людей, тем веселей и смелей смех. Самый лучший прием картины цирк был в Зеленом театре, когда на премьере фильма было 25 тысяч человек. Я понял тогда, что по мере увеличения количества зрителей, сила смеха увеличивается даже в геометрической прогрессии. На большой массовой аудитории каждая кинокомедия кажется лучше, чем она есть на самом деле[342].
Очевидно, что «Цирк» — настоящая комедия, но тут есть предмет для размышления. В фильме много комических сцен, заставляющих нас смеяться, однако действительно ли это комический смех? Опять-таки, как пишет сам Александров, у комедии есть
две задачи — высмеивание плохих и воспитание хороших человеческих качеств <…> И каждому из нас, работников кинокомедии, хочется совместить обе эти задачи[343].
Таким образом, комедия смеется и учит смеяться нас. Классический смех саморефлексивен, утопический, или садистский, как сказано выше, также репродуктивен. Он производит и воспроизводит утопическую реальность, а ее всегда недостаточно. Увеличивая «количество смеха», Утопия увеличивает собственные объемы, включая в себя будущее как свою собственность. Сказать, что Утопия предсказывает будущее, было бы неточно, она выстраивает пространство так, что будущее в нем никогда не настает; у него просто нет такой возможности. Такая конфигурация совершенно не учитывает времени.
Девушка (Б. Бернон) наЛуне
«Путешествие на Луну» (1902)
Раечка и Скамейкин после перепутывания любовных писем
Мартынов и Диксон после перепутывания писем
Скамейкин в клетке со львами
Раечка и Марион выясняют отношения
Мартынов, Марион и ее маленький сын
Утопия не заглядывает вперед и не живет ради будущего (коммунистического, светлого, прекрасного…), даже если использует его в своей риторике; будущее «наступает», когда становится визуализированным. Визуализация играет здесь роль времени, смех демонстрирует, что оно реально.
Перейдем к комическим сценам. Из чего они состоят? Ответ таков: из несостоявшихся ожиданий, из доказательств слабости зла. Скамейкин, запертый в клетке со львами, смешон. Смешон, потому что мы не ожидаем, что парень, стоящий перед дикими животными, будет клоунски их передразнивать[344]. Когда он это делает, мы смеемся. Мы смеемся еще громче, когда в следующей сцене Скамейкин падает в обморок от лая маленькой собачки.
Точно так же публика издевается над Кнейшицем сразу после того, как он выдает секрет Диксон. Он ожидает, что их сотрудничество нанесет удар по ее ребенку-негру, но план проваливается, и он остается в одиночестве на арене цирка. Советская публика с радостью воспринимает новость, не обращая внимание на Кнейшица и его злые козни.
Песня Диксон «Я другой такой страны не знаю <…>» имеет подлинно онтологический смысл. Не существует другой подобной страны[345].
Далее мы рассмотрим несколько культовых исторических фильмов эпохи. Слово «исторический» здесь означает эпистемологический: что мы можем знать о себе? Фильм «Ленин в Октябре» (1937) Михаила Ромма отвечает на этот вопрос.
Василий с женой смотрят на спящего Ленина — их символического сына. «Ленин в Октябре» (1936)
Василий, его жена и спящий Ленин
Накануне Октябрьской революции 1917 года Ленин возвращается в Петроград. Он встречается со Сталиным, затем следует диалог в духе Платона. Зрители в зале, как пленники в платоновской пещере, могут видеть лишь тени. Что интересно, когда мы наблюдаем за этим разговором теней, мы видим, что именно Сталин, а не Ленин, ведет тайную встречу и, конечно же, Ленин во всем с ним соглашается: «да, да…» (как в концовке джойсовского «Улисса»). За стеклянной дверью Сталин чеканит фразы, смягченные его грузинским акцентом, заполняющим невидимое пространство комнаты.
Следующий эпизод происходит на секретной квартире, которую сняли и подготовили специально к возвращению Ленина. Ленин приходит уставшим; его телохранитель, товарищ Василий и его беременная жена прислуживают ему. Пока Ленин спит, супруги сидят на дорожном сундуке и смотрят на него, как если бы он был их собственным ребенком.
В последнем важном эпизоде «Ленина в октябре» мы видим, как Василий и его жена маскируют Ленина под человека, страдающего от зубной боли. Затем Ленин с Василием идут в Смольный дворец, где вождь большевиков произносит историческую речь о революции.
Как и в «Цирке», где Диксон сбегает со своим ребенком-негром из злобного мира расизма, «Ленин в октябре» также начинается с того, что показывает Ленина с товарищем в паровозе, везущем их в Петроград. Ленин в паровозе напоминает ребенка-негра Диксон, которому не дозволено быть субъектом, способным позаботиться о себе. Малыш в «Цирке» — беззащитный и милый объект, ради спасения которого от угрозы расизма его белая мама привозит в советскую страну. В обоих случаях несубъект пассивен и нуждается в чьей-то заботе.
