Я буквально впилась взглядом в его лицо. Та ночь с маковым молоком, будь оно неладно… Ящер, со своим хвостатым благородством, мог ведь и солгать. Или не солгать? Может, этот дракон со всеми и по первому разу такой напористый и уверенный?
Нет, я знала один точный способ проверить: а была ли полностью совместная ночь? Но увы, одноразовый тест на невинность махал мне белым платочком: в свое время я была достаточно любопытной, чтобы оставаться целомудренной. Поэтому успела избавиться от того, что ранее считалось девичьим достоинством, а в веке двадцать первом — скорее недостатком.
И вот теперь… Оставалось разве что усмехнуться, вспомнив, как когда-то на лекции разбирали этот интересный медицинский факт и случившееся по его вине устойчивое выражение: «до свадьбы заживет». Именно этими словами развратные хлопцы сманивали невинных необразованных деревенских барышень, уверяли, что «все срастётся», и шептали на ушко прочие убедительные доводы для горизонтального и обнаженного времяпрепровождения.
И вот сейчас задумалась, как ответить на вопрос: «Было ли у нас с Броком что-то более близкое, чем поцелуи?». Журналистская натура ехидно подсказывала единственно верный ответ: «Частично».
Зато наших соседей дилеммы не мучили. Чей — то сонный голос проворчал:
— Или уже займитесь делом, или не мешайте честным людям спать! — а потом этот же комментатор усовестил уже конкретно Брока: — Да, девка у тебя точно огонь, и ложиться на нее, что на шипящие угли, но ты вроде как с пламенем дружен…
Дракон не сказал ничего, только посмотрел. Но советчик мгновенно заткнулся, а спустя пару секунд так выразительно захрапел, что удостоился тычка от соседа, который лежал рядом.
Я почувствовала, как жар щиплет щеки.
Но кое-что все же не давало мне покоя. Брок в первый раз меня едва не придушил в бреду. Когда его успокаивал Йон — я тоже не заметила повадок мартовского кота, тогда почему сейчас…
— Ты это специально? — спросила я почти наугад. — Мстишь мне за вчерашнюю ночь?
Как оказалось, попала в яблочко. Непробиваемый дракон фыркнул, а потом признался.
— А что я должен был подумать, когда проснулся, а ты прижимаешься ко мне? Решил или продолжить вчерашнее, или проучить …
— А до того, как проснулся? — начала допытываться я.
Судя по тому, что Брок нахмурился, вопрос ему жутко не понравился, но он все же ответил:
— Сначала кошмар. Один и тот же, что бывает из ночи в ночь. А потом я шагнул в спокойствие, словно в густой утренний туман, который окутывает молочной дымкой настолько плотно, что не видишь собственных пальцев. Кошмар ушел, но ярость и отчаяние до конца так и не улеглись…
«И перешли из фазы «сражайся» в «размножайся» без промежуточных остановок», — домыслила я то, что так и не озвучил дракон. Все с вами ясно, господин крылатый.
— Давай спать, скоро рассвет.
— Давай, — подозрительно быстро согласился дракон и… вновь притянул меня к себе.
На этот раз без какого-либо подтекста, просто делясь теплом. Но я дернулась, пытаясь вернуться на свою лежанку.
— Сама же сказала, что нужно выспаться. А когда ты рядом, меня кошмары не мучают.
«Правильно, они душат меня наяву, или лезут целоваться», — про себя возмутилась я, хотя вслух сказала совершенно иное: — Тебя и с Йоном кошмары не мучали в доме Бажены.
Но ответа на свое замечание так и не дождалась. Дыхание Брока стало редким и не столь глубоким. Вот же умеет мгновенно засыпать, паршивец. Подивилась я и… сама тут же мгновенно провалилась в объятия Морфея.
Побудка вышла зверской. Причем зверела в основном я. Тело хотело тепла и ещё поспать. На худой конец, было согласно на кофе с зефиркой. Но суровая реальность лязгала котелком, горланила, фыркала, а иногда и ржала, бренча сбруей.
Лагерь вовсю просыпался и готовился к дальнейшему пути. Я же вставать категорически не хотела. Брок уже куда-то испарился. Зато в трех локтях от меня обнаружился Йон. Шкура сидел на своей лежанке и потягивался. Его довольная рожа напоминала мне Италию: так и хотелось в нее съездить.
То ли у оборотня затесался в роду Кощей, и оттого он чувствовал себя капельку бессмертным, то ли просто по утрам — чутка дурак, но он так скабрёзно улыбался, что я в мыслях уже представляла, как познаю все прелести профессии таксидермиста. В общем, беды блохастый не ощущал и разглагольствовал:
— Я смотрю, вы с Броком так друг друга терпеть не можете, что утром он тебя заботливо укутывал, когда вставал, а ты на него ну чисто случайно ногу закинула, словно на дерево залезть собралась…
А меж тем она, беда, медленно вставала. Посмотрела на свои рукава с засохшими пятнами вина, провела по лицу ладонями, словно умываясь, и огляделась в поисках метелки. Последняя нашлась на удивление рядом. Словно чуяла, что мне понадобится.
Йон увидел, куда, а главное, с каким выражением на лице я тянусь, и запоздало сообразил:
— Эй-эй, не надо так нервничать!
Этой своей фразой про то, что не стоит беспокоиться, Йон привел меня в окончательное и стабильное состояние бешенства, которое я и попыталась ликвидировать выполнением утренней восточной гимнастики «У — ши на — де — ру».
