– Думал, он оставит тебе все, а не пополам с Лауреттой. Она редкостная зараза, будет спорить до хрипоты, когда настанет пора делиться.
– Пусть забирает все, что захочет, мне плевать.
– Так нечестно. Скажи мне, когда придет время, я твою кузину приструню.
О конкурсе Ада не упомянула – не хотела очередной порции сочувственных комментариев, – зато рассказала, как разозлилась Лауретта, узнав тайну Клары Евгении. Она думала повеселить этим Джулиано, но тот лишь натужно улыбнулся, ограничившись сухим: «Бедняжка». Ада не поняла, имел ли он в виду кузину или легендарную прародительницу, но не успела спросить, как он уже сменил тему:
– Ты, значит, вернулась на виа дель Ольмо? Молодец. Живи сколько хочешь, не торопись съезжать. А то, глядишь, прикупишь что-нибудь побольше – ты теперь можешь себе это позволить.
– Дария сказала то же самое.
– Если интересно, могу порасспросить коллег и клиентов. Заодно и узнаю, как дела на рынке.
– Не стоит, мне пока рано об этом думать. Поговаривают, кстати, что ты нашел себе чудесный дом, – сказала Ада и сразу поняла, что сболтнула лишнего.
Джулиано напрягся, явно не желая говорить на эту тему. Он взглянул на часы, висевшие над стойкой:
– Прости, должен тебя оставить. Клиент ждет, я уже опаздываю.
– Конечно, извини. Иди. Поправляйся скорей.
Обниматься на сей раз не стали, Ада лишь похлопала Джулиано по руке. Гипс глухо отозвался: тук-тук – будто стучали в наглухо заколоченную дверь, и они разошлись в разные стороны.
Вечером Ада была приглашена на ужин к Дарии. Рассказывать о конкурсе подруге она тоже не стала: надоели вечные обвинения властей предержащих в предвзятости и кумовстве. И потом, за столом ожидались и другие гости, с которыми подобная откровенность была бы неуместна.
Она пошла пешком: перспектива ехать на велосипеде в моросящий дождь не казалась ни полезной, ни приятной. «Мини» стоял возле дома (вернувшись из Доноры, Ада забрала его из подземного гаража, чтобы всегда был под рукой), но она редко брала машину, если собиралась в центр. А прогулка от виа дель Ольмо до дома Дарии, пускай и длительная, обычно служила ей прекрасной разрядкой после напряженного дня.
Ближе к полуночи, после ужина, один из гостей подбросил Аду до дома, но не стал дожидаться, пока она войдет. Пытаясь нащупать в сумочке ключ, Ада краем глаза заметила, что припаркованный чуть дальше по улице «мини» как-то странно завалился набок. Она подошла ближе и увидела, что три из четырех колес пробиты каким-то острым предметом и совсем сдулись, а единственная целая шина высоко задирает капот.
Такое случалось в их районе уже не в первый раз. Из-за раскидистых крон деревьев на улице было темновато – настоящее раздолье для вандалов. «Но черт возьми, почему всегда я?» Она чувствовала горечь, раздражение, но никак не страх. Интересно, вписан ли такой ущерб в страховку?
Поднимаясь на лифте, Ада задумалась, пытаясь вспомнить адрес ближайшей шиномонтажной мастерской, и никак не ожидала увидеть, что горшки с цветами на лестничной клетке опрокинуты, кафельный пол засыпан землей, а дверь квартиры распахнута настежь. Войти она не решилась; теперь ее пугал даже лифт, даже лестница. Она бросилась к консьержу; изо всех сил нажав одной рукой на кнопку звонка, другой отчаянно забарабанила в дверь. Синьор Доменико долго не отвечал, но в конце концов появился: заспанный, на ходу запахивая халат.
– Воры! Воры! – выдохнула Ада. – Взломали дверь! Может, они еще внутри! Звоните в полицию!
– Успокойся. Пойдем сперва все осмотрим. – Консьерж, высокий грузный мужчина, мало чего в жизни боялся. – Не нервничай так. Хочешь стакан воды? Или останешься здесь, с моей женой?
– Так вы один пойдете? Это слишком опасно.
– Конечно, нет. Сейчас пошумим немного – если они внутри, убегут, только их и видели.
И он оглушительно загромыхал по перилам большой медной стойкой для зонтиков, стоявшей при входе. На лестнице зажегся свет, тут и там стали открываться двери, послышались возмущенные возгласы.
Ада почувствовала, что самообладание возвращается к ней.
– Я поднимаюсь с вами.
Квартира, казалось, пережила нашествие варваров: шкафы распахнуты, стулья перевернуты, шторы сорваны с карнизов, торшер опрокинут. Бузуки, который Ада оставила на кресле в кабинете, разбили о стену, одежду вытащили из шкафов, раскидали и топтали ногами. В спальне сильно воняло, и Ада с неохотой была вынуждена констатировать, что воры мочились на кровать, а одеяла заляпали дерьмом. В других комнатах все выглядело столь же ужасно – настоящая катастрофа: даже в ванной ящики с косметикой выворочены на пол, кафельная плитка перепачкана выдавленной из тюбика зубной пастой, а на зеркале помадой накорябаны непристойности.
– Взгляни, не унесли ли они чего ценного, – бросил консьерж.
– Да нет у меня ничего ценного! – воскликнула Ада.
– Проверь хотя бы драгоценности, – настаивал синьор Доменико.
– Нет у меня драгоценностей!
