– Я не тащусь от подобных вещей, – сказал Финн.
Мангуст кивнул, его голова наклонилась.
– Я действительно все испортил, да?
Финн не ответил.
– Я не переметнулся, – сказал настойчиво Мангуст. – Просто хочу, чтобы ты это знал. Хочу, чтобы ты понял. Я думал, Фрейтаг…
Он покачал головой.
– Он был мне нужен, Дилейни. Я хотел взять его сам. Лучший против лучшего…
Финн отвернулся. Он посмотрел на Кобру.
– У тебя есть кто-нибудь во дворце? – спросил он.
– Воробей должна быть там. Но это ее первое полевое задание…
– Предлагаю поспешить туда, – сказал Дилейни.
– Дилейни… – прохрипел Мангуст.
Финн быстро взглянул на него.
– У меня нет на тебя времени, – сказал он. – Займись ремонтом своего лица.
Лукас выслушал новости с мрачным видом. Он быстро оглянулся на Д'Артаньяна и Бекингема. Тот прочел письмо и вступил в оживленную дискуссию с гасконцем.
– У нас мало времени, – сказал он. – Что будем делать? Располагая платой, Тейлор может быть в любом месте.
– Если он в другом времени, мы его потеряли, – сказал агент. – Но Кобра считает, что он еще не сдался.
– Исходя из того, что мне известно, я тоже так думаю, – сказал Лукас. – Так что, мы пока продолжаем кататься?
Агент кивнул.
– Будьте осторожны, ради всего святого. Я присмотрю за Бекингемом. Мы…
Их прервал крик Бекингема, они поворотили лошадей и поскакали вдогонку за Вильерсом и Д’Артаньяном. На полном скаку они помчались к Лондону и не сбросили скорость, когда въехали на его улицы. Бекингем несся, словно одержимый, сбив нескольких несчастных англичан, не успевших вовремя уйти с дороги. Когда они прибыли в резиденцию Бекингема, он слетел с коня и бросился внутрь. Планше остался с лошадьми, пока они пытались не отстать от Бекингема.
Следуя за премьер-министром, они пробежали через несколько элегантных залов, пока не оказались в его спальне. В комнате был маленький альков, а внутри его – небольшая дверь, спрятанная за гобеленом. Он отодвинул гобелен в сторону и открыл дверь золотым ключиком, который он носил на цепочке на шее. За дверью находилась крошечная комната, освещенная свечами в маленьких красных бокалах, наполняющих ее сакральным сиянием. Это был храм Анны Австрийской. Под голубым бархатным навесом висел портрет королевы во весь рост, ниже находился алтарь, где стояла небольшая, золотая шкатулка причудливой работы. Бекингем бросился к шкатулке и открыл ее, достав синюю ленту, украшенную бриллиантами – алмазными подвесками, подаренными ему Анной.
– Слава богу, – сказал Бекингем. – Они в безопасности. Все на месте.
Лукас нахмурился, вспомнив о чем-то.
– Я надевал их только один раз, на прошлой неделе, на королевском балу в Виндзоре. Графиня Де Винтер…
– Миледи! – сказал Лукас.
– Да, – сказал Бекингем. – Она… то есть, я… – он посмотрел на портрет королевы. – Прости меня, любовь моя.
– Графиня была здесь? – сказал Лукас. – Она видела подвески?
Бекингем кивнул.
– Она пришла от них в восторг. Она сказала, что обожает алмазы, и я позволил ей их рассмотреть. Когда я снял их той ночью, то положил обратно в шкатулку, которую оставил на столе у кровати. На следующее утро я вернул ее в эту комнатку, но не открывал. Позже я узнал, что миледи была агентом кардинала. Когда я прочитал то письмо, первая мысль, которая пришла мне в голову, была о том, что она могла… ночью… Но они здесь, в целости и сохранности, все двенадцать, слава богу. Он положил подвески обратно в шкатулку и протянул ее Д'Артаньяну. – Вот, возьми. Это был слишком опасный подарок.
Лукас вытащил агента в спальню.
– У тебя есть плата?
Агент нахмурился.
– Да, но…
– Тогда нельзя терять ни минуты. Мы с Андре должны немедленно вернуться в Париж!
– Но как же Д'Артаньян? Вы должны…
– Забудь о Д'Артаньяне! В романе Дюма двух подвесок не хватало, но здесь все двенадцать!
– Я все еще не понимаю. Что это может…
– Если подвески не играют никакой роли в плане Тейлора, зачем он сюда приезжал? Для чего ему понадобилось следовать первоначальному сценарию и даже зайти так далеко, чтобы соблазнить Бекингема, – чтобы он мог внимательнее изучить подвески? Согласно истории, миледи украла две подвески, чтобы отдать их Ришелье.
