— Нет, — меня передернуло.
— А вот теперь мне ответь: зачем кому — то проводить столь сложный обряд? Не проще ли было найти наемников, которые просто отсекут тебе голову? — вопросил Йон, развернувшись ко мне вполоборота.
— Может, эти кто — то уже пытались. И им это даже отчасти удалось.
— Это как?
И я решилась, но тут Брок застонал, а по его коже пробежали искры.
— Йо — о — он… — в одном коротком слове, сплелись воедино и тревога, и неверие, и отчаяние.
Оборотень обернулся, и скомандовав: «Кладем», бережно опустил носилки.
Склонившись над Броком, который посмотрел на нас мутным взором, оборотень зло выдал:
— Торопишься сдохнуть? Вслед за Марной решил сигануть?
— Не смей… так… о ней, — дракон разлепил пересохшие губы. Слова давались ему через силу, но, как ни странно, свечение начало угасать. Будто блохастый умудрился так зацепить его на этом свете крючком из стали и злобы, что Броку было с него не сорваться. — Её убили, но пока я за Марну не отомщу, подыхать не намерен.
— Пока твои действия говорят об обратном. Ты отрекся от титула, как одержимый всегда рвался в бой, подставился, поперся туда, где тебя поджидает жнец смерти, а сейчас и вовсе норовишь издохнуть. Вот, уже и силу оборота начал отпускать, она светится, рвется наружу… — Йон говорил холодно и зло. — Ну же, убеди, что и тут я неправ.
— Убедить? — в тон ему вопросил Брок.
— Да, убеди. Хотя бы тем, что не отдашь концы до Барсучьей пади.
— Там люди, — процедил Брок.
— И что, что люди. Да, ты их ненавидишь. Но у нас даже перевязать тебя нечем. А твоя хваленая драконья способность к регенерации бессильна против демонского огня.
Йон был в своей речи весьма экспрессивен. Настолько, что перечить лично мне ни капли не хотелось. Но не только я и Брок прониклись ораторским искусством оборотня. Лисица, о которой мы успели забыть, торжественно, в знак поддержки своего любимого мужчины тявкнула из — за кустов и гордо вышла вперед, раздвинув ветви. Села, положила лапы перед собой, облизнула морду и преданным взглядом уставилась на Йона.
Он, опешившим — на нее. Потом покачал головой и топнул: уйди, неразумная. Рыжая ни капли не обиделась, лишь склонила голову набок.
Оборотень недовольно хмыкнул и раздосадовано бросил уже мне:
— Пошли, пока Брок помирать передумал.
А я что? Я ничего. Сказано: «На подвиг», — значит, иду и совершаю. В смысле — взяла носилки и пошла.
Наш прерванный разговор так и не возобновился. Я все бдела, чтобы Брок не повторил свой трюк «а — ля светодиод закоротило». Йон сосредоточенно прокладывал кратчайший маршрут и постоянно принюхивался.
Зато, когда солнце начало клониться к закату, а руки не чувствовали уже ничего, и я сама себе напоминала свежеподнятого зомби — мы вышли к околотку.
Три десятка дворов, мычание коров и блеяние коз. Боров, оккупировавший лужу и державший в ней круговую оборону от детворы, что норовила потыкать в него палками с криками: «Дракон, дракон». Все это — балка, до которой мы наконец-то добрались!
От воплей ребятни Брок, лежавший на носилках, приоткрыл глаза.
— Так, где тут твой маг, которого надо опасаться? — задала я самый насущный из вопросов.
Йон повертел головой. Затем и вовсе помотал, словно призрака увидел. А потом растерянно произнес:
— Я ни одной охранки не чую. Совсем.
Я не смыслила в местной системе охранных сигнализаций модели «амулет — висюлька обыкновенная» ни в зуб ногой, потому предположила очевидное:
— Может, их не было? Или убрали?
— Точно были. Мне тогда шкуру они знатно потрепали. Но от них за версту загривок начинает зудеть. А тут — ничего. Вообще.
— Брок, ты что — нибудь чувствуешь?
— Нет, — тоном «только отстаньте» прошипел ящер. — Но они на драконов и не рассчитаны. Знаешь ли, нас в истиной ипостаси тяжело не заметить. А вот от оборотней, волколаков, вампиров и иной нечисти должны быть.
— В том то и дело, что я их не чую… — растерянно пробормотал сбитый с толку Йон.
— Пошли тогда, — присвоила я себе коронную реплику Йона.
Глава 5Она же вопрос пятый:— Вы часто лжете?
Оборотень замешкался.
— Лекса, — по тону стало понятно: просить шкура не привык. — Хоть охранок я и не чую, но все же не стоит рисковать. Если селяне поймут, что я оборотень, нас всех поднимут на вилы…
Я прикинула: смогу ли дотащить Брока одна? Увы, останавливать коня на скаку и совершать подобные героические вещи — не мой профиль. Я не настолько сильная. Но кто сказал, что ум не позволит мне править этими скачущими лошадьми? В смысле, запудрить мозги.
— А если бы мы оставили в лесу Брока, я бы одна пошла к селянам договариваться? — решила расставить все точки над «ё».
— Да, — на честном глазу заверил оборотень.
— Спасибо, конечно, за столь высокое мнение о моем таланте убеждать, но боюсь, что лестью ты не отделаешься. Понесли. А если почуешь охранки, то кладешь носилки и драпаешь со всех ног. Главное — не лап. Договорились?
