ьный полет почти вертикально вверх. Нечисть, вереща и усиленно работая крыльями, поспешила следом. Я смотрела больше назад, ожидая ещё одного нападения, и напрочь забыла, что здешние небеса отнюдь не бесплотны.
Парящая меж облаков твердыня выросла внезапно и неожиданно близко. Я наклонила черенок метлы, но на бешеной скорости маневр удался лишь отчасти. Меня здорово приложило о край скалы. Я бы и вовсе упала, не успей ухватиться за каменный мыс.
Метелка, выпавшая из рук, чудом зацепилась за выступ чуть ниже. Тварь, видя, что жертва уже никуда не убежит, а висит, как рыбешка на леске, выдернутая из воды, чуть сбавила ход.
Я задрала голову. Выше — твердыня и драконы, которые наверняка убьют наглую человечку. Внизу — тварь, желающая подзакусить мной с особым цинизмом.
Вот так, болтая ногами на высоте трехсот метров над землей, я могла констатировать: наш с Йоном план по фальсификации умертвления нежити рухнул. И я решила последовать его примеру: разжала руки и полетела вниз.
Всего доля секунды полета. Одна попытка ухватиться за злополучный черенок. Смогла. Успела. Дальше мы падали уже вместе. Я и метла. Вот только паршивка никак не хотела вновь оживать. Земля приближалась слишком быстро.
«Ну же!» — промелькнуло у меня в мозгу. Я намертво вцепилась в дерево. До земли оставалось десятка полтора метров. Я уже успела разглядеть гладь болота, что отражала луну и звезды, когда навершие метлы дрогнуло.
Не знаю, что чувствует всадник, когда поднимает коня на дыбы, но вся гамма моих ощущений могла быть сведена даже не к одному слову, а к одному знаку пунктуации. Восклицательному.
Такая крутая дуга заставила меня замочить ноги едва не по колено, зато вовремя взмыть вверх: из болота что — то недовольно рыкнуло.
Моему преследователю по причине его внушительных габаритов сей трюк оказался не по силам (или не по крыльям?). В результате тварь, не успевшая замедлить ход, со всей дури сиганула в болото.
Упырь вынырнул, отфыркиваясь, и только хотел взобраться на кочку, как та предательски под ним утопилась. Жижа плотоядно зачмокала и стала засасывать нежить. Я сбавила ход, а потом и вовсе зависла на одном месте.
Битва трясины (а я-то думала — невинное болотце!) и нежити была недолгой, но отчаянной. Увы. Победил упырь. Правда, изрядно пожёванный топью и уставший от полета, он выглядел уже не столь устрашающе. Я, притаившись за кроной дерева, наблюдала, как нежить, надсадно хлопая крыльями, еле — еле взлетела.
Тварь завертела башкой, словно пытаясь сориентироваться, и наткнулась взглядом на меня.
Я же сочла за лучшее дать деру. Но вот метла… Эта паршивка явно имела характер. Причем исключительно стервозный. Мерзавка пошла на таран, не слушая моих понуканий. Я отчаянно завопила. Пришибленная обстоятельствами в моем лице, нежить завыла.
Я выставила ноги вперед, как если бы ехала на санках с горки. Тварь мотнула башкой, словно не веря, что я осмелилась ее атаковать, с усилием захлопала крыльями и…
Клыки разминулись с лодыжкой на пару сантиметров, стопа смачно впечаталась в башку твари чуть выше уха. Раздался хруст. Разобрать, чьи кости ломаются — мои или упыриные — я сразу не смогла. Но судя то тому, что ногу словно засунули в кипящее масло — дробился все же мой голеностоп. Вот только отчего монстр вдруг обмяк и кулем полетел вниз?
Рухнула тварь на землю глухо и тяжело, по пути еще на что-то напоровшись. Я осталась висеть в воздухе. Минута. Две. Пять. Упырь не двигался. Я едва не теряла сознание от боли.
Где-то заухала сова. Заквакало болото, которое не совсем и болото. Решилась снизиться. Осторожно, кругами. Подлетела. Хотя патологоанатомом я не была ни разу, но судя по всему, упыристая зараза все же сдохла. Это стало понятно потому, что жизнь и здоровье с размозжённой башкой сочетаются так же, как бриллиантовое колье и поношенные калоши бабы Нюры из Хацапетовки: теоретически возможно, но на практике — явление столь же редкое, как солнечное затмение.
Я зависла в метре над сдохшей тварью. В ноге растекалась боль. Но меня снедало ещё одно чувство — жадность. Башка упыря — хорошо. Вот только как ее отсечь от цельной туши? Лопата осталась на поляне, которая, по моим подозрениям, была уже далеко позади.
Интересно, метла сможет унести меня и эту тварь? И если да, чем ее связывать? Глянула на многострадальную юбку. Что же, упокой Юдашкин ее домотканую душу.
Рвалось сукно на удивление плохо, зато веревка вышла хорошая, крепкая. Шипя и матерясь, я связала лапы твари, продела черенок меж веревки и осторожно села на метелку.
В какой-то момент мне показалось, что черенок сейчас переломится. Но нет. Метелка с натугой поднялась в метре над землей. Так мы и двинулись: кто — лётом, кто — полуволоком.
Небо обняла заря, когда мы с метелкой добрались до смутно знакомых мест. Еще немного — и балка. Я щеголяла распухшей лодыжкой и изодранной рубахой. Юбка отсутствовала, как класс, вся изойдя на путы.
Такой меня и нашел Йон. Он всю ночь рыскал по лесу, искал, а увидев, облегченно выдохнул.
