а свою сторону, она лишь улыбалась. А вот дядя Тан, такой ласковый, такой нежный, не любил, чтобы они его хватали. Ему не нравилось катать их на спине, как на лошади, и объятий он тоже не любил. «Ну, ну, что за телячьи нежности! – хмурился он. – Вы уже большие, так и ведите себя как девушки, а не как сопливые малявки».
Помимо естественного желания защитить дядю от клеветы, Ада считала необходимым уважать его волю. Теперь, когда он больше не может сам отстаивать свои решения, не время поддаваться слабости, не время трусить. Да, она могла бы продолжать жить по-спартански, тратя только то, что зарабатывала. Но у Лауретты двое детей, ей нужно подумать об их будущем. Сыновья доктора Креспи тоже скоро отправятся в университет. А Армеллина? Конечно, у нее были какие-то сбережения, наследство, оставленное ей много лет назад Гаддо Бертраном (которое Танкреди, вероятно, помог выгодно инвестировать), и ежемесячное жалованье, которое экономка продолжала получать и откладывать. Она вполне могла позволить себе хороший пансион для престарелых. Но в ее-то возрасте оставить дом, в котором провела почти полвека, даже если считать перерывы на дядину учебу и бегство в Швейцарию! Дом, который, пусть сама она об этом и не знала, принадлежал ее отцу!
И потом, если завещание аннулируют как недействительное, Джиневре, скорее всего, придется вернуться из Англии, отказаться от своей мечты. А другие девочки? Санчу и Барбару прокормят эти стервятники, их отцы, но как быть с Адой-Марией?
Вопрос о вскрытии стал для Ады отдельным источником сомнений и мучений. Она была более чем уверена, что труп (как же все-таки ужасно называть дядю таким словом) будет признан «чистым». Разумеется, никто не накачивал старого доктора психотропными препаратами, так что их отсутствие было бы признано неопровержимым доказательством, которое очистило бы их доброе имя. Но они, все племянники и внуки, поклялись дяде, даже против собственной воли, что не позволят врачам, кроме доктора Креспи, «наложить на него руки». Могла ли эта клятва быть применима и к его безжизненному телу? И есть ли у Креспи с Армеллиной законное право выступать против? Они ему не родственники, хотя, боюсь, и родственники не смогут ничего поделать, если судья потребует вскрытия.
Когда в половине восьмого зазвонил будильник, она не смогла раскрыть глаз. Считая короткие периоды полудремы, после которых она внезапно вскакивала, не понимая, где находится, Ада спала не больше двух часов.
Она умылась, оделась, села в автобус и поехала в университет. Машина была в ремонте, и Ада не знала, стоит ли ее забирать. Парковаться снова придется на улице, только теперь возле пансиона. А что, если те отморозки еще следят за ней?
Дойдя до факультета, она набрала номер конторы Джулиано. Секретарша, как обычно, тепло поприветствовала ее (они были знакомы лет шесть, если не больше), выразила соболезнования в связи со смертью дяди, и Ада почувствовала себя обязанной сказать в ответ:
– А я сожалею о ваших кольцах.
– Каких еще кольцах? – удивленно переспросила та.
– Тех, что у вас украли.
– Простите, о чем вы? У меня ничего не крали.
«Наверное, я что-то перепутала», – подумала Ада. Возможно, Джулиано говорил вовсе не о синьорине Лидии, а о бухгалтере, которая время от времени приводила в порядок счета их юридической фирмы, и она, Ада, все неправильно поняла.
– Позовите, пожалуйста, адвоката Маджи.
– Простите, он уже уехал в суд. Сегодня слушается важное дело. Боюсь, до часу дня он не вернется.
– Мне срочно нужно с ним поговорить. Если увидите его, попросите мне перезвонить, я буду в университете.
– Хорошо. А вообще, знаете, как мы можем поступить, если вы не сможете с ним связаться? Я назначу вам встречу в 17:45, – предложила синьорина Лидия. – У него в расписании как раз есть час между совещанием с коллегами и встречей с клиентом. Впишу туда ваше имя, договорились?
– А нельзя ли сразу после обеда?
– Нет, к сожалению, с половины третьего до половины четвертого у синьора адвоката реабилитационные процедуры в центре физиотерапии.
«И правда, – подумала Ада, – гипс, наверное, уже сняли».
– До четырех он обычно не возвращается: от виа Гандольфини идти около получаса, – продолжала секретарша. – С четырех до половины шестого у него совещание. Может, вы подъедете чуть раньше? Получится?
– Да, если удастся освободиться. Спасибо.
– Отлично, тогда увидимся в 17:20 или чуть позже. Удачного дня!
Видеться с Джулиано по предварительной записи, перед «другим клиентом»! Дожили! Как это печально! И что только подумает синьорина Лидия? Интересно, Джулиано уже познакомил ее с новой пассией?
