В стране шла горбачевская перестройка, которая внушала надежды на что-то большее и неопределенное… Но кругом все бурлило, и, словно от камня, брошенного в воду, расходились волнистые круги.
У Максима появился просвет в конце тоннеля… В ПГУ на него имели виды, и он был на приеме у генерала Романова. Проболтали почти с час, и генерал остался доволен Максимом. Он так и сказал:
– Ну, как вижу, ты не из робкого десятка. И в хорошей форме…
О чем думали в ПГУ, Максим еще не знал, но в нем появилась уверенность. И, как бывает с людьми такого типа, мгновенно подскочила гонористость…
В министерстве Максим занимался Скандинавскими странами. Раза два ездил в командировку: то в Швецию, то в Норвегию. Это прибавило ему внешнего лоска и солидности, хотя… тусовочность жила в нем, казалось, со студенческой скамьи.
Егор пока был в резерве. Как серьезно заметил Братышев, «несколько лет надо отстояться. Такова судьба нелегала».
Неожиданно Егор встретился с Юркой Горбатовым (настоящей фамилии он так и не знал). Тот крутился в ПГУ и, как понял Егор, в американском отделе.
С Асей получилось толково. Ее быстро оформили секретарем в английском отделе, поняв, что девчонка неординарная.
С Братышевым встречались ежедневно, и тот заставлял его заниматься делом, куда, между прочим, входили обычные практикумы по поднадоевшим способам вербовки агентуры, методам проникновения в психику, средствам скрытого наблюдения и съема информации…
В перерывах иногда выдержанный Братышев невыдержанно жаловался на сына. Артема после Суворовского Егор встречал лишь случайно. Тот удивительно быстро женился и работал собкором радио в Канаде.
– Совсем отбился от рук, – говорил Сергей Анатольевич. – Полностью под каблуком жены. Теща для него все… даже внука ни разу не увидели. Разве не обидно!
Егор понимал наставника. Но помочь ничем не мог. Вечные проблемы отцов и детей.
Как-то у Егора был совершенно свободный день. Приехала Ася. Он позвонил Максиму и спросил, что тот делает.
– Лежу на диване, – сонливо заметил Максим.
– Тогда приезжай, да немедля. Будет сюрприз!
Максим приехал и познакомился с Асей. Егор цепким взглядом уловил, что она ему понравилась.
– Поехали в консерваторию, – предложил он. – Глядишь, на концерт попадем, да и кафешка там неплохая!
В консерватории шел фортепьянный концерт Чайковского. Со второго отделения ребята сбежали в кафе и просидели до закрытия.
Максим проводил Асю. А поздно вечером позвонил Егору.
– Брательник, это не девочка, а ягодка. Что же ты скрывал ее…
Егор, слушая Максима, насмешливо улыбался.
– Если так… С тебя причитается.
Прошло какое-то время, и Егор узнал, что Максим не на шутку загулял с Асей и даже забыл про Настю. Да и Ася, поняв, что с Егором каши не сваришь, потихонечку к нему остывала…
Рано утром позвонил Братышев и сказал, чтобы Егор тотчас приехал…
Егор, наскоро позавтракав, поцеловал сестренку и помчался в управление. В приемной генерала Романова сидел Братышев. Полуобняв, он повел Егора к генералу.
Романов вышел из-за стола навстречу, оглядел со всех сторон Егора.
– Хорош жених. Хоть сейчас в ЗАГС!
Они сели за полированный стол, и Егор догадался, что он получил новое назначение…
– Поедешь в Швецию, – заявил генерал. – Задача твоя простая. Даже очень простая. Завязать хорошие связи с ручной и творческой интеллигенцией. Надышаться их жизнью. «Крыша» журналиста ТАСС даст тебе возможность неплохо вписаться в эту своеобразную среду, а может быть, и богему. Будут и поездки к соседям в Голландию, Данию… Пора расширять психологический горизонт.
– Без конкретизации? – удивился Егор.
Генерал засмеялся. Засмеялся и Братышев.
– Ишь какой! Ему подай конкретное дело, – усмехнулся Романов. – Так что без конкретизации… Карты раскрывать тебе не будем!
Через несколько дней Егор уезжал в Швецию.
Глава 41
Горбачевская либерализация закончилась плачевно. В ПГУ КГБ старались чутко прислушаться к пульсу страны. Огромная машина внешней разведки и контрразведки была насторожена – что дальше?
Председатель КГБ Крючков сидел в «Матросской тишине». Быстро менялось политическое время. Уже не было Советского Союза. Уже КГБ разъединился на самостоятельные организации – ФСК, СВР, ФАПСИ, ФСО.
Россия. Пока существовало государство, внешняя разведка должна была жить. Любая страна, если она хочет выжить среди других, обязана иметь достойную разведку и контрразведку.
Внешняя разведка всегда была самой сложной, но и самой перспективной спецслужбой. Она всегда была и будет!..
В годы Отечественной войны бойцы невидимого фронта работали на совесть! О близкой войне Сталина предупредил не только Рихард Зорге, но и берлинская группа «Корсиканца», которой Иосиф Виссарионович не поверил: вождь сказал, что «никому из немцев, кроме председателя Компартии Германии Вильгельма Пика, верить нельзя».
