Сэм побоялся заговорить и разрушить волшебство происходящего, порвать тоненькую нить, связывающую его и Эмбер в этот крошечный миг времени. Но он мог прижаться к ней, к ее потрясающему лицу. Глаза, переполненные любовью и нежностью. Целое цунами любви, шокирующее и удивительное, которое могло длиться вечно.
Он. Любит. Ее. Наконец-то. Свершилось. Восторг был столь велик и ошеломителен, что отшельник Сэм Ричардсон потерял опору.
Он любит.
Стихи какой-то любовной песни, которую он когда-то слышал, подсказали ему правильное решение. Не раздумывая, он обнял ее, прижался губами к нежной щеке, мягко поддерживая ее голову за подбородок. Она закрыла глаза, смахнув слезы, тела их слились воедино, его губы нашли ее губы, он крепко прижимал девушку к себе.
Чудесный запах, исходивший от Эмбер, кружил ему голову. Он хотел запомнить его на всю жизнь.
Ее губы становились все горячее. Его сердце колотилось все чаще. Она обняла его за шею, лаская так нежно, что ему показалось, он теряет рассудок, нестерпимо желая ее. Пусть знает, как много она значит для него.
Возможно, по этой причине он отступил первым, отодвинувшись от нее достаточно далеко.
– Почему ты не сказала мне, что еще не совсем оправилась от менингита, когда пришла в отцовский гараж? Я мог бы отправить тебя на длительные каникулы в Калифорнию.
Эмбер улыбнулась, несмотря на бурю в душе:
– Каждый день для меня новый. Новый старт. Могло быть и хуже. А вместо этого я здесь с тобой. Кому нужен отпуск? Благодарю Небо, что оказалась здесь и могу сделать что-то полезное.
Он продолжал обнимать ее, она положила голову ему на плечо, наслаждаясь прикосновениями к мягкой рубашке, в которую уперлась ее щека. Он гладил ее волосы.
– Я тоже. Я понял, что тебе нужна свобода. Принял это. Но если нужна помощь, ты должна знать, я рядом. Я никуда не поеду без тебя.
Он продолжал целовать ее шею, наклоняя голову и пытаясь дотянуться губами до ключицы, не задев гипса. Губы его медленно скользили по ее разгоряченной влажной коже, пока нос не коснулся края одежды. Она закрыла глаза и откинулась назад, повиснув на его сильной руке, скользившей к ее бедрам.
Эмбер перевела дыхание, втайне расстроившись, когда его губы оторвались от нее, лишив удовольствия вдыхать пряный ароматный запах. Сердце и разум ее упивались восторгом. Она закрыла глаза и прислушалась к стуку сердца.
«Пожелай же ее. Пожелай настолько, чтобы она смогла это оценить». Она его хотела не меньше, чем он ее. Тихим, напряженным, с хрипотцой голосом, тепло улыбаясь, он произнес:
– У меня идея.
Она выдавила:
– М-м-м…
– Давай организуем частный концерт. Нашими силами. Ты живешь ближе. Думаю, девочки поймут. Но, так или иначе, нам надо убираться с пляжа прежде, чем нас арестуют за асоциальное поведение и плохой пример для девочек.
Девочки! Концерт! Эмбер открыла глаза, тряхнула головой и уткнулась в его плечо:
– Ты сошел с ума! Они никогда не простят нам! Я обещала им раннего Моцарта, если они справятся с занятиями. – Затем кокетливо вскинула брови, заметив, как расстроился Сэм. – Может быть… – она выдержала паузу, – вы проводите меня домой после концерта, мистер Ричардс?
Он медленно вздохнул, обнимая ее за талию:
– С превеликим удовольствием. Полагаешь, они заметят, что мы пропустили полдник? У меня пока нет привычки к этим пышкам с сиропом.
– Звучит заманчиво. Хотя я настаиваю на раннем отходе ко сну.
