Берна колотило все сильнее. Чтобы унять дрожь, он изо всех сил стиснул зубы, а потом сделал глубокий вдох и с тихим стоном выдохнул воздух. Немного полегчало. Страх леденит кровь, но умение вовремя распознать его признаки помогает хоть немного справиться с собой. Берн дышал часто и прерывисто и слышал судорожное дыхание окружающих его людей. Как и все вокруг, он беспрерывно облизывал губы и с трудом сглатывал слюну, стараясь хоть немного уменьшить сухость во рту. Осознание, что остальные страдают так же, как он, если не больше, странным образом успокаивало. Из окружающей темноты доносились непроизвольные стоны и всхлипывания, люди словно пытались сбросить с себя невыносимую тяжесть. Берн встретился глазами с Шэмом и прочел в его взгляде немой вопрос. Оба тотчас же отвернулись, чтобы не видеть ужаса в глазах друг друга. Он украдкой взглянул на Мартлоу, тот стоял опустив голову. Волна жалости и симпатии накатила на Берна и вызвала еще один судорожный вздох, а парень вскинул голову, блеснув белками глаз из-под каски. Взгляд был удивленно-недоверчивым, нижняя губа дрожала. Сзади послышался возглас. «Держись, братишка!» – почти умолял кто-то. «Да мне ваще насрать», – послышалось в ответ. В нем была горечь и презрение к сочувствию.
– Ты нормально, малыш? – Берн постарался придать голосу непринужденный тон. В ответ Мартлоу лишь утвердительно кивнул. Берн перенес вес тела на другую ногу и почувствовал дрожь в колене расслабленной ноги. Дело, конечно, было в простуде. Было бы легче, найдись для них хоть какое-то занятие – например, очень кстати было бы приготовить лестницу и установить ее в нужное положение. Ожидание леденит человеческий разум и сковывает неподвижностью само время, но команда ломает лед. Поступает команда, лед лопается, все чувствуют облегчение и уже готовы действовать. Они глубоко дышали и уже спокойно смотрели друг другу в глаза, вопросов больше не было.
– Это мы уже проходили, – проговорил Шэм.
Они должны поддерживать друг друга, хотя бы до тех пор пока неодолимая сила окончательно не сокрушит их и не сведет на нет их слабенькие усилия. Грохот взрывов достиг ураганной ярости. И тут, наконец, возникло движение, в котором угадывалось хоть какое-то осмысленное действие. Люди начали примыкать штыки. Кто-то сунул в руку Шэма кружку. «На троих. Не пролей эту дрянь, больше ни хуя не получишь».
Шэм отхлебнул рому и передал кружку Берну.
– Пей сколько хочешь, малыш. Мне по хую, пить или не пить, – сказал Берн, протягивая ее Мартлоу.
– Я много не буду, – ответил тот, сделав хороший глоток. – Сушняк, конечно, будет долбать, зато немного согревает.
Берн допил кружку и вернул ее Джейксу, чтобы тот снова налил и передал дальше. Ром немного взбодрил.
– Ну, теперь уж скоро все закончится, – прошептал Мартлоу.
Вроде бы рассвело, но плотный туман скрывал все вокруг. Послышались звуки движения, и внезапная тревога пронзила всех мучительной болью, непостижимым образом смешанной с облегчением. Их троица обменялась рукопожатиями, затем пожали руки тем, кто был рядом. «Удачи тебе, браток. Удачи. Удачи».
Вначале он только чувствовал, как колотится сердце, а затем, с удивлением сознавая, что особо не нужно делать над собой усилие, двинулся к лестнице. Мартлоу был к ней ближе всех и шел первым. Следом, неуклюже карабкаясь по ступеням, выбрался из траншеи Берн, за ним Шэм. Оказавшись наверху, Берн поскользнулся и чуть не упал. Уходящий вниз склон пригорка, где до него оскальзывались и другие, был словно вазелином смазан, а сразу за ним башмаки по щиколотку погружались в грязь, где не успеешь выдернуть одну ногу, тут же засасывает другую, как в кошмарном сне, когда пытаешься убежать от опасности, а ноги приклеиваются к полу. Еще хуже будет, когда они доберутся до болотистой низинки. Теперь его охватил тяжелый леденящий ужас, и все же, если не считать неловкого подъема по лестнице и нечаянного скольжения на склоне, он чувствовал себя более раскованно и, кажется, был способен полностью контролировать себя.
Они выдвигались в две линии, в артиллерийском порядке: роты C и D впереди и роты А и B за ними. Еще один снаряд с визгом пронесся у них над головами и с ревом торжествующей ярости разорвался позади траншеи Данмоу. Последствия этого взрыва дошли до них в виде причудливо закрученных в спирали клочьев тумана и негромкого голоса, зовущего санитаров. Какому-то счастливому пидору повезло оказаться вне игры – навсегда или хотя бы на время. Берн даже почувствовал что-то вроде зависти. И чем острее было желание немедленного действия, тем сильнее наваливался ужас, и он никак не мог избавиться от мысли о неминуемой развязке. В эмоциональном взрыве, когда уже пройден предел восприятия опасности, исчезают различия между противоположными чувствами, а их пиковые точки становятся практически одинаковыми. Теперь уже невозможно отделить друг от друга стремления и страх, который их сдерживает. Надежда становится равной отчаянью, которое ее убивает, решимость измеряется только ужасами и трудностями, которые приходится преодолевать. Все нелепые и жалкие нормы обычной жизни ничего не значили в столкновении этих противоположностей. Оставалось лишь пытаться удержать хрупкое равновесие между ними.