В Ясеневе на фотографиях запечатлены шестьсот семьдесят сотрудников внешней разведки. Но это только малая доля… Не все открыты, не все расшифрованы.
Абель и Филби… Знаменитый Максим Исаев, ставший прообразом Штирлица в «Семнадцати мгновений весны». Разведчик Николай Кузнецов, он же Колонист, Грачев, Пух, Пауль Зиберт, – все они вошли в историю тайных операций как суперпрофессионалы.
Когда в конце апреля 1945 года резидент советской политической разведки Александр Коротков вместе с частями армии вошел в Берлин (четырьмя годами раньше он был в гитлеровской столице под «крышей» секретаря советского посольства), то вспомнил, что где-то у Бранденбургских ворот, вероятно, еще лежал зарытый в землю стеклянный сосуд со свернутыми в трубочку рейхсмарками – последний тайник, заложенный советской разведкой в Берлине.
Но не было в живых тех, кому это предназначалось. Осенью гестапо схватило «Корсиканца» – старшего правительственного советника в Министерстве экономики Арвида Харнака. Не было и «Старшины» – сотрудника штаба люфтваффе Харро Шульца-Бойзена. Не было и «Старика» – писателя Адама Кукхофа. Они заплатили своей жизнью.
Внешняя разведка… Это она помогла техническому росту государства, когда ему было трудно и необходимо. Координатор американского направления Гайк Овакимян сформировал агентурную сеть, которая помогла стране в короткий срок создать собственное ядерное оружие.
Когда однажды знаменитому физику Юрию Харитону рассказали о вкладе разведки в ядерное оружие, он удивился:
– Позвольте вам не поверить.
Ему показали служебную переписку с Курчатовым.
– Смотрите, а вот и ваша фамилия.
Курчатов просил ознакомить товарища Харитона с добытой разведкой информацией.
Академик Харитон был ошарашен:
– А мы думали, что материалы идут из «шарашки» – ГУЛАГа!
Тридцать одна тысяча листов технической документации по военным разработкам. Одна тысяча пятьдесят пять комплектов чертежей. Сто шестьдесят три образца техники. Так американский бомбардировщик Б-29 стал прототипом самолета ТУ-4.
Внешняя разведка… Более семидесяти пяти лет существует она. 20 декабря 1920 года приказом председателя ВЧК Дзержинского за номером 109 был образован Иностранный отдел ВЧК – прообраз будущей советской разведки.
Вождями разведки были многие. Александр Сахаровский возглавлял ЛГУ в середине пятидесятых. Профессионал высокого класса, мастерство которого было отточено в заграничных резидентурах. Когда Сахаровский пришел к руководству, разведка переживала кризис. Серия предательств… Агентурные группы разваливались на глазах.
Всегда сумрачный, словно в плохом настроении, Сахаровский сумел своим жестким характером навести порядок. О шефе разведки никто не сказал плохого слова. Хотя он нес на себе груз «мокрых дел». По его приказу были убраны со сцены ярые антисоветчики.
Он лично приказал ввести в организм ирландца Шина Берка отравляющее вещество, медленно разрушающее здоровье и прежде всего головной мозг. Это произошло перед отъездом того из Москвы. Шеф разведки опасался, что Берк, как участник операции по вызволению из английской тюрьмы агента КГБ Дж. Блейка, вернувшись на Запад, расскажет подробности пребывания Блейка в Союзе и этим поставит его жизнь под угрозу.
Говорят, что Берк скончался в Ирландии в возрасте сорока семи лет от беспробудного пьянства.
Упрямству Сахаровского не было конца, если это касалось разведки…
После Сахаровского пришел Федор Мортин. Бывший сотрудник аппарата ЦК КПСС, натасканный Сахаровским, воспринимался не всеми: считали, что он не совсем подходил для этой должности.
Мягкотелость, слабая сопротивляемость внешним обстоятельствам и чрезмерная личная порядочность сыграли с ним злую шутку.
Ему, вероятно, не хватало общей культуры, а может, и знаний предмета и проблем. Он пугался начальства, вздрагивал при звонках председателя и особенно, когда звонили из ЦК…
Это не устраивало Андропова: ему нужен человек, проверенный на практике, не боящийся звонков из ЦК…
Владимир Крючков был в начале семидесятых начальником Секретариата. Его глаза всегда были скрыты стеклами очков. Канцелярист до мозга костей, он упрекал ПГУ за неопрятность в документах, сотрудников Второго главного управления (контрразведка) – за плохие, некорректные отзывы о разведке…
В Ясеневе он появился заместителем Мортина по политической линии. Назначение его начальником ПГУ вызвало пересуды. Тем более, Крючков, пожалуй, не сработался с первым замом, куратором Первого отдела и внешней контрразведки Ивановым. Эрудиция Иванова давила на него. Правда, вскоре тот уехал в Афганистан специальным представителем Андропова, и Крючков почувствовал себя свободно.
После него начальником ПГУ стал Леонид Шабаршин:
«Да, суть разведки неизменна на протяжении столетий, но времена-то другие! Опыт семидесятых мало чем может быть полезен в девяностые. Да, опыт – великая вещь, но и его не стоит абсолютизировать. Я очень дорожу чувством меры».