— А ты и Брок…
— За нас не переживай, я выкручусь.
— Да я уже понял, что лгать ты не любитель. Лгать ты профессионал, — Йон не удержался от подколки. — Главное, когда будешь оправдываться, не пытайся врать по мелочам, все равно собьешься на крупный обман.
— Ну, должна же я в чем-то быть мастером?
После такого дружеского обмена любезностями мы двинулись к селению.
Лиса глянула на меня недобро, фыркнула, развернулась, махнув на прощание рыжим облезлым хвостом, и скрылась в кустах. Судя по всему, не хотела идти в деревню. Может, у нее, как и у оборотня, с обитателями балки были свои счеты, причем не в ее пользу? Кто знает…
Йон вздохнул с облегчением. Видимо, обрадовался, что «фанатка» от него отстала. Как по мне, шкура был в этом вопросе наивный. Влюбленные женщины, пусть и с лисьим хвостом, так просто не сдаются. Однако перевёртыш сию простую истину не ведал. Не знал, но, судя по лисьему настрою, еще постигнет.
Мы дошли до околицы. Детвора при виде нас замерла, а потом горохом покатилась по дворам — прятаться за свои калитки и заборы. Две бабы у колодца, оставив ведра, хоть и не пустились бежать, но смотрели внимательно и настороженно.
Я уже было готовилась просить помощи, когда откуда-то с крыльца одного из домов степенно вышел мужик. Окладистая белая борода, очелье, вышитая красной нитью рубаха беленого льна — все это выдавало в нем не последнего по здешним меркам человека.
Крост, а именно так звали старосту, как выяснилось чуть позже, зыркнул на нас из-под своих белых кустистых бровей. Убедившись, что в деревню вошел не военный отряд, перед которым надобно лебезить (а иначе воины и не спрося могут взять что или кого пожелают), будто выдохнул про себя. С мирными путниками, да еще и с раненым на носилках, спину можно не гнуть. Потому староста сварливо осведомился:
— Чего надыть-то, пришлые?
Краем глаза я заметила: Йон сглотнул, вцепившись взглядом в бирюльку, что висела на шее Кроста. Тело оборотня напряглось, и я поняла, что перевертыш сейчас не лучшая кандидатура в дипломаты.
— Доброго вечера и здравия, — вспомнила я азы этикета. Понятия не имела, как здесь принято здороваться, но решила, что нести разумное, доброе и вечное, а точнее — чушь, стоит хотя бы вежливо. — Надо помощи и ночлега.
— С больным? Ночлега? Мы вас пустим, а вы хворь по всей балке разнесете, — бранчливо выдал староста.
Йон уже готов был оскалиться, показав всем желающим кошмар коммерческого стоматолога — ряд ровных белых зубов без единого пульпита (с такими клиентами ни копейки за лечение не слупишь и по миру пойдешь), когда я уловила в тоне Кроста знакомые ноты. Эти звуки не поддаются никакому анализу. Их может пропустить слух самого виртуозного музыканта, но никогда не проигнорирует ухо потомственного торгаша или ребенка улиц. Это ноты торга. С них начинается увертюра любой продажи, любого договора.
Несмотря на важный и степенный вид, Крост в душе был отъявленным евреем с украинскими корнями и вкраплениями дальней кавказской родни. В смысле: не только умел использовать выгодные обстоятельства, как всякий умный человек, но и, как опытный аксакал торгов, мог сам создавать благоприятное для него положение вещей.
— Не с больным, — начала я ожидаемо, — а с ожогом. Или раны уже стали передаваться как моровое поветрие? — и, чтобы закрепить успех, осторожно начала опускать носилки. Йон пусть не сразу, но сообразил, что от него требуется.
Едва дракон оказался на земле, я подошла поближе к старосте. Заодно чуть загородила от Кроста оборотня.
Бурмистр местного розлива огладил бороду, подбоченился и всем видом показал, что таки вступил в торг.
— Смотря где. На войне, что недавно отгремела, это была самая заразная болезнь. А ваш-то увечный как сумел спины лишиться? — внимательно разглядывая Брока, вопросил Крост.
— Он не увечный, — почти прорычал Йон, но дружеский тычок острым локтем заставил перевертыша стать враз визуально умнее и замолчать.
— Мой друг прав, — от последнего слова шкура чуть не поперхнулся: в кои-то веки я с ним согласилась! — Наш побратим… — с моей легкой руки дракон обзавелся еще и названной сестрой, — не увечный. Его тяжело ранило, когда он бился с драконом. Посмотрите на ожоги. Разве такие может оставить факел? Нет, только драконье пламя! Если бы не отвага Брока, вашу деревеньку сейчас бы поливал огнем крылатый ящер.
От моей пламенной речи селяне впечатлились. Но Крост, сморчок старый, на то и был главой деревни, чтобы извлечь максимальную выгоду и для себя, и для всей балки. Это у нас беда, но мы пришлые, не свои.
— То, что могло случиться, да не произошло — про сие нам неведомо. Мож ентот ваш дракон и вовсе мимо бы прошел, не тронув. Поэтому ежели побратим ваш бока обжег — так это лишь его собственная вина, и благодарностей не ждите. А вот если бы обгоревший драконоборец ведьмаком оказался, да согласился нам упыря упокоить, шо в лесу честному люду ступить не дает — тогда бы другой коленкор пошел…