– Ты та, кого не знаешь, малышка Ада. Любовь – начало всего.
Наутро Ада тщательно записала сон, который прекрасно запомнила, в блокнот для разбора у психоаналитика. Дойдя до последней фразы, прозвучавшей так знакомо, она спросила себя, где могла ее слышать, и вспомнила бабушкин дневник, уничтоженный всего пару месяцев назад.
«Ты та, кого не знаешь». Чего же ты не знала, бабушка Ада? Что принадлежишь к роду Бисдомини, а вовсе не к Ферреллам? В основе генеалогии, которой ты так гордилась, у самых истоков твоей семьи лежит запретная любовь, прелюбодеяние, в тебе течет кровь бездомных бродяг, пьяниц и дебоширов. Но как Метильда Порелли, настоящая сомнамбула из переулка Красного Цветка, могла узнать о столь тщательно скрываемых грехах Химены?
7
В тот же день из Лондона ей позвонила Джиневра. У племянницы все складывалось как нельзя удачнее: она нашла неплохое жилье у самого факультетского корпуса, разделив квартиру еще с четырьмя студентками.
– Две австралийки, американка и англичанка из Манчестера. Я решила, что лучше с ними, тетечка, чем с итальянками, даже если там будет дешевле: хотя бы язык подтяну.
– Неплохая мысль. А мою подругу Эстеллу найти не удалось?
– Пока нет. Университет такой большой, а со всеми этими лекциями и бумажной волокитой у меня остается не так много времени. Я даже не поняла, где взять списки дипломников. И кстати, тетя, профессора Палевского среди преподавателей нет.
– Очень странно. Может, его предмет просто не стоит в твоем учебном плане? Попробуй поискать среди курсов этнографии или истории религий.
– Попробую, как только выкрою время.
Стараясь говорить коротко, чтобы не истратить все наследство на междугородные переговоры, Ада упомянула племяннице о приведшей Лауретту в отчаяние статье в газете.
– Говорит, твоя бабушка и тетя Консуэло из дома и носу не кажут. Разве мама тебе не говорила?
– Нет. Мы общались только вчера вечером, но она мне ничего не сказала. Но ты же ее знаешь: на закидоны бабушки Санчи ей наплевать. Так что и ты не волнуйся, тетя Адита.
Видимо, скандал в Доноре не был таким чудовищным, как утверждала Лауретта, если уж Грация о нем не знала или не посчитала достаточно важным, чтобы обсуждать с дочерью. Ада решила не перезванивать кузине, как обещала, чтобы рассказать о своих впечатлениях от статьи: «А то мне своих неприятностей мало! – мысленно возмущалась она. – Еще и эта истеричка на мою голову! Посмотрим, хватит ли ей наглости позвонить самой. Пошлю ее лесом, клянусь!»
Когда позвонила Дария, чтобы, как обычно, поболтать перед сном, они от души посмеялись над предполагаемым скандалом.
– Твои родственницы будто вчера из Средневековья вышли, – заметила подруга. – Вот уж фанатички! Только знаешь что? Мне вдруг захотелось вернуться в Ордале, чтобы получше рассмотреть эти картины. Никогда бы не подумала о них в связи с тосканским маньеризмом или фламандцами.
После ужина, когда Ада, уже в пижаме, смотрела по телевизору старый черно-белый детектив, снова зазвонил телефон.
– Лауретта, кончай уже! – воскликнула Ада, услышав срывающийся от слез голос кузины. – Завязывай. Я не собираюсь поддерживать твою экзальтированную паранойю.
Кузина на другом конце провода всхлипнула, не в силах произнести ни слова.
– Чего ты хочешь и зачем все время названиваешь, если не можешь сказать хоть что-нибудь разумное? Что ты за дурища, если из-за такого пустяка трагедию устроила? Делать больше нечего?
– Ада, Адита, понимаешь… – бормотала Лауретта.
Потом послышался приглушенный мужской баритон, шумное движение, сдавленные рыдания, и в трубке раздался строгий голос Джакомо Досси:
– Ада, на этот раз дело серьезное, и вопрос не в паранойе моей жены. У вас большие проблемы. Мне нужно как можно скорее поговорить с Джулиано.
– Прости, Джакомо, я не понимаю. Из-за чего у нас проблемы?
– Не из-за чего, а из-за кого. Из-за ваших кузенов – обоих Аликандиа, Джулио Артузи и молодого Дессарта. Они подали в суд о признании вашего дяди недееспособным. На вас двоих, доктора Креспи и экономку. Пытаются оспорить завещание.
– Прости, но они уже делали это – в кабинете нотариуса. Повозмущались, конечно, только Олдани сказал, что все по закону.
– Они утверждают, что вы промыли старику мозги. Что Армеллина и доктор, при молчаливом соучастии Лауретты, долгое время давали ему лекарства, чтобы одурманить и лишить беднягу воли. Вот почему в июне, когда у него был инсульт, его не отвезли в больницу – опасались, что там их выведут на чистую воду. И еще кузены намекают, что дядя Тан, возможно, умер от передозировки психотропных препаратов.
– Они там что, с ума посходили? Да кому это нужно?
– Твои тетки и их мужья готовы это засвидетельствовать. И кое-кто из кузин – они, наверное, ожидали получить долю, равную вашей, а их вставили в завещание между горничными и привратником.
– А что насчет моего участия в этом заговоре?
