— ПРОШУ ВАС, НЕ СУЙТЕ БУТЫЛКУ МНЕ В РОТ!
Банделе хихикнул и, собравшись с силами, стал ожидать возвращения Петера.
— А этот парень — нетотрога. Что с ним такое?
— Его и спроси.
— Не могу понять, отчего он бесится. Что с ним, а? Я только хотел предложить ему фыпить. — Он сделал большой глоток. — Будешь пить, Бандили?
Банделе покачал головой.
— Ну что ты, дафай накачаемся!
— Я пью пиво.
— О'кей, хлебни виски и добавь пива. Что тут со фсеми происходит?
Он сунул бутылку Банделе, и тот сделал вид, что берет ее. Бутылка грохнулась на пол, и Банделе спокойно вернулся к пиву.
Петер был быстр, как молния. Он схватил швабру и сказал в дверь ванной:
— Твой друг спятил Какого черта он губит хорошую фыпифку?
В голосе его было искреннее огорчение, и он проворно стал вытирать пол, соображая, как бы получше учинить дебош на весь город.
В гараже Банделе остановился.
— Ты уверен, что хочешь на этот прием?
— Что угодно, только не Петер. Боже, за пять минут этот тип превратил меня в дрожащую медузу.
— Ладно, поехали.
— А что он скажет, когда поймет, что мы его бросили?
— Он придумает какое-нибудь объяснение. Он толстокожий.
— А что ты ему говорил о самолете?
— Хотел от него избавиться. Сказал, что мой друг-дипломат с семьей возвращается из Канады и остановится у меня.
— Эгбо приедет?
— Он отсюда и не вылезал. Какая-то девчонка задурила ему мозги.
— Не могу поверить.
— Сам увидишь.
— Не могу поверить.
Улица была запружена автомобилями, съехавшимися на прием, и Саго сказал:
— Давай вернемся и пойдем пешком.
Банделе покачал головой.
— Собаки будут на нас рычать. Или куснут, или примут за официантов.
— Да, они снобы. А что они делают при виде велосипедистов?
— Смотря кто едет. Официантов пропустят, на преподавателей затявкают: ком-му-нис-ты!
— Это производит впечатление.
В сумраке автомобиля лицо Банделе казалось сухим и недвижным.
— Это все пустяки. Если поедешь на американской машине последней марки, собаки разлягутся на дороге и позволят себя переехать.
Слитное гудение острот, хихиканья и сплетен приветствовало их у входа в дом смерти. Со стороны пунша донесся пронзительный голос, имитирующий странный диалект какого-то англо-саксонского племени:
— ...и потом у нее вдруг возник интерес к нашему хору, поэтому Джон сказал: «Посмотрим, что будет дальше».
Общее хихиканье сменил густой бас:
— Ее отъезд в Лондон показался мне слишком поспешным. — И эта реплика потонула в хихиканье.
— Как думаешь, мы с тобой доберемся тут до бутылок?
— Поработать локтями — и все они разбегутся.
— Погоди. Я вижу черные лица, они нигерийцы?
— Внешность обманчива. Пошли!
Среди блюд с закуской Саго увидел свежие фрукты и устремился к ним с криком;
— К черту патриотизм! Что может быть лучше европейского яблока?
— Это обман, — ответил Банделе. — Убедись сам.
Саго был в бешенстве.
— Какой кретин способен выставить на показ пластмассовые фрукты? Да, да, Банделе, минутку, минутку... — Он только сейчас обратил внимание на убранство комнаты и, поворачиваясь на пятке, зацокал языком.
— Что случилось? Ах, ты опять о фруктах.
— Как сказал бы Матиас: «О-хо-хо-хо!»
С потолка на невидимых нитях свисали гроздья лимонов. Их блеск, заменявший жизнь, свидетельствовал, что они были того же происхождения, что и яблоки. Фантастические неживые цветы в причудливых вазонах украшали стены. Меж ними на живописной пластмассовой перекладине вился искусственный плющ. Потолок покрывал пластмассовый мох. У входа стоял натюрморт из апельсина, двух груш и грозди бананов — прямо из европейской пластмассовой фабрики.
— Я заблудился в этом окаменевшем лесу. Что за хозяева в этом доме?
— Ничто.
— У них, видно, мозги тоже окаменевшие.
Со стороны трюфелей донеслось:
— Я же говорю, я из-за нее отказался от отпуска. Женщины с больными почками не переносят нас, африканцев. Она такая чувственная кошка. Кто за ней теперь присмотрит?
Банделе осторожно снял руку Саго со своего рукава.
— Я все слышал. Костыль мне не нужен.
— Нет, ты слышал? То есть я не ошибся, что я это слышал?
— Да-да, посмотри на стол с выпивкой.
— Но кто этот черный дурак, который слушает так внимательно? Этот чистильщик в смокинге?
— Тише. Это наш новый профессор. Это он устроил прием.
— ...я говорю вам, что она разрывается на части. Аллергия ко всем африканцам. Такая су...матошная. — И вновь профессор понимающе кивнул.
— Я бы понял еще, если б она говорила с белым...
Странное возбуждение, возникшее в кончиках пальцев, овладевало Саго. Мурашки забегали по спине, предвещая нечто двусмысленное и опасное.
Дама шла им навстречу.
— Теперь придется расплачиваться за выпивку, — шепнул Банделе. — Ты же без галстука.
— Что это значит?
— Хозяйка дома. Желаю успеха.