Спустя минуту оборотень лихо улепетывал от окончательно проснувшейся меня. Я же искренне удивлялась, почему всегда так: сначала доведут, а потом кричат «Па — ма — ги — те!». Увы, шкуре никто протянуть руку помощи не стремился. Спасло его то, что у меня банально разболелась незажившая нога.
Зато к костру я подходила бодрой и настроенной добыть свой завтрак во что бы то ни стало. И таки получила. Даже вперед тех, кто вроде бы стоял в очереди. Взяв миску с варевом, огляделась, выискивая место, куда присесть, и напоролась на хитрый взгляд Брока. Судя по тому, как дракон нет — нет да и косил в сторону потиравшего загривок Йона (все-таки метелка мне досталась толковая, если я сама не смогла дотянуться, то ее прутья все же несколько раз приложились к спине блохастого) и посмеивался, ящер наблюдал за нашими бегами, причем не без удовольствия.
Я поджала губы. Отчего-то стало стыдно за такое свое поведение. Хотела уже было развернуться и поискать место где-нибудь подальше от усмехающихся драконов и раздражающих оборотней, но Брок успел окликнуть:
— Присаживайся!
Сделать вид, что не услышала, было бы еще глупее, чем уничижительно фыркнуть, развернуться и демонстративно уйти. Поэтому я присела рядом с крылатым. Все же я воспитанный взрослый человек… Наверное.
Завтракали быстро и почти без разговоров, собирались — тоже. Когда двинулись в путь, я уже привычно подсела к Ярике. Метелка улеглась рядом, у борта телеги.
Обоз неспешно ехал по дороге, солнце взошло уже высоко, и, по ощущениям, приближалось время, когда завтрак уже улегся, но до обеда ещё оставалась пара часов. Обозники начали озираться. Воины и вовсе взяли в руки луки, словно готовились к нападению. Отец приказал дочери на всякий случай схорониться меж тюков.
На мой закономерный вопрос: «Чего опасается охрана?», купец лишь коротко выдохнул:
— Так к Ошле подъезжать будем. На всем западном тракте только здесь разбойный люд и шалит.
Я на всякий случай пересела на метелку. Но то ли разбойник сегодня был дюже чуткий на неприятности, то ли мы такие везучие, но рандеву ловцов удачи и обозников так и не состоялось. Зато после обеда, в тот час, который местные величают временем свиристели, мы выехали из леса.
На горизонте показался даже не город — его дымка. Обозники посчитали, что лучше не тратить времени на привал, и к вечеру добраться до столичных ворот.
Чем ближе мы подъезжали, тем четче вырисовывались черты Ошлы. Только теперь я смогла разглядеть крепость и город, который раскинулся под ее стенами. Именно крепость, а не замок: в таком убежище защиту от неприятеля найдет не только семья местного кнесса, но весь простой люд.
Неприступные стены опоясывали немалый надел земли. Они были высокие, будто выросшие из самой скальной породы. И если ворота и барбакан находились в изножье пологого склона, то дозорная башня венчала утес. Казалось, что еще чуть-чуть — и ее пик коснется края молочно-белых облаков. Но так лишь казалось. Зато ветер с необычным привкусом безграничной свободы, с запахом водорослей, чуть солоноватый на губах — не мерещился.
Море. За той крепостью было море. Оно шумело, шептало, манило, пока невидимое.
Так вот она какая… Ошла.
Ярика, уже вовсю прихорашивалась для этой самой Ошлы в целом и Умара Ружримского, на которого бойкая девица заочно положила глаз, в частности. Знал ли знаменитый и непобедимый маг, герой битв только-только отгремевшей войны о том, что на встречу к нему спешит неотвратимое семейное счастье?
Но пока доблестный чародей оставался в неведении, а Ярика становилась к нему все ближе и ближе, меня начали терзать сомнения: а стоит ли вообще нам заезжать в эту Ошлу? Ведь если Йон опасался колдунишки из балки… Эту простую мысль я попыталась донести до блохастого, подлетев к нему и Броку на метле.
Поравнявшись с их повозкой я, сидя на своем летном транспорте, осторожно начала издалека: что шкура думает о политике сдерживания и толерантности в общем, до расовой нетерпимости чародеев к оборотням конкретно? Йон лишь покровительственно усмехнулся и заявил, что, как ни странно, в городе оборотню затеряться легче, чем в деревеньке, где все друг друга знают.
А в рыночной толпе пойди, отлови перевертыша. Ну маякнула твоя следилка на базарной площади, где яблоку негде упасть: «Нелюдь!»… Так не сыщешь же.
— Главное, вовремя от обозников отстать, чтобы не сдали… — так, что только я и услышала, произнес Йон, а потом уже громче добавил: — В городе и едой запасемся, и лошадьми разживемся… Нечего ноги-то сбивать.
Как перевертыш планировал «вовремя отстать» пришлось убеждаться на практике, когда вечером, в лучах заката, обоз подъехал к городским воротам. Ошла, хоть и не тягалась с побратимом — замком, но какую-никакую стену тоже имела. Правда та была высотой в два человеческих роста, но все же. Да и ворота скорее выполняли условно-пропускную функцию. Основной их целью было обогащение казны и личных кошелей стражи, которая накануне магических боев проявляла заметное служебное рве