В конце концов конфликт удалось потушить, Павел согласился взять деньги, но так до конца и не поверил в чистоту помыслов своего тестя. Сомнения его еще усиливались тем, что Сергей Юрьевич попросил никому не рассказывать, что финансировал проект именно он, не объясняя причин.
Ну вот, а через неделю он погиб при странных обстоятельствах. Милиция обязательно докопалась бы до банковской ячейки, обнаружила бы там деньги и легко вычислила бы, откуда они могли взяться у Павла: тесть – председатель фонда, из фонда непонятно куда делась крупная сумма, ясно теперь, куда она делась. Допустить этого Володин не мог, потому и пошел на то, чтобы воровским путем опустошить ячейку. Теперь он понимает, что поступил глупо, подставил себя под еще больший удар.
Проговорили они с Володиным больше часа, впечатление об этом человеке у Андрея осталось весьма благоприятное, несмотря на то что тот выступал в роли нелицеприятной. О Назаренко он рассказывал легко, с юмором, где это было уместно, но чувствовалось, что очень сожалеет по поводу его гибели, искренне сожалеет, и не только из-за Ольги. Кто и за что мог убить Павла, он не знает.
Ну что ж, версия об ограблении отпадает. Рассказ Володина, конечно, требовал проверки и документального подтверждения, но, скорее всего, все было именно так, как он говорил.
Выйдя из офиса, Андрей решил позвонить Бородину, сообщить ему о результатах разговора и узнать, что у него-то новенького. Долго никто не отзывался, но, когда Андрей собрался нажать на повтор, Илья все-таки соизволил ответить, но попросил перезвонить через час, так как сейчас он занят и говорить не может.
Андрей открыл еженедельник, просмотрел записи, сделанные в течение тех дней, которые он занимался делом Назаренко. Версии, которые он строил до этого, вдруг все разом засбоили – нужно было выстраивать новые. Хочет он того или нет, придется признать, что его Павел Назаренко – один из четырех убитых за эти две недели, смерть его не индивидуальна, работать теперь только и возможно в связке с Бородиным. Но без той информации, которую тот должен был сегодня добыть, двигаться дальше нельзя. И что тогда ему сейчас делать? Ждать, когда Илья освободится? Он сказал, что освободится через час, но кто может поручиться, что час не обернется двумя, а то и тремя часами? Интересно, с кем он сейчас разговаривает: со стюардессой? с Риммой Адамовной? с будущим мэром? Подтвердится ли Венькина версия? Вообще, конечно, она не лишена рационального зерна. В таком случае неплохо было бы поговорить еще с кем-нибудь из тургруппы. С Кирой Самохиной, например…
Н-да, с Кирой по-любому надо бы встретиться. Давно пора. Бородин его отговаривал, боялся, что спугнет подозреваемую. Боялся, боялся, а как припекло, сам помчался на встречу. Да еще и повел себя как последний дурак. Если уж кто и мог насторожить ее, так это именно он. Зря он его послушался, надо было еще позавчера пойти.
Ничто не мешает пойти к ней сегодня, тем более Бородин почти исключил журналистку из подозреваемых, теперь всю свою подозрительность он направил на кандидата в мэры. Скорее всего, он прав. Да, прав… Вот и Малиновский считает, что Самохина не может быть убийцей.
А Столяров боится, что может.
Надо съездить к ней и самому посмотреть.
Никитин снова раскрыл еженедельник, нашел номера телефонов Самохиной: рабочий, мобильный и домашний. Посмотрел на часы – двенадцать дня – и решил начать с рабочего. Но в редакции ему сказали, что Кира в отпуске. Ну что ж, в отпуске так в отпуске. Андрей попробовал связаться с ней по сотовому – но и тут его постигла неудача: телефон не пожелал отозваться. Тогда он набрал домашний номер, уже не надеясь на успех. Домашний ответил.
– Слушаю вас, – проговорил мужчина в возрасте. В первый момент Никитин подумал, что по ошибке попал не туда, но потом вспомнил ревнивые восклицания Столярова по поводу некоего опустившегося бывшего редактора «Происшествий», которого Кира приютила у себя.
– Это… – Андрей судорожно рылся в памяти, пытаясь отыскать там имя этого самого бывшего редактора. Зовут приживальщика Лев, как и его отца, но вот отчество напрочь вылетело из головы. – Это Лев… – Фамилия Годунов, как у царя-душегуба, но отчество, отчество?
– Да, это Лев Борисович, – назвался наконец тот, но как-то робко, словно сам не был уверен в своем имени-отчестве. Отвык, наверное, бедолага, за время беспутной жизни. Или живет у Киры на птичьих правах, без прописки, и потому боится.
– Это Андрей Никитин, частный детектив, – решил он представиться полностью, чтобы не нервировать антисоциальный элемент мучительными подозрениями. – Мне хотелось бы поговорить с Кирой.
– Ах вот оно что! – В голосе Годунова послышалось явное облегчение. – Киры сейчас нет дома, но она вернется минут через двадцать.
Договорились, что Андрей подъедет через полчаса – к этому времени Кира точно появится.
… Дверь открыл вполне приличного вида мужчина, без всяких признаков алкоголизма на лице, одетый просто, но уж точно не по-бомжински. Совсем не так он представлял себе Годунова. Видно, Столяров сильно преувеличил падение этого человека – очевидно, из ревности.
– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – вежливо пригласил он Никитина. И голос звучал чисто, приятный такой голос, а вовсе не пропито-прокуренное сипение алкоголика. По телефону еще слышалась некоторая хрипотца, а вживую ничего не было заметно. – Кира пока не пришла, но должна с минуты на минуту появиться. Может, кофе? – Годунов улыбнулся и развел руками, словно извиняясь за задержку хозяйки.
– С удовольствием.
Они прошли на кухню. Годунов тут же начал хлопотать: достал из шкафчика банку с кофе, принялся тщательно отмывать под краном турку, хотя она и так была чистая – все это он делал стоя спиной к Андрею, наверное, все же смущался. Чтобы подбодрить Годунова, показать, что уж кого-кого, а его опасаться бывшему редактору не стоит, Андрей решил завести какой-нибудь нейтральный разговор.
– Лев Борисович, – окликнул он его.
Годунов дернулся, просыпал кофе, принялся судорожно сметать его со стола ладонью. Неужели до такой степени отвык от уважительного отношения? Странно. Не так уж он и опустился, да и Кира наверняка нормально к нему относится, раз приютила в своей квартире. Почему же на него так действует обращение по имени-отчеству?
– Что, простите? – Годунов повернулся к нему. – Я немного задумался.
Андрей совершенно забыл, о чем таком нейтральном хотел поговорить с ним, судорожно рылся в памяти, но никак не мог вспомнить. Тогда решил перевести разговор на Киру.
– Мне в редакции сказали, что Кира в отпуске. Это действительно так? Немного странно, она ведь в предыдущем номере обещала дать продолжение своего цикла статей о маньяке.
– Обещала, это верно, – Годунов покачал головой, – но никакого продолжения не будет. – У него сделалось странное выражение лица: Андрей не мог понять, радует его сей факт или, наоборот, печалит. – Кира не в отпуск ушла, Кира совсем ушла.
– То есть как ушла?
– Из газеты ушла, уволилась.
– Да как она могла уволиться? Почему?
– А вот так. – Годунов улыбнулся – то ли печально, то ли злорадно, Андрей опять не смог разобрать его чувства. – Устала. Оно и понятно: такая работа совсем не подходит женщине – убийства, кровь, маньяки. Только человеку с ненормальной психикой такое по душе.
– Да, но… Мне казалось… – растерянно пробормотал Андрей. – Кто же тогда допишет цикл? Вот ведь и новое убийство произошло – новый материал, так сказать…
– А вам жаль, что не будет статьи об этом новом убийстве? – рассмеялся Годунов – теперь уж откровенно злорадно.
– Не то чтобы жаль, – совсем потерялся Никитин, – но… Да вы в курсе, знаете, произошло новое убийство? – с неожиданным подозрением стал присматриваться он к Годунову. – Ах да, в курсе, Бородин…
– Пойдемте в комнату, кофе готов.
Лев Борисович разлил кофе в чашки и, не глядя на Андрея, понес их в комнату: хочешь – следуй за мной, а не хочешь – оставайся на кухне в одиночестве. Андрей поднялся и поплелся за ним. Непонятное ощущение овладело им: то ли страха, то ли неясной, какой-то тошной тоски. Странная личность этот Годунов, очень странная и подозрительная. То не по делу комплексовал, то вдруг ведет себя как… Да как он себя ведет? Никак не ведет. Сварил кофе, пригласил в комнату, от разговора не уклоняется.
Лев Борисович поставил чашки на компьютерный стол, уселся в компьютерное кресло. Это тоже почему-то неприятно царапнуло Андрея: вон здесь сколько более подходящих мест: диван, возле него маленький столик, два кресла, стулья вокруг большого стола.
– Ну, что вас еще интересует? – спросил Годунов и быстро, в два глотка выпил свой кофе, словно мучился жаждой. «А может, действительно мучается, – подумал Андрей, – сушит его». Эта мысль немного успокоила, примирила с бывшим редактором: он действительно алкоголик, отсюда все эти странности.
– Честно говоря, больше всего меня интересует сама Кира, – выпалил Никитин. Полчаса назад это в самом деле было так, но теперь его больше интересовал Годунов – интересовал и тревожил. Да, да, все же тревожил. Не похож он на алкоголика, черт возьми, ну ни капельки не похож!
– Кира? – Годунов вдруг разволновался. Схватил со стола книгу, повертел в руках, отложил в сторону, взял блокнот, машинально пролистал, тоже отложил, взял ручку. – Ну да, конечно, вы ведь потому к ней и пришли. Только удобно ли нам обсуждать Киру в ее отсутствие? Может, сами у нее спросите все, что вас интересует? Она должна прийти с минуты на минуту.
– Что-то это «с минуты на минуту» слишком затягивается. Я у вас, – Андрей посмотрел на часы, – уже полчаса.
– Я и сам не понимаю. – Годунов пожал плечами.
– А куда она пошла?
– В бассейн. Решила заняться своим здоровьем. Это правильно, вода благотворно действует на нервную систему, которая у нее, особенно в последнее время, несколько расшаталась.
– Да? – заинтересовался Андрей. – И в чем это проявляется?