равно не свои, но активная забота о спасении человечества налицо. Запуганный избиратель, глядишь, и оценит, и голос отдаст. И отдают.
Четвертый путь – личные гранты. Относительно редки. Не считая просто (здорового) тщеславия, они нередко понижают налоги дающего. Особенно когда за счет вычитания суммы гранта из доходов дающего происходит его переход из очень крупного процента налогообложения в менее крупный. Тогда бывает, что, давая грант, человек эффективно повышает свой фактический доход. Хотя случаются и неэкономические мотивы. Простой пример: я уже год собираюсь создать студенческую стипендию на химфаке МГУ из личных денег, и понятно, что никаких финансовых «возвратов» мне быть не может. Проблема в данном случае в том, что там никак не соберутся разработать типовое положение о подобных стипендиях. Никак не могут понять, как «оприходовать» эти деньги и вписать их в существующую систему.
Пятый путь – финансирование по межгосударственным каналам. Из денег опять же налогоплательщиков. Всегда – политическая игра, всегда отражает личные интересы политиков, публично принимающих подобные решения на фоне нападок своих политических противников. Мотивы, как правило, доступные и очевидные. Например, мотив стран бывшего СССР, сбросивших путы коммунизма (демократы и прочие либералы явно за меня (Клинтона или Буша) проголосуют, а также республиканцы и прочие промышленники и консерваторы, рассчитывая на будущие прибыли от переноса технологий в Россию). Мотив Израиля как бастиона нашей идеологии и образа жизни на Ближнем Востоке (понятно, кто в первую очередь поддержит, а также другие разделяющие и сочувствующие – кстати, и я (А.К.) в том числе).
Вот, Иван Иванович, и прикиньте, по какому пути вам в России идти. Особо не рассчитывайте на «финансирование высокотехнологичных разработок в России», как Вы пишете, во всяком случае из США. Опять Древний Рим – «кому выгодно?». Какие из пяти (см. выше) путей подойдут? Смотрите сами. Алгоритм прост – нужен жадный инвестор, который почует запах будущих денег. Есть такая комбинация? Одна она, возможно, и недостаточна, но необходима.
Вы в прошлом письме написали, а что если «продукт окажется невостребованным» в обществе? Плохо дело. Такой продукт не надо делать с самого начала. Что делают, когда «мы поженились, а она/он меня не любит»? Правильно, крах. Развод. Бывает. Но с вероятностью этого надо и планировать, никуда не деться.
Вы пишете, что «надо создавать международный фонд под наши разработки и программы, но проблема, как туда привлечь деньги». Как говорят, «знать бы прикуп». Пробегите опять те самые пять пунктов выше, может, поможет. Алгоритм тот же – явный запах будущих денег или политические дивиденды дающего. Не уверен, что есть другие пути.
«Положительные примеры организации инвестиций в России» мне положительно неизвестны, извините за каламбур. Я не знаю, как определить понятие «положительные» в Ваших словах. Кто-то деньги в России наверняка сделал, но, скорее всего, кто-то при этом сильно потерял. Для кого «положительный» пример?
Последнее. Вы просили пояснить, что значит «иметь дело с Россией было непросто». Поясняю. Иметь дело нормально – это иметь эффективную обратную связь и взаимную легкость коммуникаций как необходимое условие. Мой достаточно продолжительный опыт показал, что «русские», за редким исключением, просто не отвечают на факсы и письма, пока не посчитают, что ситуация для ответа назрела. Это может быть и через месяц, и через год. Или никогда. Этики деловой переписки – никакой. Контракты, в США занимающие два абзаца (а большинство дел проходят просто без контрактов), в России, как правило, многостраничны, с особым упором на штрафные санкции. Причем дел все равно не получается, а тонны контрактов (и тонны потраченного на них времени и усилий) остаются. «Русские», как правило, готовят крупные дела под (как потом оказывается) будущие деньги, которых им все равно (как потом оказывается) никто не дает. «Русским» нужна фантастическая прибыль, и 5– 10 %, под которые в США обычно работают, их агрессивно не устраивает. Деловой этики нет, долги не возвращают, понятия «чистоты имени» или деловой репутации не волнуют. Список можно долго продолжать. Естественно, должны быть исключения, но попадались не часто. Оговорка: это относится к 90-м годам, когда я пытался иметь дело с Россией. В итоге я поставил для себя правило: ничего не обсуждать несколько раз подряд, денег не давать, больших дел не затевать, если на факсы не отвечают сразу – дело не продолжать.
Всего наилучшего.
Anatole Klyosov
Sent: Tuesday, July 30, 2002 6:26 PM
Subject: RE: greetings from Moscow
Уважаемый Анатолий Алексеевич,
Большое спасибо за ответы на мои вопросы относительно инвестиций и бизнеса с Россией. Я думаю, что Ваш опыт общения с российскими фирмами был бы интересен достаточно широкой аудитории, поэтому, если Вы не возражаете, я мог бы предложить своим знакомым, которые готовят к печати первый номер нового журнала, кажется «Управление и инвестиции», опубликовать Вашу короткую реплику с подписью или без – на Ваше усмотрение. Правда, за прошедшие годы в смысле культуры бизнеса в России произошли кардинальные изменения в лучшую сторону, но не везде и не во всем. Меня, например, раздражает огромное количество спама рекламного характера, который приходит по электронной почте, в том числе и из-за рубежа да еще со ссылками на Конституцию.
Я понимаю, что для США, где нет проблем с инвестициями и налажена вся инфраструктура бизнеса, обычным предпринимателям нет нужды заниматься осмыслением механизмов инвестирования. Пока в России всего этого нет в нужном объеме, осмыслением будут заниматься некоторые предприниматели, а также определенная категория людей, которые этим занимаются просто потому, что они так устроены.
И в этом смысле, возвращаясь к теме «параллельных миров», хотел бы обратить внимание на то, что, вообще, существуют две категории людей: одна многочисленная, когда люди встроены в систему и живут по ее правилам, и очень малочисленная, когда люди пытаются осмыслить, что же происходит, а еще менее малочисленная, когда кроме осмысления люди разрабатывают эффективные интеллектуальные инструменты осуществления деятельности. При этом они вынуждены периодически менять позицию, переходя из одного параллельного мира в другой и обратно. Собственно, этот подход (социально-инженерный) я и имел в виду в своем тексте.
Кстати, судя по Вашей статье в «Огоньке», в своей деятельности по продвижению Интернета в СССР Вы как раз показали прекрасный пример стихийного социально-инженерного подхода, может быть, не вполне осмысленного. Поскольку Вас не устраивала ситуация жизни по правилам системы, чтобы осуществить «инновацию», Вы были вынуждены выходить за рамки правил системы и искать эффективные способы действия. Надо сказать, что, по моим наблюдениям, большинству ученых не свойствен социально-инженерный тип мышления и поведения. Научный тип мышления связан с изучением, мысленным манипулированием объектами, которые не меняются от того, что их изучают. Мое маленькое локальное открытие-наблюдение состоит в том, что большая часть наиболее успешных ученых обладает ярко выраженным предметным, т. е. авторитарным, мышлением.