Ф. Б. Вначале я, признаться, испугался: а вдруг вы написали какой-нибудь милый романчик, благообразный, правильный и человечный — что-то в духе «Ивы» Хьюберта Селби[319]. Но нет, вы остались верны себе. Книга начинается с убийства дилера, друга Джулиана. Его труп похож на американский флаг, потому что костюм на нем белый, голова синяя, а кровь красная. Вы, как всегда, начали с кровопролития.
Б. И. Э. И почему меня влечет жестокость? Сам не знаю. Я как пророк! Сам не ведаю, почему это так. В реальной жизни агрессия, жестокость меня не привлекают. Я не люблю смотреть на кровопролитие, истязания. Но как только я сажусь за роман, насилие неодолимо тянет меня к себе. Возможно, потому, что описывать жестокость и зло легче, чем описывать добро. А уж о злодее писать и вовсе одно удовольствие.
Ф. Б. Что изменилось за последние четверть века? За те годы, что прошли между книгами «Меньше, чем ноль» и «Императорские апартаменты»?
Б. И. Э. Информационная революция, конечно.
Ф. Б. Стало лучше или хуже?
Б. И. Э. Не нам судить. Большинство людей моего поколения и старше говорят, что стало хуже, потому что они привыкли взаимодействовать с миром на материально-эмпирическом уровне. Мне лично кажется, что в нынешнем цифровом мире упущена очень важная вещь: тактильный контакт с предметами.
Ф. Б. Как вы полагаете, книги исчезнут?
Б. И. Э. Думаю, да. Разумеется, какие-то книги все равно будут печатать на бумаге, но небольшим тиражом — для тех, кто непременно хочет иметь бумажную версию. Что же касается всего остального — музыки, кино и так далее — все это будет передаваться и распространяться в цифровом виде. Когда я обсуждаю эти проблемы с двадцатилетними, они даже на понимают, о чем я беспокоюсь. Я, например, люблю смотреть фильмы. Но именно фильмы, а не видео. Я люблю также звук виниловых пластинок.
Ф. Б. А айпады вы любите?
Б. И. Э. Да как же можно их не любить? Книги я пока в айпаде не читаю, но, возможно, когда-нибудь начну их скачивать. До настоящего момента я держался. Мне нравится читать, держа книгу в руках, рассматривать ее, трогать красивые страницы. Но я уверен, что в какой-то момент цифровые книги станут обычной вещью.
Ф. Б. Есть еще кое-что, что изменилось в промежутке между «Меньше, чем ноль» и «Императорскими апартаментами»: ваш стиль. Раньше у вас были короткие, сухие фразы. Сейчас вы пишете о вещах более глубоких. Вы детально анализируете, что́ думают ваши персонажи и что́ думаете о них вы сами. Вы подходите к вещам менее объективно. Между «Меньше, чем ноль» и «Императорскими апартаментами» вы написали еще «Лунный парк», довольно странный роман, в котором рассказываете о себе.
Б. И. Э. Ну да. Что мне отчасти нравилось, когда я писал «Императорские апартаменты», — это что я могу отойти от своего прошлого стиля, которым написан роман «Меньше, чем ноль»: от минимализма. Я давно перестал так писать. Я изменился. Люблю длинные фразы, которые начинаются в определенной точке, а к концу заводят туда, куда вы и не ждали. Любопытное упражнение.
Ф. Б. После того как вы написали очень интимный роман «Лунный парк», не собираетесь ли вы снова превратиться в дурного мальчишку, дерзкого, распутного, попирающего устои?
Б. И. Э. Все это получилось как-то само. Опять-таки написание романа не подчиняется логике. Тут отсутствует запрограммированность. Это не так, как если бы я проснулся утром и принял решение. Я писал, как чувствовал. Просто к финалу роман получился таким, какой он есть, потому что Клэй такой уж персонаж и еще из-за того состояния, в котором я находился, когда писал. У меня был не очень хороший период. От работы над романом я получал удовольствие, но в личной жизни все было не радужно, даже довольно мрачно. Но знаете что? Я вдруг осознал, что говорю одно и то же про все свои книги.
Ф. Б. Да, в самом деле, вы постоянно жалуетесь.
Б. И. Э. Я все время забываю, что толчком к книге являются душевные травмы. Книги рождаются из боли, из мучительных переживаний.
Ф. Б. А я думал, вы ненавидите этих своих персонажей: Клэя, Блэра, Джулиана… Мне казалось, они для вас — избалованные дети.
Б. И. Э. Стареем.
Ф. Б. Теперь вы их любите больше?
Б. И. Э. С годами я стал испытывать к ним больше сочувствия. Наверно-таки старею.
Ф. Б. Как по-вашему, с возрастом мы становимся мудрее?
Б. И. Э. Вопрос с подвохом. Никто не решится утверждать, что, старея, мы выживаем из ума.
Ф. Б. У вас есть фраза, которая мне очень нравится, она резюмирует то, что вы сейчас сказали. Один ваш персонаж слушает «Дюран Дюран» и говорит: «С ними я чувствую себя молодым и старым одновременно». Мне кажется, это проблема нашего поколения: мы молоды и вместе с тем старики.
Б. И. Э. Само собой, мы хотим оставаться молодыми. Но это все мечты, мечты…
Ф. Б. Вы по-прежнему пьете спиртное? По-прежнему принимаете наркотики, как все старики, которые хотят оставаться молодыми?