— Добрый вечер, Банделе, — сказала дама, — я не видела, как вы вошли.
От волнения Саго захотелось в уборную.
— Простите, я опоздал. Я только из Лагоса.
— Вы ехали ночью по этой дороге? Это же очень опасно.. безумец. Я всегда заставляю мужа брать шофера, когда он едет так поздно.
— Я не мог позволить себе опоздать на ваш прием, — сказал Банделе, и Саго чуть не выронил рюмку.
— Как это мило с вашей стороны. А кто ваш друг?
Саго решительно выступил вперед.
— Мы встретились на крыльце, я не успел представиться. Я Эдвард Акинсола, вы, вероятно, хозяйка дома... — Что-то гудело в нем: пальцы ее звенели, как колокольцы, пятки били, как Биг Бен, ей следовало бы приколоть вместо розы флакон с духами.
Она протянула руку в перчатке до локтя.
— Добрый вечер. Мы с вами, кажется, не знакомы?
— Кажется. — Саго взял в руку перчатку. — А что у вас там внутри — скользкая рыба?
— Вы, вероятно, здесь новичок?
— Я только что из Америки.
— Понимаю, из Штатов. Это все объясняет. — Саго глядел на нее, ожидая объяснений ее объяснению, и она удовлетворила его любопытство: — Американцы не признают церемоний, не так ли?
Ошеломленный Саго снова пришел в бешенство, но она упредила его возможный ответ вопросом:
— Вы уже приступили к лекциям?
— Нет, я занимаюсь исследовательской работой... например, мне надо узнать, отчего из вашего пупа торчит искусственная роза...
— Я и забыла, лекции уже кончились. Сейчас экзамены и тому подобное.
— Да-да, — согласился Саго, — экзамены и тому подобное.
Она любезно улыбнулась.
— Во всяком случае, вам нужно какое-то время, чтобы освоиться. Представляю, как это трудно. Вчера еще вы студент, а сегодня вам надо читать лекцию. Должно быть, нелегко перестраиваться. Будьте добры, Банделе, проводите его к чайному столу.
— С величайшим удовольствием, миссис Огвазор.
— Между прочим, вы нашли что-нибудь покушать? У нас здесь все а-ля фуршет. Если вы торопитесь, можете взять...
— ...пластмассовое яблоко. Оно было великолепно. Благодарю вас...
Хозяйка покинула их. Саго кипел, а Банделе хихикал.
— Над чем это ты, черт побери, хихикаешь? — взорвался Саго.
— Над тобой. Это было трогательно.
— Не вижу тут ничего трогательного.
— Не огорчайся. Ты вел себя вовсе не плохо, просто ты еще не подготовлен к встречам с подобной публикой.
У лестницы сосредоточивалось цоканье острых каблучков. Все женщины, просочившись сквозь толпу, стояли в ожидании чего-то. Саго хотел спросить у Банделе, не означает ли это конец приема, когда к ним приблизился сам профессор.
— Я думал, что Керолина здесь.
— Она только что здесь была.
— О, дерогой мой, все леди ее уже жедут.
Тут сама миссис Огвазор отделилась от толпы и подошла к профессору.
— Керолина, дерогая, все леди тебя уже жедут.
— Я знаю. Я искала тебя, чтобы сказать, что мы идем наверх. Ты здесь управишься?
— Кенечно, дерогая.
— Я вижу, вы уже познакомились с новым преподавателем, — Саго отчетливо ощутил смысл этих слов. — Я просила Банделе проводить его к чайному столу. Он еще не привык к нашему образу жизни.
Как марионетка викторианских времен, профессор поклонился с нескрываемым презрением, и Саго с трудом ухитрился не взглянуть, застегнуты ли у него брюки.
— Пошли, дерогая. — И профессор взял свою благоверную под руку. — Леди давно зеждались.
Каролина отмерила Банделе чайную ложку улыбки и удалилась в мелком шорохе платья.
— Я же говорил тебе, что надо было надеть галстук.
— Я тебя опозорил?
— Мог бы, и безвозвратно. Но ты же сказал ей, что мы не знакомы.
— Ах, да. Ну, все равно. У меня шестое чувство на эти штуки. Впрочем, лучше мне не губить твою репутацию.
— Не волнуйся, она давно погублена. Максимум, чего я могу от них ожидать, это вежливости.
— Зачем же тогда ты ходишь на эти приемы?
— Разве не приятно иногда понаблюдать за людьми, которые тебя терпеть не могут?
— У тебя странный вкус.
— Не такой странный, как у них. Зачем они меня приглашают?
— Позволю себе сказать, что не вижу особой враждебности между вами.
— Это же и есть цивилизация. Мы все тут очень цивилизованные.
Холл опустел. Женщины толпились у лестницы, ожидая знака идти наверх. Воспитанные, безукоризненные мужчины сгрудились в противоположном углу. Профессору пришлось водворять на место весьма немногих, и он сделал это чуть слышным шепотом. Принесли кофе, началось взаимное угощение сигаретами. По молчаливому соглашению они все стояли спиной к лестнице, пока по ней поднимались дамы. Все это было так галантно и безукоризненно, что Саго не мог не прийти в восхищение. Теперь профессор шептал гостям, что туалет на первом этаже в их полном распоряжении. Саго обнаружил его уже давно. Возбуждение разгоралось в нем, и он безошибочно чувствовал, что сейчас что-то должно случиться или он умрет от инфаркта.