– С тобой, я вижу, все в порядке, – сержант Тозер замолчал и принялся не спеша раскуривать трубку. – Только знаешь, тебе нужно будет научиться хорошенько обдумывать каждый шаг. Но пока в тебе заинтересована такая куча народа, что ты можешь без опаски валять дурака.
Берн не ответил. Он зажег новую сигарету, и некоторое время они молча курили. Появился малыш Мартлоу и тихонько уселся неподалеку. Он поглядывал на сержанта с некоторым сомнением, и Берну было ясно, что это он прикинул и понял: для того чтобы покутить вчетвером, денег маловато. Было видно, что Мартлоу мнется и все же склоняется к тому, чтобы не приглашать сержанта, но тут внезапно заглянул капрал Гринстрит.
– Берн здесь?
– Так точно, капрал.
– Дневальный по роте сегодня. С шести вечера заступаешь.
– Так точно, капрал. Как раз есть время подготовиться. Облом, Мартлоу, придется нам кутнуть в следующий раз. Смею вас уверить, штаб-сержант считает, что я достаточно пошланговал в последнее время.
– Армия, сука, – разочаровано проговорил Мартлоу, поглядев на Берна, и в сердцах выпятил нижнюю губу.
– Ох, не знаю, – бодро отозвался Берн. – В мирное время в армии хорошо, как говорят старые въебщики.
Он посмотрел на сержанта Тозера почти весело. Сержант вынул трубку изо рта.
– Слушай, Мартлоу, коли так, то вы с Шэмом сегодня со мной пойдете, так я думаю. Сможем раздобыть яичницу и жареную картошечку, а потом наведаемся в кабачок-другой. Вот время и пролетит. А для Берна захватишь белого винца.
– Охуительный план, Мартлоу. Сбегай-ка, скажи Шэму.
– Не похоже, чтобы он сильно обрадовался, – проговорил сержант, глядя вслед удаляющемуся с недовольным видом Мартлоу.
– Расстроился, что не удается самому проставиться, иначе был бы просто горд от вашего приглашения. Очень мило с вашей стороны, сержант.
Глава IX
Мой разговор на твоем языке и твой на моем – стоят друг друга.
Берн никогда не спал подолгу. С момента выкидывания сигареты и заворачивания в одеяло он мог проспать как убитый в течение часа, возможно, двух, а затем спал чутко, пробуждаясь от любого звука. Среди солдат даже ходила такая байка, что, когда бы кто ни проснулся, всегда обнаруживает Берна, который сидит и курит. Дневальство по роте в последнее время его не напрягало. Это был вполне приличный наряд, ему нравились одиночество и пустота ночи. Душа словно купалась в этом безмолвии, как в глубокой и темной заводи. Казалось, ощущаешь дыхание планеты. И пусть даже это всего лишь твое собственное дыхание, в нем ощущается некий ритм, который еще не воплотился в звуке или в движении, но в любой момент готов стать тем или другим. На фоне слегка подсвеченного неба терриконы казались огромными, их можно было принять за сторожевые башни древнего Вавилона или египетские пирамиды. Ночь своим очарованием превращала даже эту плоскую и неприятную землю в волшебную страну, наполненную сказочными образами. А утро возвращало к жизни ее убогие реалии. На кухне он раздобыл себе чаю, пока пил, наплел баек Эбботу, потом умылся и побрился еще до того, как казарма полностью проснулась.
Батальон выстроился на дороге около двадцати минут десятого, а пятью минутами позже командир батальона и адъютант объезжали строй, и можно было предположить, что делали они это не с целью провести настоящую инспекцию, а лишь для того, чтобы представить людям свои новые награды, поскольку оба получили военные кресты за Сомму.
– Похоже, украшение фасадов их примирило, – отметил Мартлоу без восторга.
Ни майор Шедуэлл, ни капитан Моллет так отличиться не успели.
– А мине медалька и на фиг не уперлась, – добавил Мартлоу безразлично.
Берн был сражен искусством адъютанта как наездника. Когда его серый переходил на рысь, можно было отчетливо разглядеть просвет между его седалищем и седлом, а от чрезмерной подчеркнутости действий создавалось впечатление, что это не лошадь везет адъютанта, а адъютант толкает лошадь вперед. Во всяком случае он придавал этим действиям больше значения, чем исполнению других своих обязанностей, пусть и не столь серьезных. На марше людям было запрещено пить из своих фляжек вплоть до особого распоряжения. Они выдвинулись и к десяти часам уже снова шагали через Нёле-Мин. Прошел слух, что они направляются в Брюэ[66], и на этот раз сомнений не было, поскольку капитан Моллет сказал об этом штаб-сержанту Робинсону. Люди бодро двинулись вперед, несмотря на жару и пыль, и лишь немного увеличили интервалы между шеренгами, чтобы легче было дышать. На протяжении всего марша дисциплина была на высоком уровне. Они прибыли на новое место дислокации около часа пополудни.
