– В последний раз капрала Эванса видели в тот день, когда мы прибыли сюда, ну а как, по-вашему, тот человек, которого вы видели, мог пролежать там несколько недель, а?
– Нет, сэр. Этот не мог там лежать долго. Крысы еще не обработали его.
– А, понятно. Крысы здесь злющие, так, капрал? Ну, это, пожалуй, все, и больше мы ничего не узнаем. Что ж, жаль Эванса, говорят, неплохой был парень. А вам что нужно, Берн?
Он повернулся к Берну, и его обращение стало заметно холоднее.
– Прошу прощения, сэр, – доложил штаб-сержант Тозер. – Как раз перед сменой Берн и капрал Джейкс были обстреляны снайпером. Берну показалось, что он его засек.
Берн хотел было возразить, но что-то в поведении капитана Марсдена остановило его. В таких ситуациях оба чувствовали некоторую неловкость. Несмотря на то что условности, разделяющие офицеров и солдат, немного стираются в действующей армии, отношения между людьми примерно одинаковых социальных групп имеют тенденцию усиливать неловкость. Оставаясь один на один даже на короткое время, оба молчали, как бы признавая некую двусмысленность во взаимоотношениях. А с вмешательством в ситуацию унтер-офицера, как было сейчас, неловкость только усиливалась.
Штаб-сержант Тозер еще не закруглил своего заявления отчаянным враньем, а капитан Марсден уже взял со стола, покрытого вместо скатерти армейским одеялом, химический карандаш и с бесстрастным видом верховного судьи принялся обдумывать этот вопрос.
– Ну, – твердо начал он, – вы что-нибудь видели, капрал?
– Нет, сэр, – ответил Джейкс. – Но я готов поклясться, что пуля прошла прямо между нами.
– Единственное, в чем вы можете поклясться, так это в том, что пуля прошла в неприятной близости от вас, – сказал капитан Марсден с легким сарказмом.
Штаб-сержант Тозер слегка опешил от столь явного равнодушия своего ротного офицера.
– Боюсь, сэр, я немного поторопился. Рядовой Берн точно не видел, откуда стреляли, но поскольку он казался абсолютно уверенным, я подумал, что вам будет интересно узнать об этом. Снайперы доставляют много хлопот на этом участке. Берн был в каких-то двадцати ярдах от того места, где попали в бригадира. А потом еще этот капрал Эванс, сэр.
– Ну, Берн, – раздраженно проговорил капитан Марсден, – что вы имеете сказать?
– Я думаю, стреляли с той стороны, сэр. Подходящее место для снайпера. Если б я за это отвечал, разместил бы его именно там. По звуку трудно судить, но похоже, пуля прошла прямо между нами и попала в камень позади нас.
– Что ж, пожалуй, мне самому стоит взглянуть. Вам незачем идти, штаб-сержант. Лучше отдохните немного до подъема.
В его голосе слышались теплые нотки, и штаб-сержант, сам не зная почему, перестал испытывать раздражение. Ему всегда было нелегко угадать, о чем думает его ротный офицер и как его собственные соображения влияют на принимаемые капитаном Марсденом решения.
Берн вслед за офицером поднялся по ступенькам и вышел в холодную ночь, сочащуюся звездным светом. Через несколько шагов капитан Марсден заговорил:
– Вы знаете, Берн, – сказал он. – Штаб-сержант Тозер считает, что мне следует уделить больше внимания вашим словам, и, конечно, в какой-то степени это верно, но не следует допускать, чтобы распространялось такое впечатление. Да, я знаю место, о котором вы говорите. Я сам удивился бы, если б фрицы не включили его в свою систему обороны.
Берн не очень понимал, с чего бы это вдруг капитан Марсден взял на себя труд объясняться с ним. Он действительно чувствовал себя несколько обиженным, но после атаки в его поведении вообще появилось нечто странное.
– Там ничего нет, сэр, – сказал он. – Только обвалившаяся труба и никаких подвалов…
– Откуда вы это знаете?
– Я бывал там. Как-то раз мы забирались туда с мистером Финчем, обследовали их проволочные заграждения. Почти сразу после того, как мы пробрались через проволоку, услышали немецкий патруль. Мы присели в низинке и оказались ниже их уровня, так что могли видеть их в тумане на фоне светлого неба. Мистер Финч жестом велел соблюдать молчание, но я каждую секунду ждал, что кто-нибудь не выдержит и выстрелит. Шесть немецких фраеров, и только потяни за курок – и им крышка, война для них закончилась. Так все просто. Они были словно тени на шторах в окне. Они вылезли за свою проволоку и ушли наискосок, оказавшись между нами и нашим проволочным заграждением. Когда они прошли, мы, возвращаясь, сделали большой крюк и вышли как раз к этим развалинам. Мы там ничего не обнаружили, была только легкая дорожка следов.
Их негромко окликнули, и капитан Марсден поднялся в стрелковую ячейку, но даже в бинокль он не смог толком обследовать развалины, нужна была осветительная ракета с немецких позиций, чтобы в ее свете разглядеть подробности. Даже днем они сливались с окружающей местностью.
– Все спокойно? – спросил он стоявшего рядом парня.
– Так точно, сэр. Тока вот штаб-сержант говорил, тута снайпер затарился. Они кидают осветительные, то тут, то там, но далековата. Само-та место я вижу, а разглядеть-та там че-нибудь не могу, глаз-та не успевает привыкнуться к свету. Ан что-та там есть.
