– Не вляпаться бы нам в дерьмо, – с сомнением в голосе отозвался Мартлоу.
– Если один вернется в роту, то остальным нельзя здесь оставаться. А какой смысл нам идти? Нет, если мы хотим побегать и покричать «Ура!» вместе со всей ротой, тогда конечно. Только от всех этих учений толку ни на грош. Эти шишки наверху составляют замысловатые планы, придумывают инструкции для всех, кто задействован в деле, офицеры инспектируют учебные позиции, которые предстоит атаковать, нас потом гоняют до посинения, и мы должны захватывать мили позиций, на которых окопы обозначены ленточками. А когда все это заканчивается и предполагается, что каждый точно знает, что ему делать, все уже так заебались, что поднимаются в атаку с одной только мыслью, пошло бы все на хер!
Шэм настолько выпукло и ясно изобразил методу штабных, что у Берна мгновенно возник план обстряпать дело так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Он предложил навестить своих друзей из роты А, штаб-сержанта Робинсона и сержанта Тозера, и выяснить, как обстоят дела. Шэм остался при своем мнении.
– Только все обосрешь, – упрямо сообщил он и отказался идти с Берном в расположение роты. Тогда с Берном отправился Мартлоу.
– Я-то не против огрести пиздюлей от начальства, было б за что, – задумчиво проговорил он.
– Пока не за что, – ответил Берн. – Однако старина Шэм желает их получить, а мы обязаны держаться вместе.
Штаб-сержант Робинсон и сержант-квартирмейстер Дин очень удивились, когда в дверь просунулась голова Берна и поинтересовалась насчет посылок для ее обладателя.
– Тебе что, сука, каждый день посылки подавай? – возмутился снабженец. – Ты ж пару дней назад получил, нет?
– Да я жду маленько сигарет, – невинным голосом сообщил Берн. – У меня осталось немного хороших, а дешевые почти кончились. Попробуйте вот эту, штаб-сержант. Мистер Рийс вчера забыл взять с собой портсигар, а мы были на другом конце Рекленгана, милях в полутора отсюда, флажками махали, обучались сигналы подавать. И вот на перекуре он у меня спросил сигарету, если – заметьте, если! – найдется достойная. Я, как дурак, даю ему такую, и сегодня он весь день забывает свой портсигар. Я не нанимался снабжать офицеров сигаретами. Мне нужны дешевенькие, для войны они в самый раз.
– Эти заныкай, если у тебя еще остались, – сказал штаб-сержант, закуривая. Берн в это время протягивал пачку снабженцу.
– Ну а как тебе у связистов? – поинтересовался тот, зажигая сигарету.
– Да неплохо, – равнодушно ответил Берн. – Я ж всегда выстраиваю нормальные отношения в компании. Вот только не знаю, куда нас сунут, когда попадем на передовую. Думаю, завтра что-то более-менее прояснится. Когда пойдем в наступление, нам придется действовать в составе отделения, с которым мы проходим подготовку. Говорят, нас могут использовать в качестве посыльных.
– Черт его знает, как оно будет на самом деле, – задумчиво проговорил штаб-сержант Робинсон. – Так и так, в последний момент обосрут все дело. По-моему, все эти учения затеяли только для того, чтобы штабным очки втирать. А если что-то пойдет наперекосяк, отмажутся, мол, подготовка-то была приличная. По-любому, пойдешь ты завтра с посыльными или со связистами, тебе будет легче, чем нам. А меня, как последнего пидора, заваливают работой, чтобы разгребать всю эту херню. Когда тебя отправят на комиссию по присвоению офицерского звания, ты уж не забудь своего штаб-сержанта, Берн. Не забудь, что он тут все дерьмо разгребает.
Упоминание о комиссии разозлило Берна, ведь штаб-сержант забыл о присутствии Мартлоу, который тихонько сидел на ящике у двери и теперь смотрел на Берна округлившимися от изумления глазами.
– Почему нас не вернут в роту перед наступлением! – нетерпеливо воскликнул Берн, раздраженный грубой неосмотрительностью сержанта и пытаясь отвлечь от нее внимание.
– Ну и дурак же ты, – ответил штаб-сержант. – У тебя образовалась непыльная работенка со связистами и ты можешь тащиться на ней, пока не отправишься до дому. И не ищи приключений на свою жопу. Если у тебя есть шанс зашланговать, шлангуй. Второго такого шанса не будет. И если хочешь стать нормальным офицером, не срывай злость на своем штаб-сержанте, если что-то идет не совсем так, как надо. Просто прикинь, какую работу он выполняет и какая ответственность на нем лежит.
– Ну, я еще не подавал прошения об отправке на комиссию, штаб-сержант, – пробормотал Берн, стараясь изобразить безразличие под взглядом Мартлоу. – А что там в приказах, можно взглянуть?
Пытаясь скрыть смущение, он просмотрел листки с машинописным текстом.
– Там, куда ты нос сунул, это вторая часть приказа. Первая – на первой странице.
Он быстро прочел текст. От штаб-сержанта он вряд ли мог бы узнать что-то новое по части составления приказов. Он вернул листки на стол.
– Нам пора возвращаться в расположение. Если придет посылка на мое имя, надеюсь, почтарь притащит ее. Спокойной ночи, штаб-сержант. Спокойной ночи, сэр.
