вайте, наконец, закончим интервью и поставим на этом точку.
Нив раскраснелась и решительно встала.
— Вот и хорошо. Вижу, мы поняли друг друга, — сказал он отрывисто и направил коляску в обход стола. — Только после вас, мисс Вильяме.
Круглый обеденный стол был накрыт в застекленной оранжерее, примыкавшей к заднему фасаду дома. Стены внутри были увиты виноградом, повсюду стояли кадки с лимонными деревьями. Сквозь стеклянные стены оранжереи просматривались сад и бассейн.
Стол был сервирован белым столовым розенталевским фарфором и фужерами для вина и воды из массивного зеленоватого стекла.
Компания подобралась живая и веселая. Супружеская пара Фэншо: он — владелец художественной галереи, она — художница. Антония Симпсон, богатая дама чуть больше тридцати, яркая блондинка, жеманная, изысканно одетая и в общем привлекательная.
Гости, видимо действительно хорошие друзья Роба, отнеслись к Нив с интересом и теплотой, приняв как равную.
— Значит, вы интервьюируете Роба? — поинтересовалась Тони.
— Пытаюсь, — ответила Нив, изобразив подобие улыбки.
— Но… — Тони помедлила немного. — Я считала, что Роб… покончил с этим.
— Я и сам раньше так думал. Но меня убедил Мэйтленд, редактор газеты, что этим интервью я мог бы помочь тем людям, которые хотят снова научиться ходить. — Роб замолчал и поморщился. — Во всяком случае, некоторые так считают.
— Именно так, — тихо сказала Нив.
— Хотя если честно, я не уверен, что это интервью кому-нибудь сгодится, — счел нужным сказать Роб.
— И напрасно! Твое интервью поможет больным обрести уверенность в себе, но держитесь, Нив, он может вас проглотить, — вмешалась в разговор миссис Фэншо.
— Ну, — протянул Роб, — я сомневаюсь, что это кому-нибудь по силам. Она умеет за себя постоять. Язык как жало. И когда это я плохо обращался с людьми, что-то не припомню? — с обидой в голосе спросил он.
— Все время, — хором возразили ему друзья и захохотали.
Он с жалобной комической миной обратился к Нив.
— Может быть, вы умеете себя защищать, мисс Вильяме? Заодно и меня возьметесь опекать?
— Ну что я могу сказать? — начала она. — Думаю, все началось в детстве, когда я была единственной девочкой в окружении пяти братьев… они научили меня скакать на лошади, стрелять играть в регби — одним словом, делать все то, что обычно девочкам недоступно. И защищать себя, то есть отбиваться чем могу, в том числе и языком!
— Какая потрясающая женщина! — Антония улыбнулась Нив. — Думаю, все со мной согласятся. Роб, ты должен дать интервью, не делай из себя отшельника.
— Благодарю вас за поддержку, Тони, — спокойно произнесла Нив и повернулась к Банни. — Мне очень стыдно, но я только сейчас догадалась, что вы та самая Альбина Фэншо, которая была номинирована на премию Арчибальда в прошлом году. Так?
Банни расцвела в улыбке. Все заговорили о портретной живописи вообще и премии Арчибальда в частности.
Ланч закончился к двум часам. Гости распрощались, и Роб пригласил Нив выпить кофе в кабинете. Он что-то записал в тетради и произнес:
— Итак, продолжим?
— Вы уверены, что не желаете отдохнуть? — спросила она.
— Вполне, — сухо бросил он. — А что, простите за любопытство, заставило вас подумать об этом? Разве я выгляжу больным? Изможденным? Вялым? Я ведь пользуюсь всеми новейшими достижениями медицины. Я перепробовал все: физиотерапию, трудотерапию… плюс парочка титановых стержней в спине… — Он устало махнул рукой.
Она удивленно моргнула и стала быстро делать пометки в блокноте. Затем включила магнитофон.
— Мне кажется, вы забыли еще обо одной терапии — силе воле. Он пожал плечами.
— Вы не давали себе клятву в том, что обязательно научитесь ходить? — настаивала она.
— Ну, меня, конечно, совсем не радовала перспектива провести всю жизнь в инвалидной коляске. Да и кого это может обрадовать?
— Так вы не считаете, что крепость духа помогла вашему восстановлению?
— Как вам сказать, мне бы, конечно, хотелось так считать, но львиную долю пользы и реальную помощь принесла медицинская наука, — сказал он без всякого выражения.
— Итак… Не было бессонных ночей и ужаса, что жизнь съежилась до размеров комнаты и инвалидного кресла, что вы лишены обычных радостей, из которых состоит человеческая жизнь и о которых не задумываешься, когда здоров? Ничего этого не было?
Он поднял руку и произнес с раздражением:
— Ну, конечно, все это было. И все же я не нашел никакого волшебного заклинания. Нельзя сказать себе — Я буду снова ходить — и начать ходить. Нет, одного этого недостаточно.
— Но вы же говорили себе эти слова, не так ли? — прервала она его тихим голосом.
— Да. Я говорил их, выкрикивал, плакал, как сопливый мальчишка. Но знаете, что помогло мне пройти через все это кроме медицины? Люди, которые помогли мне не сдаться. Люди, которые на себе испытали припадки моей ярости и отчаяния, но сохранили надежду на мое выздоровление.
— Врачи?