Капитан Марсден снова принялся обшаривать взглядом темноту, но так ничего и не высмотрел. Он решил, что если парень и видел что-то под осветительной ракетой, то продолжает видеть и в темноте, поскольку предмет просто отпечатался на сетчатке глаза. Но тут вдалеке зажглась осветительная ракета, и он сумел разглядеть что-то как раз там, где говорил парень. Капитан Марсден вылез из стрелковой ячейки.
– Смотри в оба глаза, мой мальчик, – весело сказал он парню. – Может быть, еще увидишь там что-то интересное. Ладно, Берн, пора возвращаться. Думаю, выпьете чаю или еще чего-нибудь и покурите. Я рад, что пошел, и рад, что вы кое-что знаете об этом месте. Я знал, что там нет подвалов, но мне было интересно, откуда вы узнали об этом. Отличный парень этот Финч, всегда умел сосредоточиться на порученном задании и делал много полезного. Прекрасно действовал в атаке и получил приятную поездку домой. Я рад, что вы станете одним из нас, Берн. Вам давно следовало отправиться за офицерским званием. Возможно, полковник захочет повидать вас, когда нас сменят.
Берн козырнул. Офицер ответил на приветствие и удалился, а Берн зашел в блиндаж через другой вход. Скользнув, как положено, по двум стертым ступенькам, сопроводив это действие соответствующими матерными фразами, он спустился в блиндаж и сразу увидел в углу штаб-сержанта Тозера и капрала Джейкса.
– Тут пара капель чая, он еще горячий, – сказал штаб-сержант, – и твоя порция рома.
– И что он собирается делать со всем этим? – поинтересовался капрал Джейкс более прямолинейно.
– Ну, он меня в свои дела не посвящал, – ответил Берн. – Но, похоже, капрал, он хочет, чтобы вы пошли и похоронили парня, которого видели.
– Хорошенькое дело, – со всей серьезностью ответил Джейкс. – Мне бы тоже хотелось верить, что меня закопают. Ну, сам понимаешь, если меня ухлопают. Что меня более всего умиляет в капитане, так это его манера говорить с тобой так, будто тебя здесь и нет. Заметили, сержант?
Штаб-сержант Тозер вообще-то не одобрял высказываний капрала о командире роты, но в кои-то веки посмотрел на это сквозь пальцы.
– А что меня поражает, – в сердцах сказал он, – это как он смотрит тебе вслед, когда ты уходишь.
«Посыльный!» – раздалось из-за одеяла, и посыльный очнулся от транса и отозвался, неуклюже торопясь на зов. Берн передал свой котелок сидевшим рядом с ним солдатам, прикурил сигарету и откинулся спиной на мокрую стенку. Он мельком оглядел сонные лица окружающих, которые не выражали ничего, кроме крайней степени изнеможения. Только двое, он сам да Притчард, не считая, конечно, сержанта Тозера, и остались из всех, кто составлял их отделение при Сомме в июле. Остальные были ему незнакомы. Затем ему привиделось, что перед ним стоит Мартлоу, строптивый школяр, ревнивый максималист, упорный в своих антипатиях, но полный благородных порывов, не доверяющий никому в целом свете, но открытый и восприимчивый ко всему, что скажет ему тот, кто завоевал его доверие. Он случайно подошел к ним с Шэмом в Песчаных карьерах вскоре после того, как закончилось последнее дело в Гийемонте, и с тех пор не отходил от них. Это было делом случая, все трое были совершенно разными людьми, не имевшими ничего общего, и все же не было связи прочнее той, что в нужде свела их вместе. Никто никогда не покушался на независимость другого. И если бы отпала нужда, они разошлись бы, сохранив друг о друге лишь смутное воспоминание и благодарность, лишенную, впрочем, какого-либо основания. С Шэмом-то все в порядке, у него свой путь, а вот для Мартлоу путь окончен, и Берну суждено теперь всегда видеть его насупленные брови и чувствовать тяжесть его безжизненного тела. Он закрыл глаза.
Паренек в стрелковой ячейке пристально осматривал местность перед собой. Ожидание увидеть хоть какое-то движение или внезапную вспышку в развалинах стало почти навязчивой идеей. Но движения не было, мир оставался неподвижным, темнота редела, подходило время подъема. Теперь он хорошо видел развалины, и там ничего не было. Ничего. Мир замер в ожидании рассвета. Он немного отвлекся, и, когда снова поглядел на развалины, что-то ударило по ним прямо с небес, туманная местность перед ним дрогнула и встряхнулась, и, прежде чем до него докатился звук взрыва, темный столб дыма поднялся в воздух, клубясь и сгущаясь наверху в шляпку дьявольского гриба. А когда дым рассеялся, стало видно, что развалин и груды щебня больше не существует.
– Господи Иисусе, – прошептал паренек. – Хорошо пошла.
Глава XVIII
Фортуны?
О, конечно; это особа непотребная.
После очередной смены в траншеях им поменяли пункт расквартировки для отдыха и разместили в постройках рядом с Бю-ле-Артуа, в роще. Военный трибунал понизил полкового штаб-сержанта до сержантского звания, и он был отправлен в роту А, под начало штаб-сержанта Тозера. Он воспринял это спокойно, только стал суровым и необщительным, хотя Берн иногда все же умудрялся вывести его из себя. Тозер обходился с ним деликатно, сам не обращался за советом, но всегда прислушивался к его мнению, если таковое высказывалось, словом, вел себя так, б