Прекрасная улыбка расплылась по ее лицу, она ощущала, как их сердца бьются в унисон.
– Полагаю, мы с этим справимся.
Но их планам не суждено было осуществиться на этот раз.
– О, прости меня Сэм. Совсем забыла. У меня встреча с местными управляющими после концерта. Они знают, как организовать легальную охрану для детей, которых должны привезти в течение недели. Но это нечестно по отношению к ним при моем графике жизни. Похоже, мне стоит подождать, пока не заведу своих детей. – Как только слова слетели с губ, она пожалела об этом. – У нас будет несколько часов с утра до твоего отлета, а через несколько недель я прилечу в Лондон. Время пролетит быстро.
Мужчина, обнимавший ее с такой любовью, не желавший выпустить из своих объятий, отступил. Ушел. Не физически. Эмоционально.
Момент истины прошел. Разбитый вдребезги.
Его лицо сменило выражение прямо у нее на глазах. Теплота исчезла, за что она себя нещадно ругала. Она потеряла его.
Всего несколько секунд потребовалось ей, чтобы сформулировать вопрос, но ответа она ужасно боялась.
– Ты не хочешь иметь детей, не хочешь? – Голос дрожал, она затаила дыхание в ожидании ответа.
Сэм качнул головой так, что они соприкоснулись лбами. Дыхание его обжигало кожу, пока слова падали как раскаленное масло:
– Нет, дорогая. Я никогда не хотел семьи. Я хотел тебя и только тебя. Ты можешь это понять?
Эмбер медленно вздохнула и плотно закрыла глаза, роняя слезы:
– И я хотела тебя. Очень сильно. Я даже отвергла саму мысль кем-то тебя заменить. Но я мечтала и о собственных детях. Ты был бы прекрасным отцом, Сэм. Я знаю, у нас могла бы быть семья. К тому же ты забыл кое-что очень важное. Мы не наши родители. Мы – это мы. Мы сами творцы своего счастья. Я в этом уверена.
– Семья? О, Эмбер.
– Я наблюдала, как ты возишься с девочками, Сэм. Ты прекрасно справлялся, и я чувствую, любой ребенок был бы счастлив, имея такого отца, как ты.
Он выпрямился и непроизвольно отступил, отдаляясь от нее. Руки их разомкнулись, несмотря на то, как крепко они держали друг друга. Ее слова потонули в потоке смущения и страха:
– Не стоит об этом сейчас. Тебе предстоят несколько напряженных дней в газете. Отец должен вернуться из отпуска. Подумай лучше об этом.
Он отвернулся от нее и стал смотреть на берег и линию горизонта, тем не менее крепко удерживая ее.
– Детям нужны стабильность и любовь. Я пережил развод родителей, ты тоже. Дети всегда страдают, когда рушатся отношения, и мне бы не хотелось, чтобы у нас было то же самое.
В его голосе прозвучали нотки горечи, что совсем не вязалось с любящим мужчиной, которого она обнимала. Слова растаяли, огонь погас. Она сделала шаг назад, обхватив талию, закрываясь, отдаляясь от огня, который мог бы разгореться от одного поцелуя, взаимных объятий.
– О, Сэм, ты и вправду считаешь, что мы могли быть вместе и жить в браке?
– Я сильно люблю тебя, не могу потерять. Но невозможно вычеркнуть десять лет обиды за один день. Очевидно, ты права, мне нужно время. Мы есть друг у друга. Нам не нужны ни регистрация, ни ребенок, чтобы стать парой. Мне нужна ты, и все.
Она отдернула руки:
– Ты разбиваешь мне сердце, Сэм. Разве плохо дать любимому ребенку дом, родителей? Разве не видишь, это часть моей новой мечты?
– Эмбер, мне нужно время.
Она замолчала, потом заговорила с такой интонацией, которая удивила его, он больше никогда не хотел бы это услышать.