И тут Ада вспомнила о колечке, которое так и не вернула Эстелле. Она с отвращением подошла к кровати и, стараясь не дышать, заглянула в приоткрытый ящик тумбочки. Кольцо лежало там, все так же привязанное к подаренному Мириам колье, – его воры не взяли: может, просто не заметили среди тесьмы и мелких жемчужин, а может, как предположил консьерж, приняли за дешевую бижутерию.
– Потому-то здесь все и разгромили, – уверенно заявил синьор Доменико. – Не нашли ничего ценного и решили отомстить. Такое часто случается.
Телефонный провод в гостиной был обрезан у самой стены. К счастью, хотя бы аппарат в кабинете уцелел.
– Надо вызвать полицию, – сказала Ада.
– Чего ради? Если они и приедут в столь позднее время, то будут крайне недобры. Спускайся вниз и поспи у нас, а завтра утром позвонишь.
Выходя, консьерж взглянул на замок.
– Дверь-то, оказывается, вовсе не взламывали! – удивленно воскликнул он. – У них был ключ.
– Ключ? Откуда?
– Ну или, может, дверь просто была открыта. Ты точно помнишь, что с утра ее запирала?
– Да бросьте! И потом, там же защелка.
В этот момент зазвонил телефон. Ада поморщилась (два часа ночи!), но бочком двинулась к аппарату, словно тот был ядовитой змеей.
– Может, уже ответишь? – спросил консьерж.
Она дрожащей рукой взяла трубку.
– Ада! Ада! – донесся голос Джулиано. – Ты в порядке? Что там случилось, Ада?
– Но… – пробормотала она, – откуда ты знаешь? И почему звонишь в такое время?
– Ада, скажи, что ты в порядке!
– Я-то да, но квартиру разнесли полностью. Как ты…
– Ты не пострадала? Они тебя не тронули?
– К счастью, я их даже не видела. Вломились, пока меня не было.
– И правда к счастью. У меня прямо камень с души свалился.
– Прости, но откуда ты узнал…
– Я боялся, что это может случиться. Прости меня, Ада. Я звонил в десять, как только понял, что у меня украли ключи, но ты не отвечала.
– Я была у Дарии. Что там с ключами?
– Их у меня украли, целую связку, прямо из кармана куртки. Там были и те, что от виа дель Ольмо, еще и брелок с адресом. Не нужно было…
– Но кто мог их украсть? Где?
– Куртка висела на вешалке у входа в контору, это мог быть кто угодно. Ты же знаешь, мы работаем с уголовными делами, да и всякие хулиганы шастают. Завтра узнаю, кто ко мне заходил, но пока… Как же я рад узнать, что тебя не было дома, когда они вломились! Ты одна? А, с синьором Доменико? Уже лучше. Поспи сегодня в гостинице, а завтра смени замок.
– Они здесь все разгромили!
– Не волнуйся, все починим, я кого-нибудь пришлю. И прости еще раз, это я виноват. Не стоило держать эти ключи на общей связке.
– Да уж, не стоило.
Но в глубине души, несмотря ни на что – ни на случившееся несчастье, ни на ужас от мысли, что она могла столкнуться с этими отморозками лицом к лицу, – ее почему-то обрадовало, что Джулиано оставил себе возможность в любой момент вернуться в дом, где они вместе прожили целых пять лет.
Успокоив его и распрощавшись, Ада вышла из квартиры и, даже понимая, что теперь это бессмысленно, все-таки закрыла дверь на ключ, а только потом вслед за консьержем направилась к лифту.
Пока они спускались на первый этаж, ее вдруг осенило: «Машина. Пробитые шины. Нигде не написано, что она моя, но они все-таки как-то узнали об этом и выместили на бедном “мини” злость за то, что не нашли дома ничего ценного? Нет, не сходится. Они явно меня знают. И хотели досадить именно мне».
4
Остаток ночи Ада провела у консьержа. Ей так и не удалось сомкнуть глаз. Разве можно предположить, что воры сочли ее достаточно богатой, чтобы вторжение имело смысл? Она вела скромную жизнь, не носила дорогой одежды, а машину купила уже больше семи лет назад. Может, они прознали о наследстве и были убеждены, что, уезжая из Доноры, она захватила деньги и драгоценности с собой?
Наутро она сменила замок, но не чувствовала в себе сил остаться в этом доме, который теперь воспринимала не иначе как оскверненным. На пару ночей ее приютила Дария: этого времени как раз хватило, чтобы договориться о номере в пансионе, где университет время от времени размещал приезжих лекторов.
Сейчас она и сама чувствовала себя приезжей, нежеланным гостем в городе, куда в возрасте двадцати одного года так упорно стремилась и который привыкла считать своим больше, чем тот, где родилась.
Позвонив Лауретте, она не стала объяснять ей настоящие причины, по которым переехала в пансион, как не сказала и о разрыве с Джулиано, придумав в качестве оправдания напряженную работу с кое-какими иностранными коллегами, которым на виа дель Ольмо просто не хватило бы места.
Джулиано звонил дважды: хотел узнать, отошла ли она от шока или еще напугана; несколько раз повторил, что очень виноват. Он так и не смог узнать, кто украл ключи: в тот день в конторе кого только не было, сказали ему, и кроме ключей пропало кое-что ценное, включая кинокамеру одного из коллег и кольца, которые секретарша снимала, садясь за пишущую машинку. «Я тоже сменил все замки, – добавил он, – включая те, что в машине». Ада рассказала о пробитых шинах, но Джулиано не верил, что это могли быть те же люди, которые от злости писали помадой непристойности на зеркале в ванной и пачкали зубной пастой стены.