— Нет, — отрезал этот упрямец. — На мне заживает как на собаке. К вечеру смогу сносно ходить, если как следует поем, так что… — и резко сменил тему: — расскажи, что тут произошло без меня.
Μы смотрели на беззаботную детвору, а я пересказывала ему события, которые дракон пропустил.
— Вот все думаю, почему откликнулась метла, я ведь не ведьма, — подвела итог, похлопав черенок своего транспортного средства.
— Мне интересно другое: как ты смогла снять охранный контур на моей клетке? — в тон мне ответил Брок и внимательно посмотрел прямо в глаза.
Я лишь пожала плечами.
— Пока вокруг моей шеи не обвилась эта пакость, — через ткань щелкнула по печати, — в моей жизни было все прилично.
Но, вспомнив, как пару раз сливала бензин, как воровала еду на рынке в голодные детские годы, поправилась:
— Ну, почти прилично.
Дракон тут же заинтересованно скосил на меня глаз.
— Расскажешь?
— А ты хотел бы знать правду? — я почувствовала, что стою на краю пропасти.
Мое сердце словно взорвалось в груди, ударив о ребра. Воздух закончился, и я сделала судорожный вздох, пытаясь успокоиться.
— Даже если правда режет острее клинка, я предпочту кинжал в грудь, а не в спину.
Брок выглядел серьезным. Настолько, что через боль выпрямился и сейчас сидел не опираясь.
Сказать? Или опять отшутиться и промолчать? Напомнить о моей "клятве", согласно которой я вроде как не могу ничего поведать о себе? Последнее слово всегда произносит поступок, но, прежде чем шагнуть в пропасть, я решила прихватить с собой хотя бы подобие «парашюта».
— Пообещай, что не используешь то, что я тебе расскажу, против меня.
— Так же, как и с твоей просьбой проводить? — скажи это Брок другим тоном, звучало бы как издевка. Но в его голосе была лишь грусть, словно он ещё раз получил подтверждение чему-то до жути неприятному.
— Нет. Просто разумно опасаюсь.
— Хорошо… Клянусь, что то, что узнаю о тебе, не использую против тебя.
Брока окутало свечение. Всего на краткий миг. А потом я заговорила. Дракон слушал меня не перебивая, только все мрачнел и мрачнел.
У меня пересохло горло, солнце уже давно миновало зенит, а я все говорила. Рассказ, даже с пропущенной кучей деталей, вышел долгим. Но когда я, наконец, закончила, ящер ещё минут десять молчал. А потом все же произнес:
— Знаешь, проще поверить, что ты чудом спасшаяся кнесса, которая тронулась умом, чем во все это… — ящер не стал уличать меня в очевидной лжи, что я подсунула ему под видом зарока: что де я не могу о себе ничего говорить.
Уже за это вроде как нужно быть благодарной, но увы, врожденная вредность пересилила благой порыв:
— Знаешь, — начала я в тон дракону, — если что-то не укладывается у тебя на чердаке… — я постучала себе по голове. Звук, вышел звонкий, но меня это не смутило. — Это еще не повод утверждать, что у меня поехала крыша.
— Ты сейчас рассказала столько… — он постарался подобрать более мягкое слово, но потом все же выдал, как есть: — … невероятного, во что сложно поверить, но есть возможность про…
Договорить он не успел, распахнулась дверь, и на крыльцо вырвался Йон. Судя по его виду, он не предавался любовным утехам, а воевал. Причем был в роли одиночки Рэмбо во Вьетнаме.
— Брок, Лекса… — выдохнул он. — Спасите!
Но тут пухлая женская ручка легла на его плечо и настойчиво потянула назад. Оборотень вцепился в косяк, будто назад его тянула не женская ладонь, а когти упыря. Впрочем, подозреваю, что ырке Йон оказался бы больше рад.
Но нет никого сильнее, чем слабый пол в погоне за счастьем. Дверь захлопнулась, лязгнув не хуже сомкнувшего челюсти капкана.
Мы с Броком переглянулись, решив, что спасение шкуры важнее выяснения того, чокнутая ли я кнесса или слегка разумная пришлая.
— Зачем он вообще с ней? — задала я вопрос, со стоном опираясь на ногу.
— Зачесалось, — процедил Брок, поднимаясь с моей помощью.
— А я надеялась, что он все же не блохастый, в смысле, что у него хватит ума…
— Нет, не блохастый, — перебил дракон. — Он просто кобель.
Мне стало интересно, как Брок собирается спасать Йона из столь пикантной ситуации. Не вломится же дракон посреди процесса… Хотя, судя по суровой морде ящера, именно это он и собирался сделать.
— Если ты планировал нагрянуть вот прям щас и смутить этих голубков, то я сильно сомневаюсь в успехе операции, — заметила я, когда крылатый занес кулак над дверью. — Скорее всего, Бажена плюнет на твои незажившие раны и втянет в свой пробник оргии.
На это мое заявление Брок ещё сильнее нахмурился и процедил:
— Я знаю, что человеческие женщины развратны, но не до такого же…
— Не обобщай, — буркнула я, не став уточнять, что есть куда более разнузданные экземпляры.
— И что ты тогда предлагаешь?
Я критически осмотрела дом, метлу, потом внимательно — ребятню, игравшую через три дома, и удостоила взором бельевую веревку во дворе. А спустя пять минут началось представление.