Ребенок-негр принадлежит своей белой матери, Ленин принадлежит товарищу Василию; им обоим запрещено быть субъектами. Это очень важно. Утопия не создает субъекты, она сохраняет состояние бессубъектности по максимуму. В идеале, эта бессуъектность должна стать единственным модусом бытия индивида.
Ленин на квартире Василия примеряет распашонку. «Ленин в Октябре» (1936)
Василий укладывает Ленина спать
Несубъект не размышляет о себе, как это делает, скажем, картезианский субъект (который, к слову, одновременно с Декартом возникает и в пьесах поэта Пьера Корнеля, чьи персонажи действуют исключительно основываясь на собственном разумении, cogito, часто пренебрегая обстоятельствами окружающего мира); он или она выстраивает свою идентичность путем вхождения в символическое тело Утопии, поскольку бессмертие[346] может быть достигнуто только таким образом.
Ленин, высший символ советского мира, был его первым несубъектом. Миллионы его любят отвлеченно, хотя такое чувство по своей природе нарциссично. Они любят Ленина, как родители любят своих детей. В фильме Ленин тоже показан как ребенок, нуждающийся во внимании взрослых. Как мы попытаемся доказать, это была прекрасная художественная концепция эпохи: Ленин должен оставаться на детской стадии развития; он не может вырасти и стать мужчиной. Он младенец и потому бессмертен, талисман, который каждый советский человек носит в сердце.
В фильме есть эпизод, когда Ленин прикладывает к себе детскую распашонку. Он улыбается и говорит: «Э… какая прелесть!» — Василий и его жена улыбаются ему в ответ. Они обращаются с Лениным так, как будто это их единственное дитя пришло к ним прежде, чем они обзавелись настоящим ребенком. При этом Ленин-ребенок — не кинематографическая метафора и не насмешка. Это Ленин, выдуманный сталинизмом, лишенный им мужского начала. Практически во всех фильмах эпохи Ленин будет иметь только два состояния: либо ребенок, либо старик[347].
Сталин приходит в гости к спящему Ленину. «Ленин в 1918 году» (1939)
Сталин, рассматривающий лекарства
Наташа: «Ты доктор?»
Актер Михаил Геловани, сыгравший роль Сталина во второй части дилогии, «Ленин в 1918 году» (1939), рассказывает:
в [этом] фильме эпизоды и мизансцены, хорошо продуманные режиссурой и постановщиками, помогли мне достигнуть большей теплоты и правдивости в отображении образа Сталина <…> Ленин сидит в кресле, дремлет. Рука на перевязи. Входит Сталин. Он только что прибыл из Царицына. С умилением смотрит на Ильича, спящего в кресле. Боясь разбудить Ильича, Иосиф Виссарионович на носках отходит к столу, садится, рассматривает пузырьки — лекарства[348].
Словно отец, прибывший домой с фронта на короткое время, Сталин застает своего спящего, болеющего ребенка и с умилением смотрит на него, боясь потревожить его сон. Он «рассматривает пузырьки», проверяя, какие именно лекарства ему дают, нет ли чего-то, что может ему навредить.
Геловани продолжает:
в это время из-за кровати показывается головка девочки Наташи, которая с удивлением смотрит на Сталина. Потом она подходит к нему и спрашивает:
— Ты доктор?
— Нет, я просто знакомый.
— Ну, тогда садись сюда. и рисуй, только громко не разговаривай. — Но Наташа так громко сказала «громко не разговаривай.», что Владимир Ильич проснулся.
— Кто это там командует у меня в комнате? — говорит Ильич, улыбаясь, и поворачивается в сторону девочки. Но вдруг видит товарища Сталина.
Ленин с девочкой Наташей. «Ленин в 1918 году» (1939)
Ленин, Сталин и Наташа
Ленин, рабочий и Горький обсуждают жестокость большевиков. «Ленин в 1918 году» (1939)
Горький в смущении
— Сталин, дорогой!..
Теплая встреча. Объятия. Ильич радостно зовет:
— Надя, Сталин приехал!
— А Нади нет дома, она ушла на работу, — говорит Наташа.
— Ага, ну, тогда садитесь, — Ленин усаживает в свое кресло Иосифа Виссарионовича. — Сидите, сидите.
Присаживаясь, Сталин спрашивает:
— Как вы себя чувствуете, Владимир Ильич?
— Очень хорошо.
Но, заметив, что Сталин сомневается, поспешил заверить:
— Нет, нет, правда очень хорошо. А был момент, когда я боялся, что вы не успеете приехать. Но ничего, мы, кажется, послали к черту ангела смерти, а вы выгнали к чертям Краснова.
Эти слова Владимир Ильич сопровождает веселым смехом…
Над этим эпизодом я много думал, — признается актер, — как бы правдивее отобразить радостную встречу Ильича со Сталиным, беспредельную любовь Иосифа Виссарионовича к своему учителю и другу