При ясной погоде сейчас было бы уже светло, но туман не давал рассвету пробиться. Берн поднял руку и помахал перед лицом, как бы пытаясь разогнать мрак, и вдруг увидел перед собой дурацкое, искаженное кривой усмешкой лицо Джейкса, человека отнюдь не глупого. Вот же чертов мудак, подумал он с беспричинной злобой. Казалось, Джейкс крадучись отходит на цыпочках, учудив что-то невероятно смешное.
– Мы едем, едем, едем, – тихо проговорил он и расплылся в широченной улыбке, какой мог бы улыбаться голый череп.
В этот момент и без того ураганный обстрел усилился до невероятности, в грохоте волны, прокатившейся по немецкой линии обороны, утонули отдельные звуки и осталась лишь безумная ярость, налетавшая то с одной стороны, то с другой. И тогда они пошли. Берн даже не понял, прозвучал ли приказ, понял только, что они уже идут. Под ногами предательски скользила жирная грязь. Они пересекли траншею Монк и еще пару и, сбитые с толку, сгрудились в кучу. За Монком идти стало совсем невозможно, каждый шаг давался с трудом, ноги скользи ли и разъезжались, как на льду. Из тумана на мгновение вынырнул мистер Финч с лицом встревоженным, но полным решимости, затем мелькнул сержант Тозер, но это были лишь короткие вспышки в сплошной туманной мгле. Берн понемногу закипал от ярости. Почему мы медлим, чего дожидаемся? А в следующий момент ему показалось, что самым медленным тут был он сам и стоило поднажать. С немецкой стороны налетел новый огневой вал, мир горел и трещал по швам от тучи снарядов. Фрицы основательно подготовились к встрече и только ждали, когда противник раскроет свои намерения.
Пока пересекали свою линию обороны, навстречу им попадались отступающие в беспорядке люди, некоторые израненные и в крови, другие целые и невредимые. Последние отпускали издевательские шутки и глумились. Раненые бессмысленно глядели, брели дальше и исчезали в тумане. Джейкс и сержант Тозер собрали своих людей и постарались без потерь преодолеть это пространство всеобщей деморализации. Джейкс ревел и ругался, а они лишь растерянно глядели на него и продолжали двигаться вперед, увязая в грязи, как мухи в патоке. Че за хуйня? – не понимали они, озираясь вокруг и стараясь хоть что-то разглядеть в проклятом тумане. Он трясся, вибрировал и завивался в спирали, и все вокруг полнилось пляшущим мерцанием снарядных разрывов и воем осколков.
Берну казалось, что все проклятые орудия немецкой армии разом палят именно в него. Он обходил развороченные тела, которым явно уже нечем было помочь. Мимо, спотыкаясь, ковылял солдат с измученным окровавленным лицом, за ним еще несколько беспорядочно отступавших, и это зрелище окончательно добило их, казалось, они сами вот-вот повернут. Один из отступавших набросился на Джейкса, и этот невысокий коренастый боец ловко сшиб его на землю точным ударом приклада в челюсть. Словно из-под земли перед ними возник ротный штаб-сержант Гласспол.
– Вы, суки, по немецким приказам, что ли, действуете? – заорал он и в безумном порыве бросился вперед.
В какой-то момент они и сами были готовы сломаться и повернуть назад, в другой – броситься на своих. Но они держались, и только сержант Тозер орал, чтоб не обращали внимания на окровавленную требуху и двигались вперед. Берн, увязая в грязи, чувствовал себя одновременно самой жалкой тварью и венцом божественного творения. Он задыхался и стонал от нечеловеческих усилий и обиды, сознавая, что они брошены сюда чужой волей, и это опьяняло его странной радостью, а все помыслы, казалось, уперлись в жестокую и ясную необходимость действия. Высшая степень боли и запредельное наслаждение наложились друг на друга и совпали.
Как и другие, он видел, что их огневой вал быстро уходит вперед, а что происходит вокруг, не знал никто. В любой атаке, даже если она развивается самым удачным образом, атакующие в какой-то момент перестают получать информацию о состоянии дел, а тут они потеряли связь почти с самого начала. Они ненадолго остановились, и Берн разглядел, что мистер Финч, слава богу, с ними. А вот Шэма не было. Минтон сказал, что видел, как того ранило в ногу, и теперь Берн старался держаться ближе к Мартлоу. Их потери, насколько он мог судить, были пока невелики.
Они снова двинулись вперед и, еще не успев понять, что и как, уперлись в проволочное заграждение. Несмотря на то что колья были с корнем вырваны, проволока, пусть и перепутанная, была цела и почти не порезана. Джейкс бросился было вдоль нее, но не успел сделать и нескольких шагов, как из почти разбитой траншеи раздались выстрелы и полетели гранаты. В ответ они тоже бросили несколько гранат и отчаянно ринулись прямо сквозь заграждение на торчащие стальные шипы, которые цеплялись за обмотки и рвали штаны. Но вот последняя нить была прорезана, а может, перебита взрывом. Прилетело еще несколько гранат, и Берн в последнем бешеном броске был сбит с ног и очертя голову полетел в траншею. Он поднялся, но кто-то кинулся на него сзади, оба повалились, вопя во все горло и задыхаясь от ярости. Послышался предсмертный крик, и Берн успел заметить, как уже мертвый немец бьет каблуками по изломанным доскам траншеи. Он крикнул сбившему его с ног солдату, чтобы тот шел дальше, а сам бросился догонять остальных. Траншея была практически уничтожена, обломки досок и столбов беспорядочной грудой заполняли широкую канаву, по которой текла жидкая грязь. За поворотом траншеи послышались взрывы гранат, и они повернули обратно. Увидели пару пленных с поднятыми руками, уже едва держащихся на ногах от страха, – двое солдат методично и жестоко пугали их.