— А что жертвы? А ниче: захочу — будут, не захочу — обойдемся без жертв. На месте разберемся.
Потом можно будет поваляться в постели на пару с нетбуком или телевизором. Попытаться уснуть на час-другой. Или…
— Господи! Хорошо-то как! И почему я так поздно поняла, что быть эгоисткой не просто полезно — это просто замечательно! — шептала Соня, нежась в ароматной пене целительной ванны. — Двадцать четыре часа в сутки только для себя! Любые капризы по мановению руки. Любые фантазии — всегда к вашим услугам. Покой и забота о тебе любимой ежедневно и ежечасно. Практически — кофе в постель. И лучшие мужи мира к твоим ногам! Стоит только захотеть…
— А вечером — на дискотеку! В обязательном порядке. Ни одного танца не пропущу. И все «белые» будут мои! И кавалера могу выбрать, если захочу. Со всеми вытекающими…
Пробуждение эгоистки получилось ярким и многообещающим.
Неожиданное вмешательство снова прервало приятное течение ее мыслей.
— Отставьте меня в покое! — Соня отвела в сторону невидимую руку. — Я тоже человек и имею право на отдых.
Ну, положим, здесь она поскромничала: сказать, что одно только нахождение в этом Богом данном месте — это отдых, — значит ничего не сказать. Это кайф, полеты в облаках, неописуемое словами блаженство. СВОБОДА! В мыслях и поступках.
— И почему я раньше сюда не ездила? То на Азов, то на дачу. И начинается: очереди в кафешке, волнение по поводу места под тентом, сопли, аллергия, перегрев, понос; бесконечные просьбы и капризы. Понятное дело: дети погодки и муж, привыкший к неизвестно откуда взявшемуся (а узнавать ни к чему, и так живется неплохо) повышенному комфорту. Плюс старенькие папа с мамой и свекровь со свекром. Только успевай поворачиваться.
И она поворачивалась. Со скоростью звука. Или света. Только так получалось везде успевать: с работы в магазин, из школы в поликлинику, из студии английского (или бальных танцев) в банк…
За уборкой следовала стирка, за стиркой — готовка, за кулинарными экзерсисами — школьные задачки.
Не заметила, как пронеслись мимо несколько юбилеев, едва зацепила сознанием детские выпускные и дипломы (да, было и было волнительно и хлопотно, оттого и выветрилось из памяти быстрее, чем хотелось). Чуть притормозила на дочкиной свадьбе. Охнула: до бабушки теперь рукой подать. Стало быть, здравствуй, старость. А ей так хотелось еще немножко побыть молодой. Желанной. Привлекательной, не только для мужа, ему-то в последнее время это стало неинтересно. Для себя.
Пройтись по загадочно расцвеченной фонарями набережной какого-нибудь фешенебельного курорта. Каблучки по асфальту: цок-цок. Волосы так романтично развеваются на теплом вечернем ветерке. Им в такт развеваются пестрые шелка-шифоны-органза дивных курортных нарядов.
Спина прямая. В глубоком вырезе соблазнительно посверкивает крохотный брильянтик на тонкой золотой цепочке, уютно устроившийся в ложбинке между загорелыми полушариями груди (вполне, между прочим, еще приличной). И талия еще очень даже ничего. И все, что ниже талии.
Неудивительно, что встречные мужчины при виде такого совершенства останавливались и долго смотрели вслед прекрасной незнакомке.
— Или останавливаются, — пробормотала Соня, окончательно запутавшись между реальностью и грезами, — кажется, я путаю желаемое с имеющимся. Еще немного, и моя многострадальная крыша отправится в автономный полет. А мне самое время отправиться на отдых! Точно! Причем в гордом одиночестве. Мальчики как-нибудь проживут. Папы-мамы пока на даче, там болеть некогда. Решено!
И она подарила себе кусочек рая.
Плечи ощутили упругость прохладных струй. Блаженство!
И пусть море в реальной жизни представляло собой обычный бассейн, водопады и водовороты — среднестатистические элементы аквапарка, а Средиземноморье находилось за тысячи километров от Сониного местонахождения, жизнь все равно удалась!
И санаторий «Калинка» вполне подходил под определение «рай земной». По крайней мере, в Сонином представлении.
Две недели забот и хлопот только для себя. Никакого прессинга со стороны, никакого дефицита времени, сплошной позитив и повышенное внимание со стороны окружающих — от персонала до товарищей по счастью.
— Господи! Неужели я смогла? — прошептала Соня и зашла на тридцать пятый круг приятного во всех отношениях заплыва. Она бы смогла проплыть все пока еще далекое Средиземное море. — Пока еще! Но недолго осталось. В сентябре возьму вторую половину отпуска и махну в Турцию! Вдоволь накупаюсь в море, каждый день в хаммам ходить стану. Каждый вечер буду себе шопинг устраивать. Теперь я не собираюсь хоронить себя в морковных грядках. Хватит! Пора для себя пожить.
— Ma, — что-то мягко, но требовательно толкнуло ее в бок, — ну ма…
Соня поморщилась, выныривая из вод бассейна «Калинки». Ну вот, опять эти несанкционированные внешние раздражители!
— Ну что там еще?
— Что у нас на завтрак?