— Живая. А я думал уже, что тебя эта летучая нечисть, а если точнее, крылатый ырка, как ее величают образованные маги, сожрал, — выдал он, а потом, оглядев композицию «ведьма — метла — добыча», сглотнул и задал единственный вопрос: — Как?
Я же, тоном инспектора ΓИБДД (ибо настроение у меня было зело мерзопакостное) ответила:
— Лобовое столкновение с превышением допустимой скорости стало причиной поломки двигателя типа «крыло летное нетопыриное обыкновенное» с тягой в одну монстроузную тушу. В итоге водитель транспортного средства, — тут я припомнила, как классифицировал эту заразу Йон, — ырка не справился с управлением и упал. В результате падения получил травмы, несовместимые с жизнью.
— То есть, ты его угробила? Угробила условно разумную нежить с пятым классом опасности? — все же решил уточнить Йон.
— Просто твоя ырка оказалась истеричная и пугливая, — парировала я.
— Ну да, сумасшедшими ведьмами, идущими на таран, эту тварь, наверное, жизнь не пугала, — почесывая макушку, изрек оборотень, глядя на дохлую ырку.
Глава 6Она же вопрос шестой:— Отношение к однополой любви: положительное или отрицательное?
— А почему ее… его, — я сбилась, не зная в каком лице говорить о твари, — так тяжело убить?
— Ну, хотя бы потому, что магия на подобную мерзость практически не действует. Лишь грубая сила, которую, с учетом резвости этой зверушки, ещё попробуй примени.
Объект применения силы все так же болтался вниз башкой. Йон внимательно посмотрел на ырку, потом его взгляд скользнул чуть выше, задержался на моей распухшей лодыжке, а затем и вовсе наглым мартовским котом двинулся вверх.
Тут же захотелось одернуть рубаху. Нет, я всегда знала, что самая короткая профессия — это герой. Но только сейчас до меня дошло, что и моя униформа для подвигов слегка смелая. Конечно, в определенных обстоятельствах можно бы было посчитать ее даже целомудренной: в парилке бани или солярии, например. Но посреди леса щеголять последним выкидышем хипстерской моды — рубахе до середины бедра, причем местами продранной — мне было весьма неуютно.
А еще этот исключительно мужской взгляд. Когда вроде бы даже не раздевают глазами, не оценивают… а изучают. И ты понимаешь, что такое исследование — родом исключительно из первобытной древности. Я поежилась, и тут в кустах что — то, а вернее, кто — то фыркнул.
Ветки качнулись, и вышла уже знакомая лиса. На ее морде читалось недовольство, словно она застукала благоверного за прелюдией полного и безудержного разврата.
— Она сзади? — не оглядываясь, напряженно спросил Йон. Кто она, оборотень не уточнил, но я и так поняла.
Мне же стало весело. А может, дало о себе знать нервное напряжение? Я расхохоталась в голос. Бесстрашный воин, не убоявшийся огненного пульсара, так бурно реагирует на плешивую лисицу.
— И ничего смешного, — обиделся оборотень. — Я пока тебя искал, она всюду за мной рыскала. Ууу… Треклятая рыжая морда.
Лиса склонила морду набок. Весьма возмущенно склонила.
А я все никак не могла снять с лица улыбку, чтобы спрятать ее за пазуху. Но тут метлу мотнуло, и я не очень ловко качнула поврежденной ногой. Зашипела от боли.
— Давай посмотрю, что там у тебя… — с этими словами Йон подошел ко мне и, отложив меч и лопату, приподнял за талию, а потом и вовсе ссадил на землю.
— Она не улетит? — я кивнула на метлу.
— А с чего бы ей улетать? — изумился оборотень. — Она в тебе новую хозяйку признала. Кстати, когда успела ее своей кровью — то напоить?
— Руку ободрала, когда юбку отцепить пыталась, — призналась неохотно.
— А — а — а, — глубокомысленно изрек оборотень, — тогда понятно. Хотя изделия мастера Найриса всегда были норовистыми, даже при соблюдении всех условий могли отказаться подчиняться магу.
— Найриса? Магу?
Пока Йон аккуратно ощупывал лодыжку под недовольное фырчанье лисы, он пояснил, что когда — то давно летные метлы каждый маг изготавливал себе сам. Да и вообще чародеи древности были теми ещё универсалами: не только транспортом самостоятельно себя обеспечивали, но и зельями, инвентарем, предсказаниями опять же. Но потом колдовская наука, как и всякая другая, развиваясь, отпочковала от себя и боевых магов, и предсказателей, и артефакторов. Мастер Найрис был из последних. Его метлы считались самыми быстрыми, но норовистыми. У всех их была одна отличительная черта — выжженный знак на древке. И даже не цеховой, а личный. Его-то и следовало напитать кровью мага, который хотел управлять метлой.
На мое слабое уверение, что я не колдунья ни разу, Йон лишь протянул: «Ну — ну». А потом добавил, что характер у меня исключительно как у истинной черной ведьмы, вредный и непредсκазуемый, который лишь подтверждает мою причастность κ темному чародейсκому племени.
Я уже было собралась возразить, но, κак выяснилось, шκура чесал язык о небо с одной целью: уболтать и отвлечь. В тот миг, κогда я, юная и наивная, расслабилась, он цепко сжал лодыжκу и вправил ее. Я заорала так, что встрепенулось не тольκо воронье окрест, но и вся балка. Лиса от неожиданности села на собственный хвост, Йон отпрянул. Но, оказалось, мой вопль имел не тольκо устрашающий, но и воскрешающий эффект. Ырка очнулся.