Б. И. Э. Мне нравится пить. А наркотики теперь уж не для меня.
Ф. Б. Поздравляю!
Б. И. Э. А знаете что?
Ф. Б. Что?
Б. И. Э. Я тут пару дней назад ходил на тусовку и вернулся уже под утро.
Ф. Б. Ого!
Б. И. Э. Впервые! В 2010-м я впервые в жизни прогудел всю ночь!
Ф. Б. Ну вот, наконец-то это вы! А то я уже начал было скучать. Да нет, не пугайтесь: шучу.
Б. И. Э. Я завязал с наркотиками, когда уехал из Нью-Йорка. Нет, я не лечился. И это не было осознанное, продуманное решение. Просто так само как-то получилось.
Ф. Б. Я прочел в интервью, которое вы дали журналу «Дитейл», что вы посещаете собрания «Анонимных алкоголиков», чтобы оттянуться.
Б. И. Э. Так оно и есть.
Ф. Б. А что, «АА» — хорошее место, чтобы с людьми встречаться?
Б. И. Э. Только в том случае, если вы трезвы.
Ф. Б. Чтобы написать продолжение романа, вы, наверно, перечитали «Меньше, чем ноль»?
Б. И. Э. Нет, я перечитал «Меньше, чем ноль», чтобы написать «Лунный парк»… Тогда я вообще перечитал все свои романы. И единственное, что у меня осталось в голове, — это тихий голосок, который говорил: «А Клэй? Где теперь Клэй?»
Ф. Б. Ваш мир находится в постоянном движении — как у Марселя Пруста или Жанны д’Арк. Соответственно, надо ожидать, что Патрик Бэйтман вернется в одной из ваших будущих книг…
Б. И. Э. Не знаю. Не могу себе представить, почему бы он мог вернуться. Хотя во время той вечеринки, про которую я вам говорил, один из моих друзей заметил: «Ты знаешь, пятнадцать лет назад ты мне сказал: „Если я вздумаю писать продолжение „Меньше, чем ноль“, пристрели меня!“» А потом добавил: «У меня с собой пушка». Реплика, достойная Патрика Бэйтмана.
Ф. Б. Между вашими книгами проходит много времени. Вы лентяй или перфекционист?
Б. И. Э. Возможно, и то и другое. Но я же пишу романы. Роман — это не то, что надо кровь из носу закончить к определенному сроку. Это не работа. Роман — это ваш спутник на какое-то время. Мне нравится, когда он лежит у меня на столе, когда я могу открыть папку и окунуться в ворох страниц или включить экран… Я не назначаю себе никакого дедлайна, не слежу по календарю.
Ф. Б. Но у вас он занял пять лет! Что еще вы делали в это время?
Б. И. Э. Сценарии писал, телесериалы. Это съедало львиную долю моего времени. «Императорские апартаменты» писались параллельно.
Ф. Б. Вы прямо как Фрэнсис Скотт Фицджеральд или Уильям Фолкнер: живете в Лос-Анджелесе и ишачите на киноиндустрию. Вы в курсе, что кино убило Фицджеральда?
Б. И. Э. На самом деле его убил шоколадный батончик. Он ел, кажется, не то «твикс», не то «сникерс», когда у него сердце прихватило. Больной был человек!
Ф. Б. Пил он больше вашего. Но он был моложе.
Б. И. Э. Нет… Он был приблизительно моего возраста. Сколько ему было, когда он умер?
Ф. Б. Сорок четыре. На год моложе вас. Он умер в одном квартале отсюда… Так что будьте осторожны!
Б. И. Э. Фицджеральд приехал в ЛА в расчете на деньги. Я же здесь поселился по причинам сентиментального порядка, а еще потому, что хотел писать и делать фильмы. Романтические фильмы… Не такие, как «Железный человек — 2» или «Хищники». Но мои идеи так и не реализовались. Да и наплевать, зато рабочие обеды давали мне возможность пить сколько угодно первоклассного вина.
Ф. Б. Вот я и волнуюсь.
Б. И. Э. Не с чего тут волноваться!
Ф. Б. Как же! Ведь именно спиртное сгубило Фицджеральда и Фолкнера! А я не хочу вашей смерти… У вас в «Императорских апартаментах» есть фраза, которая объясняет разницу между фильмами и книгами. Вы пишете: «Фильмы требуют сопереживания, а книги — черта с два».
Б. И. Э. Это в самом деле так. Фильмы по своей природе, в силу своей массовости, упирают на эмоции. Они должны представлять собой модель, соблазнять — а для книг это не обязательно. Это проблема нового типа культуры, постимперской эпохи. Я скачиваю много фильмов или же смотрю их на дисках. Но мне больше нравится ходить в кино, потому что восприятие фильма в темном зале становится более ярким, чувственным. Фильм требует вашего стопроцентного присутствия, вам никуда от него не деться, не укрыться, он вами управляет — в то время как если вы смотрите фильм дома, то вы сами им управляете: можете поставить на паузу, можете вовсе выключить, если вам страшно или вы раздумали смотреть. Это совершенно другой способ восприятия, потому что в кино вы полностью погружаетесь в фильм, переноситесь в другое измерение…
Ф. Б. Многие писатели тоже пытаются соблазнить читателя: строят диковинные фразы, развлекают, смешат. У вас этого нет. Чтение ваших книг требует усилий. А почему вы решили перейти в индустрию кино?