И они с Мартлоу вышли в сумерки.
– Как думаешь, нам выпить прямо сейчас или отложим до возвращения в Рекленган? – спросил он у Мартлоу.
– Отложим, – коротко отозвался тот.
Некоторое время они шагали молча, затем Мартлоу повернул к нему голову.
– Ты собираешься стать офицером, Берн?
Казалось, сам вопрос уже отдалил их друг от друга. В тоне, которым он был задан, сквозила холодная отстраненность, как будто паренек спросил, действительно ли Берн собрался сдаться фрицам в плен.
– Да, – резковато ответил тот, уже понимая все последствия.
Они приближались к церкви и, когда вдруг вышли из тени, чуть не столкнулись со старым кюре в сутане и широкополой шляпе. Берн расправил плечи и отдал ему честь. Старик тут же снял шляпу, поклонился и оставался с непокрытой головой, словно застыл в молитве, пока они проходили мимо. Берн и раньше замечал, с каким почтением некоторые французские священники относятся к солдатам, но это незначительное происшествие наполнило его ощущением тревоги. У него возникло ощущение, что он когда-то где-то слышал, будто встретить священника в сумерках – к несчастью; и когда эта мысль промелькнула у него в голове, он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он был сдержанным человеком и всегда старался скрывать свои эмоции, но, пройдя еще несколько шагов в безмолвном сумраке, не выдержал и обнял Мартлоу за плечи.
– Я не хочу, да мне придется идти, – проговорил он.
– Нас когда трое, так вроде бы все ништяк, а? – сказал Мартлоу со странной горечью в голосе, даже, кажется, со злостью. – Вот так всегда в этой сраной армии. Только подружишься с человеком, и на тебе.
– Да, такая вот херня! – согласился Берн. – Но я всяко не уйду, пока ближайшее дело не закончится. Когда такая херня закручивается, нам лучше держаться вместе. Да и какой смысл заглядывать в будущее, так ведь?
Остаток пути они прошли молча, а потом, прихватив с собой Шэма, направились в ближайший кабачок в Рекленгане. Шэм презрительно хмыкнул в ответ на их сообщение, что в роте не ждут их с докладом поутру.
– Ну а я чего говорил? – сказал он Берну. В ответ тот угрюмо посоветовал пойти и прикупить жратвы про запас.
– Нам выдадут пайковый сыр и хлеб, – добавил он.
Утром вместе с остальными людьми комендантской роты они получили пайки, а потом схоронились на чердаке, где были заныканы их запасы. Сквозь жалюзи на слуховом окне им было виден только фасад дома напротив. Вскоре из дома вышел военный полицейский с жезлом в руке и бодрым шагом направился к месту исполнения своих обязанностей. За эти дни они успели более-менее изучить его график, но не учли, что сегодняшнее выступление будет разительно отличаться от обычной рутинной службы и его действия станут трудно прогнозируемы.
Берн давно утратил дух школьного прогульщика, который еще сохранили Шэм и Мартлоу, и ему было откровенно скучно. Вся радость непослушания заключается в том, что человек идет на это по собственной воле, а у Берна свободы воли не было, он просто следовал плану Шэма. При этом, хоть и участвуя в мероприятии, он напрямую ни за что не отвечал, так что имел полное право на критику. Был определенный кайф в том, что это ставило его в оппозицию к Шэму и давало моральное – или слегка аморальное – превосходство над подельником. Он, конечно, сделал бы все возможное, чтобы план сработал, а в случае провала пострадал бы наравне со всеми, но самому-то себе он мог сознаться, что в такой ситуации не несет ни за что никакой ответственности. Конечно, за исключением тех случаев, когда к принятию на себя ответственности его подталкивала некоторая симпатичная слабость характера. Эти соображения и придавали пикантность ситуации.
Военный полицейский отсутствовал уже с полчаса, и раньше одиннадцати сорока пяти они не ждали его возвращения, поэтому их сильно удивили шаги во дворе, явно принадлежавшие военному. Удивление усилилось и перешло в беспокойство, когда человек свернул к амбару, миновал лестницу, ведущую на чердак, где они скрывались, и прошел постройку из конца в конец. Было очевидно, что пришелец осматривает помещение. Он вернулся к лестнице, и они затаили дыхание. Лестница опиралась на одну из потолочных балок, обрамляющих лаз на чердак, и крепилась лишь скобой с крюком, который заерзал под тяжестью поднимавшегося человека. Шэм и Мартлоу лежали на снопах соломы, впившись взглядами в проем над лестницей, и напоминали двух зверьков, готовых защищать свое логово. Берна охватило идиотское веселье, которое иногда накатывает на человека перед лицом неминуемой опасности, и, глядя на друзей, он чуть не заржал. В следующий момент он все же прыснул смехом, поскольку в показавшемся над полом лице удивленно-виноватое выражение мгновенно сменилось разочарованием, как только его владелец узнал их. Это был Хемфриз, один из будущих связистов, с которым они в последнее время делили ночлег.
– Какого хера ты сюда приперся? – накинулся на него Мартлоу.
– У тебя забыл спросить разрешения! Сам-то хрена ли тут делаешь? – огрызнулся Хемфриз.