— Некоторые из них — врачи. Но были и другие: Билл и Банни, Тони, Джуди, мой шофер Джефф, который ухаживал за мной как сиделка, и, конечно, самые главные — Молли и Порция.
Нив внимательно на него посмотрела.
— Мисс Кондрен в прошлый раз упомянула, что вы блестяще справились со своими проблемами.
— У мисс Кондрен слишком короткая память. Она быстро забывает все плохое, — сказал он с иронией.
— Она также говорила, что вы многих вдохновили своими успехами. Вы не могли бы мне объяснить, что она имела в виду?
Роб Стоу вздохнул.
— Каждую неделю я проводил некоторое время с инвалидами. Вот и все.
— Все? Отчего вы раньше не сказали мне об этом? — Нив в недоумении уставилась на него. — Ведь это очень важно для людей в вашем положении.
Он взял со стола ручку, повертел и положил обратно, потом отпил глоток кофе и медленно, произнес:
— Как бы лучше выразиться… Да, я надеюсь, это сможет помочь. Но боль, которую испытываешь, и усилия, которые прилагаешь, чтобы справиться с ней, — все это не то, о чем можно легко поведать остальному миру. Мне бы хотелось думать о себе как о самом терпеливом и храбром из всех, попавших в беду такого рода, но я не всегда был таким, не надо из меня делать героя.
— Вы не против, если я процитирую вас дословно? — сказала она после короткой паузы. — И как вы смотрите на то, если я… — в ее глазах заплясали озорные огоньки, — напишу, что временами вы делали жизнь окружающих невыносимой?
Его лицо оставалось некоторое время непроницаемым. Затем в глазах блеснула усмешка.
— Приведите пример… Она на мгновение задумалась, а потом решительно произнесла:
— Роб Стоу, известный бизнесмен и миллионер — без сомнения, крепкий орешек и к тому же высокомерен — это я испытала на себе. Нетрудно поверить, что если посторонние люди от него страдают, то близкие и родные тем более.
— Спасибо, — сказал он с насмешливой улыбкой.
— Это правда, мистер Стоу, чистая правда. — Нив проигнорировала его иронию.
— Неужели я настолько высокомерен? Нив, вы шутите? Конечно, шутите, я вижу это по вашему лицу.
— Видите? — Она посмотрела на него невинными глазами.
— Да. В ваших глазах пляшут чертики… — И прежде, чем она смогла ответить, он поинтересовался: — Как же вы тогда намереваетесь использовать мой имидж, если собираетесь окончательно развенчать меня?
— Ну, я расскажу о ваших преданных друзьях, вашем умении обращаться с детьми. Порция, например, явно обожает вас; могу рассказать, как бережно и нежно вы отнеслись к пострадавшей журналистке… Я могу… — она помедлила, затем взглянула в его глаза, — рассказать о вашей честности… Мы свяжем все в единое целое, включая и ту огромную моральную поддержку, которую вы получили от других. Согласны на такое освещение вашей личности.
— Идет! Пишите! — почти приказал он.
Через час она выключила магнитофон и, улыбнувшись, сказала:
— Теперь мне не грозит потеря работы.
— Значит, Джордж действительно бывает крут?
— Подчас у него нет выхода. Делать газету непросто. Огромная конкуренция требует высокого качества материалов.
Роб откинулся на спинку кресла и устремил на нее изучающий взгляд.
— Итак, когда я смогу увидеть готовый текст?
Нив задумалась на минуту.
— Возможно, уже в понедельник. Я поработаю над ним в выходные, чтобы он мог войти в следующий номер журнала. Конечно, если вы дадите свое согласие.
— Вы всегда проводите выходные подобным образом?
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Отнюдь, но моей ноге необходимо еще побыть в покое.
— Ну а как вы обычно проводите свои выходные, Нив Вильяме? — спросил он, лениво усмехнувшись.
— Летом хожу на пляж, играю в теннис. — Она пожала плечами. — В это время года бываю в кино, на концертах или выставках. Делаю что-нибудь по дому, читаю, готовлю — как и все другие люди.
— И простите за нескромность — вы делаете все это одна?
— Не всегда. Разумеется, у меня есть друзья…
— Но нет близкого друга?
— Нет, я уже говорила. Их взгляды скрестились.
— Это довольно странно, — произнес Роб с удивлением.
— Вы не единственный, кто так думает, — сухо ответила она.
— Вы привлекательны, умны и образованны. Так почему же вы одна?
— Меня всегда раздражает, когда находят странным, что в двадцать шесть лет можно быть счастливой и довольной жизнью и при этом не иметь друга, — сказала она, подумав про себя, что и он такой же, как и все остальные. Высокомерный, насмешливый, смотрит на нее как на какую-то диковинную птицу. И все же выглядит он чертовски привлекательно и мужественно.
— Но все-таки в вашей жизни были мужчины? — спросил Роб, насмешливо изогнув бровь.
— Да, двое, — сказала она, стараясь сдержать раздражение. — Мы расстались, в том числе и по моей вине. Я слишком ценю свою работу, хочу сделать карьеру, ну а мужчины иногда являются серьезным препятствием на этом тернистом пути, они отнимают много сил, а в журналистике надо быть очень сильной, чтобы стать «акулой пера». Поэтому я дважды подумаю, прежде чем выйти замуж.