— На завтрак? М-м-м-м…
Нет, она еще не готова к возвращению. Еще пара кругов. И массаж. И «ванна Клеопатры». И…
«Так, сейчас быстренько в душ, — затикали заведенные на десять лет вперед внутренние часики, — потом кофейник на горелку, бутерброды в микроволновку, Лешке геркулес, Сержику вчерашние котлетки с яичницей, Баксу косточку из супа подогреть. Потом себе тарелочку мюслей сообразить. И в гипермаркет — самое время на всю неделю затариться».
Соня вздохнула, прощаясь с приснившейся во всех приятных подробностях «Калинкой», и открыла глаза. В окно светило веселое апрельское солнце. Начинался насыщенный домашними хлопотами субботний день. Возможно, она и осмелится на две недели отдыха. Если у Наташки все будет в порядке, а Сержик с Лешкой не будут иметь ничего против. Опять же, родители. Дача.
— Нет, до осени ничего не получится. Разве что в сентябре.
Она сладко потянулась. И проснулась окончательно.
Счастливые мгновенья жизни длинной
— Странно. Да что там — страннее не бывает! Вчера с утра едва ли не ревом ревела, а сегодня на весь дом песни распеваю! Не иначе с крышей неполадки… — рассуждала Ирина Игнатьевна в перерывах между куплетами.
И не сильно этими рассуждениями грузилась. Похоже, вышла из того возраста, когда за процессы переживаешь больше, чем за результаты. Или почти вышла…
Или не в выходе оказалось дело. Потому как предстоящий процесс не мог не радовать. Волновало даже его предвкушение. Иначе откуда взялось желание петь?
— Сто лет голоса не повышала, — хмыкнула певунья, вполне себе осознавая лукавство последней мысли.
Память скоренько пролистала нужные странички и явила картинку: пела Ирина Игнатьевна на днях в душе.
— Ой, разве то блеяние можно назвать пением?!
Но плутовка память не собиралась отступать. Следующий эпизод оказался более чем веским. Впрочем, обвиняемая не поддалась:
— Так ведь день рождения внука отмечали. Ну как тут не споешь? Но, чтобы вот так, безо всякого повода, согласись, давненько не случалось.
Молчаливая собеседница не то чтобы согласилась, но активность свою приглушила. Мягко намекнув, что повод-таки имелся. Да и сама Ирина Игнатьевна о том вспомнила. И разразилась очередным шедевром из семидесятых.
А кто бы не разразился, когда радость разливалась по дому как мед по горячему блинчику! Сладко и волнительно.
Не было бы счастья… дальше можно было не продолжать всем известную истину. Но и тут упрямая спутница настояла на своем.
— Ну, хорошо, хорошо! Согласна я, — не стала противиться хозяйка. — Проблемы позволяют нам ярче воспринимать радости. Не было бы вчерашнего утра…
Но утро было. И началось оно очень даже приятно. Ирина Игнатьевна отправилась за пенсией. Далее ее путь должен был лежать на вокзал за билетом. Затем бы последовали короткие сборы. И к вечеру сидела бы она в купе, потягивала чаек и слушала перестук колес, предвкушая встречу с московскими внуками.
Вот только далее не сложилось. Не успела пенсионерка отойти от банкомата, как налетел на нее симпатичный паренек. Скороговоркой выпалил незатейливое приветствие. Спросил дорогу к автомойке. Дождался ответного жеста, поблагодарил, мягко тронув за руку. И понесся прочь вместе с миниатюрной сумочкой, только что принявшей в свои немолодые атласные недра выданные банкоматом купюры.
Ирина Игнатьевна охнула и, схватившись за сердце, стала оседать на асфальт. Прохожие подняли несчастную, подтащили к ближайшей скамейке, услужливо предложили вызвать скорую.
— Говоришь, певунья, — вздохнула потерпевшая. — А куда ж в тот момент голос подевался? Я не то, что в след проходимцу кричать — людям объяснить не могла, что со мной случилось. Благо валидол в кармане ношу. Да ключи. Пришла кое-как в себя. Домой своим ходом добралась.
Долго тянулась. И хорошо. Не понесла проблему домой. Пока шла, успела свою беду по полочкам разложить. Пенсию жалко, конечно. Зато руки-ноги целы. И голова на месте.
Но придется поездку к сыну на месяц отложить. И ремонт на кухне. С последним привыкла уже, третий раз переносит. А на остальное из сбережений возьмет. На том, прихватив вторую валидолину, и успокоилась.
Да на подходе к дому в кармане десятку нащупала. Не удержалась, завернула в кондитерскую. Тортик купила. Ну и Люсеньке позвонила, на чай пригласила. Сто лет не виделись.
Память поворочалась, выуживая из своих анналов очередное опровержение. Но пожалела хозяйку и выдала на-гора пару-тройку эпизодов вчерашнего вечера. Ирина Игнатьевна подачу приняла с благодарностью, уселась у кухонного окна. Взяла из вазочки грушу. И замерла с улыбкой на лице, дожидаясь повторного визита подруги. Старалась оживить приятные впечатления от вчерашнего вечера. Казалось бы, мелочь, зато долгоиграющая…
— И с какого перепугу у нас тортик? — уточнила после серии объятий прибывшая по звонку Люся. А через минуту, испуганно округлив глаза, прошептала: — Да ты что? В милицию хоть позвонила? Вдруг найдут!