– Не волнуйся. Я дам концерт и провожу тебя в аэропорт завтра с улыбкой. Я очень тебя люблю, но приходится позаботиться и о себе, чтобы сердце не разбилось еще раз. Будет лучше покончить с этим прямо здесь. Ты за тысячи миль от меня, я в моем новом доме, от которого не откажусь. Желаешь добра – позволь мне уйти, Сэм.
Он не бросился за ней только потому, что в ее надрывных словах крылась правда. Он действительно желал ей добра. Он замер, окаменел, наблюдая, как она медленно удаляется от него по песчаному пляжу.
Глава 15
«От: Amber@AmberDuBois.net
Кому: Kate@LondonBespokeTailoring.com;
Saskia@Elwood-House.co.uk
Тема: без темы
Сегодня утром уехал Сэм. Я его потеряла. Скорее всего. Не могу говорить об этом.
Эм».
Сэм с безразличием ожидал багаж, поскольку с его рейса выгрузили много поклажи. Он повесил сумку с компьютером на плечо и встряхнулся. Недосып и разница во времени начали сказываться. В огромном гулком зале беспорядочно толпились люди, прилетевшие его рейсом, суетились, пытаясь отыскать багаж и поскорее вернуться к нормальной жизни. На мгновение он закрыл глаза, затем резко открыл. Он привык к перелетам, они стали составной частью его работы, но это не означало, что ему все это нравилось.
Особенно в этот раз.
С трудом верилось, что всего шестнадцать часов назад он сидел на пляже, глядя на океанские просторы, утреннее солнце ласкало его лицо, жизненная энергия Индии обволакивали его. Теперь он вернулся в белый холодный стерильный мир каменно-стеклянного города, который привычно величал домом. Никогда прежде он не чувствовал себя столь одиноко.
Эмбер сдержала слово и проводила его до аэропорта, но ее вымученная улыбка и напряженное лицо лишний раз заставили его почувствовать дискомфорт и неловкость. Легкость их дружеских отношений и взаимная привязанность полностью себя исчерпали. Когда он приобнял ее, чтобы поцеловать на прощание, ее слезы почти поколебали его решимость. Казалось, так просто забыть о полете, работе в Лондоне, изыскать возможность стать свободным писателем в Индии. Раз смогли другие, значит, мог и он. Как это могло повлиять на его мироощущения? Никак. Лишь продлило бы агонию для каждого из них. Ему предстояло взять решение на себя. Встать и уйти.
За последние десять часов без отдыха в тесном кресле самолета, в котором невозможно заснуть, он признал Эмбер сильной женщиной. У нее достало смелости изменить жизнь к лучшему и совершить нечто значимое, о чем она мечтала. Он гордился ею. Ему крупно повезло, что был знаком с ней. Заботился о ней. Любил ее. Ему понравилось работать с девочками в приюте. Понравилось быть частью жизни Эмбер, делить с ней ее мир.
Тот факт, что она проявляла заботу о нем, он пытался осмыслить, но пока безуспешно.
Где собака зарыта?
Его пугала мысль, что он не достоин ее любви.
Пугало, что он не тот мужчина или муж, которого она хочет и достойна.
Боялся, что потянет ее вниз.
Сэм слишком сильно любил ее, чтобы заставить страдать от боли, которую неминуемо причинит, если останется, однажды он уже терял ее, хотя не предполагал, что такое может случиться. В его сердце зияла пустота, и единственный человек, способный залечить рану, остался за тысячи километров отсюда учить маленьких девочек создавать музыку. Огромный переполненный чемодан слегка придавил ему ногу. Сэм обернулся и увидел смеющегося мужчину своих лет с очаровательным ребенком. Ребенок улыбался Сэму. Мужчина подхватил малыша на руки, обнял его, стал пылко извиняться. Сэм отнесся к этому эпизоду с улыбкой и поспешил снять свой чемодан с ленты, прежде чем тот уйдет на второй круг. В тот момент горло его пересохло, и он едва ли смог бы заговорить, даже если бы захотел.