Брюэ лежал в долине по обеим сторонам дороги, и место их постоя оказалось, конечно же, в трущобах на одной из типовых улиц, созданных не иначе как ради того, чтобы подчеркивать монотонность современной индустриальной жизни. Это был шахтерский квартал. Улица, на которой квартировала первая рота, была не больше сотни ярдов длиной, вела в никуда и обрывалась столь внезапно, не иначе как из-за того, что строителям в один прекрасный момент просто надоели эти бессмысленные упражнения по возведению бессмысленных копий. Однако кругом было чистенько, уныло и безрадостно – но чистенько. Некоторые дома пустовали, и Берн вместе с Шэмом, Мартлоу и остатками их отделения оказались в одном из таких пустовавших домов. Город, видимо, был построен раньше, чем появилось понятие о том, что города можно строить в соответствии с планом. Казалось, кривые улочки проложены стадом коров, которое движется по пастбищу бестолково, с точки зрения человека, а на самом деле в своей первобытной мудрости, выбирая оптимальное направление в зависимости от грунта под ногами и уклона, который приходится преодолевать. Городок, безусловно, имел определенную индивидуальность и некоторый шарм. Была тут собственная Плаза, все четыре стороны которой были разной длины и имели разный уклон, поскольку сама площадь лежала диагональю к склону, на котором расположилась. Возможно, и она когда-то была вытоптана стадом, поскольку глупые люди давно уже утратили свою связь с природой. В старой части городка дома, несмотря на свою скромность и сдержанность, все еще претендовали на оригинальность и неподражаемость. Они не желали выглядеть одинаково. Они не признавали глупой аксиомы, что все люди одинаковы. Они верили не только в частную собственность, но и в исконное право каждого быть самим собой.
Командование отчетливо давало понять, что человеку даются все шансы на прекрасное времяпрепровождение. Было объявлено, что люди получат жалованье в два часа пополудни, затем могут проводить время по своему усмотрению.
– Вечером идешь со мной, – решительным, не допускающим возражений тоном объявил Мартлоу.
– Очень хорошо, – отвечал Берн, опуская ранец на пол только что занятой ими комнаты и открывая окно. Они расположились на втором этаже, и Берну прекрасно было видно всю улицу из конца в конец. Человек пять-шесть капралов и младших капралов стояли как раз напротив, и тут же капрал Гринстрит и младший капрал Джейкс засекли его и крикнули, чтобы явился немедленно. Идти было неохота, но пришлось. «Интересно, что им нужно?» – думал Берн.
– Вот тебя-то мы и ищем, – сообщил Берну капрал Гринстрит. – Пару дней, что мы тут пробудем, сержанты будут питаться в сержантской столовой. Не вижу, что мешает и нам организовать капральскую столовую.
– Ничего не мешает, капрал, – ответил Берн, не проявляя, однако, особой заинтересованности. – Насколько я знаю, в Королевском уставе об этом ничего не сказано.
– Да тока мы не можем сделать это сами, вот тут ты нам и нужен. Ты здорово знаешь ихний язык и всегда знаешь, как обходиться с пожилыми дамами. У нас, капралов, ты сам знаешь, жалованье не то что у сержантов, но мы тоже хочим фишку срубить. Нас тут восемь рыл. Джейкс, Эванс и Маршалл тоже тут расквартированы, и мы б могли б сгоношиться, если б мадама нам готовила. Ты с ней должен поговорить.
– Это все замечательно, – рассудительно ответил Берн. – Но мы теперь в приличном городе, и я бы сам не прочь хорошо провести время. Буквально только что Мартлоу сказал, что вечерком с ним пойдем отрываться.
– Так я ж его в дневальные зарядил.
– Серьезно, капрал? Да вы ж его только что сняли с наряда, или тут больше не о чем разговаривать. Только мы соберемся пойти посидеть и выпить все вместе, так его, или Шэма, или меня ставят в наряд по роте. Я прошлой ночью стоял.
– Так мне штаб-сержант Робинсон приказал тебя в дневальные поставить прошлой ночью. Сказал, тебе же лучше будет. Посвежее останешься.
– Так я и думал, – проговорил Берн. – Он, конечно, не хотел ничего плохого, просто хотел мне напомнить. Я не против тащить службу, когда моя очередь. Но если вы хотите поставить в наряд кого-то из нас, ставьте лучше уж сразу всех троих. И тогда сами устраивайте свой семейный обед. Я-то не против помочь вам договориться, но я и сам хотел бы немного развлечься.
– Конечно, вот с нами и потащишься, – согласился капрал Гринстрит.
– И тебе в котел ничего не надо вносить, – прибавил младший капрал Джейк.
– Спасибо, конечно, но я предпочитаю сам за себя платить, – холодно ответил Берн. – Я не против, чтобы пойти и узнать у мадам, что можно сделать; а потом, если нам удастся прийти к соглашению, нужно поглядеть, что можно прикупить из харчей. Но прежде чем идти дальше, нужно уяснить себе, что ни Шэм, ни Мартлоу не пойдут сегодня ни в какой наряд. Сегодня мы втроем собираемся оттянуться. А с вами я могу покутить завтра вечерком.
– Договорились, – поспешно согласился капрал Гринстрит, – отправлю в этот пидорный наряд других пидоров. Если он будет, этот наряд. У меня пока никаких распоряжений нет.
– И хорошо бы принять во внимание такое еще обстоятельство, – подытожил Берн. – Хочу н