Брок ударил кулаком о дверь и чуть хриплым, простуженным голосом крикнул:
— Открывай жена! Муж пришел.
В этот же миг на дом опустилась тьма. Спонсором кромешной черноты стало недосушенное белье, которое детвора враз набросила на окна. Причем юных аниматоров поучаствовать в развлечении убеждать особо не пришлось: какой озорник упустит шанс победокурить и не только не получить за это хворостиной, а совсем даже наоборот?
Я же зависла на метле в самом стратегически важном месте: над печной трубой. На мне лежала ответственная миссия: организация звуковых спецэффектов. Потусторонние звуки и завывания не сказать чтобы мне сильно удавались, но тут я вспомнила отрывок из «Илиады», который старательно зубрила на первом курсе. Затянула его на одной ноте. Судя по звукам в трубе, простые завывания и свист были бы куда менее устрашающими. А тут эхо исказило слова до неузнаваемости, превратив мой скулеж в нечто среднее между заклинанием экзорцизма и воем демона, выселяемого из уютной телесной квартиры.
То, что первый акт премьеры удался, и зритель впечатлился, мы поняли по звуку чего-то уроненного и разбившегося. А потом стали слышны возня и суета. И лишь затем испуганное:
— К — какой муж?
— Покойный. От такого разврата и усопший из могилы вылезет. При жив… — Брок закашлялся, сбившись с роли, но тут же исправился: — При мертвом муже такое распутство вытворять!
— Я вдова, — уже тверже заявила развратница. — Ты оставил меня такой молодой, и года со свадьбы не прошло!
Брок, входя в роль, выпалил:
— Хотя бы в этом мне повезло, я недолго мучился.
— Ах ты…! — не сразу нашлась Бажена. — Да я тебя не боюсь. У меня любовник — ведьмак, — гордо донеслось из-за двери.
И тут же поступило опровержение.
— А я опасаюсь, — Йон поспешил подтвердить старую истину: случайный любовник, как и губная помада, способен быстро смываться. — Мужик, который неупокойник, слышишь, я не ведьмак, я помощник ведьмы.
Я взвыла. Брок ударил так, что дверь едва не слетела с петель.
Но, судя по всему, рассерженная хозяйка оказалась страшнее восставшего упокойника. Подтягивая порты, оборотень вылетел из избы. Дракон тут же захлопнул дверь, едва шкура оказался на улице.
Не сказать, что битвы между «обманутым супругом» и «полюбовником» совсем уж не состоялось. Правда, она оказалась исключительно словесной, но оттого не менее горячей. Йон узнал о себе много нового.
Под конец шкура все же не выдержал, и, сдавая позиции, брякнул:
— Да, я вот такой. Ну люблю я. По-всякому люблю и всяких. А ты со своей Марной скоро забудешь, что у баб под юбкой.
За что и схлопотал. Брок ударил без замаха, но так, что Йон согнулся. Но самое поразительное, что шкура и не подумал ответить. Словно осознал: словами он ударил побратима больнее, чем тот — кулаком. Блохастый отступил.
— Прости, — выдохнул оборотень.
— Уйди. Уйди, чтобы я тебя не видел.
И Йон ушел. Шаг. Второй. Третий. А потом развернулся и, в прыжке перемахнув через плетень, припустил по улице. Но отчего-то у меня создалось стойкое ощущение — шкура уходил, чтобы вернуться. Когда остынет сам, и успокоится побратим.
Дракон же, больше не говоря ни слова, побрел прочь.
Я, сделав круг почета на метле, в растерянности смотрела на удаляющуюся спину. А потом, спустившись к земле, слезла с метелки и, хромая, вошла в избу.
Там на лавке сидела растерянная Бажена.
— А где..?
— Победил, — я была сурова, как ведущая вечерних новостей. — Сейчас пошел труп закапывать. Зароет — и вернётся.
Последнее я произнесла с одной лишь целью, чтобы Бажена, узнав о том, что ее любовник собирается делать лапы, не подорвалась и не помешала бы тому спокойно уйти. Если по правде, я понятия не имела, что собирается делать шкура.
Сама же начала собираться. Если Брок в состоянии ходить, значит, незачем нам здесь задерживаться. Не сказать, чтобы пожитков было много, но те несколько золотых и рубаху с портами я тут оставлять не собиралась.
Бажена, видя, что я ухожу, вдруг сорвалась с места и начала метаться по дому, причитая: «Ну как так. Вы уже… А как же с Йоноком попрощаться… Да что это такое — то…». Она суетливо начала что-то заворачивать в тряпицу. Как оказалось — снедь. Потом эта заполошная схватила жбан и, не глядя, присовокупила его к провианту.
— Возьми, возьми, — она буквально всучила мне в руки поклажу.
Я лишь пожала плечами и перекинула суму через черенок метлы. Догнала Брока уже за околицей. Он шел, вперед особо не разбирая дороги. Шкуры видно не было. Ну и пускай. Этот блохастый, надо будет, нас и за семь верст найдет, с его-то нюхом.
— Эй, ты чего? — я попробовала заговорить с драконом.
Ящер не ответил, лишь посмотрел на меня невидящим взглядом. Я покрепче ухватила черен метлы и, описав вокруг Брока круг, зависла перед ним. Благодаря метелке наши лица оказались на одном уровне.
— Слушай, ну что тебе такого Йон сказал, что ты сам себя потерял?