К счастью, Ада заранее подготовила блок из пяти лекций, и это была только третья. Ей удалось объяснить тему и прочитать выбранные фрагменты, не потеряв нити повествования, хотя мысли блуждали где-то далеко. Вскоре лекция закончилась, студенты покидали аудиторию, и Ада стала собирать разложенные по кафедре материалы. В этот момент к ней подошла, пожалуй, самая странная девушка из всех, кто посещал ее курс. Одежда, расшитая бусинами и бахромой, выдавала принадлежность к одной из групп «городских индейцев». Но коротко, почти под ноль стриженные волосы, зеленые в фиолетовых полосах и квадратах, а также множество сережек и шипованных браслетов сразу напоминали Аде о тех чудаках, которых она видела в Оксфорде: они оккупировали перила мостов, высмеивая посетителей (одетых одновременно элегантно и безвкусно, как умеют только англичане), приехавших в колледж, чтобы принять участие в церемонии вручения дипломов их детям и внукам. Всем своим видом девушка выражала бунт против буржуазного конформизма. Впрочем, за то недолгое время, что длился курс, она проявила настоящую страсть к древнегреческой культуре и необычную для ее возраста и образования (художественный лицей) компетентность в области языка и литературы. Она плохо ладила с однокурсниками, обычно напуская на себя агрессивный и скучающий вид, как если бы посещала лекции по принуждению, а не по собственному выбору. Открывая рот, она каждый раз выдавала что-нибудь провокационное, хотя ее суждения обычно оказывались неглупыми и оригинальными, так что Ада поневоле чувствовала к ней приязнь, смешанную с легким беспокойством о том, что могло ждать эту девушку в дальнейшей жизни.
– Все в порядке, проф? – поинтересовалась девушка, опираясь обеими руками на кафедру.
– Да. А почему ты спрашиваешь?
– Да так, ничего. Наверное, показалось.
– Спасибо, но, повторюсь, все в порядке. Ты ради этого задержалась?
– Типа, нет. Просто хотела оставить свою работу.
– Уже закончила? Так быстро?
– Ну, типа, мне как-то особенно нечего было сказать. Слишком много всего не сходится. Я знаю, что сама выбрала метаморфозу, не похожую на другие, и это меня ужасно злит. Не смейтесь, проф, первый раз такое.
– Я рада, что тебя это настолько зацепило. Не хочешь еще немного работать над темой? Не обязательно сдавать так быстро.
– Это не окончательная диспозиция, но мне, типа, хотелось бы, чтобы вы прочли и сказали мне свое мнение. Может, тогда переделаю выводы.
– Договорились, – удивленно сказала Ада. – Сейчас я не смогу этим заняться, но, как только у меня выдастся минутка, обязательно посмотрю. Прости, не помню, как тебя зовут.
– Франческа Вольтри, типа. Я написала это на листочке, с обеих сторон.
– Ладно, Франческа, поговорим позже.
От всех этих «типа» у нее закружилась голова. Но так теперь выражалось абсолютное большинство студентов.
9
В час дня Ада перекусила сэндвичем в кафе внизу, но это не принесло ей долгожданного спокойствия – скорее наоборот: она только больше разнервничалась, не в силах решить, отсидеться ли до пяти часов в пансионе или остаться на факультете и потратить это время на подготовку к очередному блоку лекций. Но сможет ли она сконцентрироваться? Мучительные ночные мысли, словно стая летучих мышей, зловеще хлопали у нее в голове своими черными крыльями. Ей категорически необходимо было поговорить с Джулиано, причем немедленно. Ада почувствовала, как изнутри прорывается неконтролируемая истерика, какой она еще ни разу в жизни не испытывала. Ей была ненавистна сама идея обратиться к Джулиано, она воспринимала это как личное унижение, признание собственной слабости – и вместе с тем страстно хотела, чтобы он ее выслушал: так наркоман в ломке готов на все, лишь бы получить свою дозу. В конце концов она решила, что попробует пересечься с ним в центре физиотерапии: учитывая серьезность проблемы, он мог бы и отложить сеанс. Или выслушать все обстоятельства параллельно с процедурами, в чем бы они ни заключались. Ада Бертран, как мы уже не раз говорили, была женщиной рациональной, но на этот раз совершенно потеряла голову.
Она проглядела «Желтые страницы» и нашла спортивный центр на виа Гандольфини – единственный, где практиковали как традиционную физкультуру, так и реабилитационные физиотерапевтические процедуры. Ада поймала такси и назвала адрес.
На месте она была в 14:40. Сеанс, должно быть, уже начался, но ее это не остановило, хотя в таком возбужденном, совершенно непривычном для нее состоянии – дрожащие от волнения руки, пылающие щеки – Ада даже не была уверена, что сможет говорить.
Центр располагался на первом этаже весьма современного здания: огромный вестибюль с высокими окнами, множество цветущих растений в кадках, удобные кресла для посетителей… Световое табло на стене за стойкой регистрации перечисляло различные виды спорта, залы и время групповых занятий. Для индивидуальной терапии были указаны только номера кабинетов.
Ада подошла к стойке и обратилась к администратору, молоденькой девушке, старательно полировавшей пилочкой ногти:
– Вы не могли бы позвать адвоката Маджи? Мне нужно с ним поговорить, это очень срочно.
Собственный голос показался ей на удивление высоким и пронзительным. Несколько посетителей, коротавших время в креслах, листая журналы, поглядели на нее крайне неодобрительно. Ада почувствовала, что голова снова закружилась, и схватилась руками за край стола.