– О тебе они пишут совершенно чудовищные вещи, Ада, мне даже стыдно читать. Может, нашему адвокату лучше поговорить с Джулиано?
– Я уже взрослая, Джакомо, мне почти сорок лет, я способна решать сама. А потом, извини, что я могла сделать такого, что хуже отравления?
– Слушай, я в это не верю, а упоминаю только потому, что тебе лучше об этом знать, когда придется защищаться. Они говорят, что между тобой и вашим дядей, еще когда ты была девчонкой, началась кровосмесительная связь. Вот почему он так никогда и не женился: ты его шантажировала, могла погубить его репутацию. И вроде как эта история началась, когда тебе было двенадцать.
– Двенадцать! Вот ведь свиньи! И главное, они ведь сами тогда пытались нас лапать, меня и Лауретту. Особенно Романо.
– Подожди, это еще не конец. Они утверждают, что дядя был у тебя в руках, потому что ты до совершеннолетия четыре или пять раз сделала аборт.
– Поверить не могу…
– Я тоже. Но я читал копию искового заявления, написанного их адвокатом.
– Бабушка Ада была жива: она умерла, когда я уже уехала в Болонью. Значит, все это происходило у нее на глазах? Возможно, даже с ее согласия?
– Вы часто путешествовали вместе с дядей, ты и Лауретта.
– А зачем нам нужна была твоя жена? Свечку держать?
– Не шути так, Ада.
– Я не шучу, но это какой-то абсурд. Кто поверит в такую ерунду?
– Я не закончил. Кузены требуют эксгумации тела вашего дяди. Они хотят доказать, что он был отравлен, накачан психотропными препаратами и не мог мыслить здраво. Что вы заставили его написать завещание и следовать вашим указаниям, словно зомби, даже если не были с ним, когда он ходил к нотариусу. Я уже говорил с адвокатом, и он сказал, что мы должны разрешить вскрытие.
– Бедный дядя Тан… выкопать его из могилы…
– Мне тоже очень жаль. Но это единственный способ доказать вашу невиновность.
– Но не мою, не коварной шантажистки-нимфетки. Я одна останусь виноватой.
– Если мыслить логически, в таком случае ты бы потребовала, чтобы он оставил все тебе. Но раздел имущества, а именно это и было сделано, предполагает соучастие нескольких людей. Нам только было интересно, почему иск не касается Мириам Арресты. Но адвокат сказал, что трудно привлечь по этому делу человека, который тридцать лет не был в Доноре. В любом случае, раз обвинение касается остальных, оно касается и тебя.
– А что говорят Креспи и Армеллина?
– Это и есть проблема, Ада. Они категорически против вскрытия. Адвокат считает, что это неправильно.
– Я их понимаю. Они делают все, чтобы защитить его волю, его право распоряжаться собой. Дядя даже ради спасения собственной жизни отказывался ехать в больницу – подумай, захотел бы он попасть под скальпель патологоанатома? Когда прошел уже целый месяц после смерти! Какой кошмар!
– Но такой отказ порождает подозрения. Спроси у Джулиано, если не веришь.
– Нет, ты прав. Я спрошу у Джулиано. Как думаешь, может, мне стоит приехать в Донору?
– Пожалуй, так было бы лучше. И пусть он тоже приезжает. Вместе мы могли бы согласовать нашу линию обороны.
8
На этот раз ей пришлось смириться и, отбросив остатки гордости и самоуважения, все-таки обратиться к Джулиано, поскольку это действительно стало необходимо. Других юристов Ада не знала, а попроси она о помощи коллег бывшего партнера, вышло бы еще хуже. С другой стороны, разве не сам Джулиано сказал ей в последний вечер в «Гроте св. Михаила»: «Помни, что ты всегда можешь на меня рассчитывать. Если понадобится помощь, позвони мне. В любое время и по любому поводу»? И потом, совсем недавно: «Скажи мне, когда придет время, я твою кузину прижучу».
И вот время пришло, хотя речь теперь шла вовсе не о том, чтобы договориться с Лауреттой, какой серебряный сервиз и какая супница должны отойти одной, а какие – другой.
Нового домашнего номера Джулиано, чтобы связаться с ним после работы, у Ады не было, поэтому ей пришлось ждать утра и звонить ему в офис.
Ночь прошла тревожно, в голове мельтешили десятки противоречивых мыслей, и сильнее всех – стремление выпутаться из этой прискорбной ситуации, уехать за тридевять земель, лишь бы только избежать перепалки с кузенами. Черт с ним, отказаться от наследства – пусть подавятся, стервятники! (Интересно, была ли среди авторов заявления Грация? Лауреттин муж упомянул об этом как-то вскользь, и подозрение, что кузина могла подписать иск, только усиливало Адины мучения.) Бросить все, отказаться! И в то же время в ней поднимало голову чувство долга, обязанности не столько защитить себя, сколько не позволить смешать с грязью дядино имя, перевирая историю о девочке, доверенной его попечению. И это о дяде Тане, который не позволял себе лишний раз погладить ее или Лауретту по голове, избегал любого физического контакта, если тот не был необходим, который в повседневных привычках был сдержаннее и скромнее девственницы-весталки!
Бабушка Ада, несмотря на всю резкость и строгость, часто позволяла внучкам забираться в свою огромную двуспальную кровать, поодиночке или даже вдвоем, нисколько не беспокоясь, если они спали прижавшись спиной к ее боку, а когда девочки толкались или стягивали одеяло н