– Но все подвески здесь, – сказал Росомаха.
– Именно, – сказал Лукас. – Бекингем должен был позаботиться о том, чтобы местный ювелир изготовил две подвески для замены тех, что украла миледи. Дубликаты, – сказал Лукас и сильно сжал руку агента.
– Тогда, если Тейлор дал Ришелье две подвески… – сказал агент. Его глаза расширились. – Боже правый! Нельзя терять время!
В этот момент из комнаты вышел Д'Артаньян. Увидев, как Лукас и Андре убегают с Патриком, он закричал: «Куда вы?»
– Срочное дело! Агент кардинала! – крикнул Лукас через плечо, импровизируя. – Давай, Д'Артаньян, езжай! Увидимся в Париже!
Они побежали в покои «Патрика», оставив позади ошарашенного Д'Артаньяна и раскаявшегося Бекингема, стоящего на коленях перед портретом королевы.
Время было неподходящее, но у него не было выбора. Тейлор планировал нанести финальный удар только через несколько дней. У него было бы достаточно времени все подготовить до того, как Д'Артаньян вернется с алмазными подвесками, притащив с собой всех агентов Мангуста.
По мере приближения мушкетеров к Парижу их бы охватывало все большее волнение. Им бы пришлось внимательно следить за всеми попытками людей Ришелье остановить мушкетеров, выясняя, не являются ли они прикрытием для уловки террористов. Их беспокойство легко могло спровоцировать ненужное вмешательство в дела людей кардинала. Все это было бы на руку Тейлору. Он знал, что «Фактор судьбы» Менсингера стремился скомпенсировать смерть людей, которые не оставили следа в истории, но в данном случае подобные незначительные нарушения наращивали давление на непрерывность времени. Просто было слишком много мелких нарушений со слишком недостаточной компенсацией за слишком короткий промежуток. В финальном акте сценарий был бы необратимо нарушен, и разделение времени стало бы неизбежным.
Миледи ехала в своей карете в сторону дворца. Если бы агенты были наблюдательными, и если бы они следили за Д’Артаньяном на всем протяжении пути, то они бы заметили историческое несоответствие всех двенадцати алмазных подвесок, которые все еще находятся у Бекингема. Возможно, Бекингем даже сказал им, что миледи его «навещала». В таком случае агенты, несомненно, придумали бы какую-нибудь уловку, чтобы задержать Д'Артаньяна, пока они суматошно осматривали бы все двенадцать алмазных подвесок, чтобы удостовериться, что это не что иное, как двенадцать алмазных подвесок.
Иначе они последовали бы за Д'Артаньяном прямо во дворец, наблюдая за тем, как он доставляет подвески королеве, и все время задаваясь вопросом, когда Тейлор сделает свой ход. Враг на грани срыва, нервничающий и измученный тревогой, был легкой добычей.
Бал должен был начаться вовремя. Агенты, несомненно, будут присутствовать в массовом количестве, так как после успешного завершения поездки мушкетеров они пришли бы к выводу, что запланированное нарушение произойдет во время бала. Они все были бы там, ждали, наблюдали, как Ришелье отдает королю две подвески, которые миледи якобы украла у Бекингема. Ришелье сказал бы Людовику, что сомневается в том, что королева все еще обладает алмазными подвесками, но если она их наденет, то в этом случае королю следует их пересчитать. Если король найдет только десять, он должен был спросить ее, кто мог украсть две подвески, которые дал ему Ришелье.
В этот момент Тейлор должен был находиться рядом с Ришелье. Пока он будет с кардиналом и под его защитой, агенты не смогут ничего против него предпринять. Им останется только смотреть и ждать. Они не смогут ничего сделать, когда выйдет королева в алмазных подвесках, и король с Ришелье и миледи подойдут к ней, чтобы их пересчитать. И если подвесок окажется только десять, предъявить ей две «потерявшиеся». В этот момент, когда они все соберутся вместе, Тейлор нажал бы маленькую кнопку.
Тейлор уже давно знал, или, по крайней мере, какая-то рациональная его часть его знала, что он сходит с ума. Он знал, что его личность фрагментирована. Еще до того, как миссия началась, он уже знал, по крайней мере, о двух других личностях внутри себя. Личностях, которых он порой был не в состоянии контролировать. Состояние не было неизлечимым, но ни при каких обстоятельствах он не пошел бы на терапию. Он годами жил в подполье, и обращение за помощью почти определенно привело бы к его аресту. Так что Тейлор решил «уйти на пенсию» на пике своей карьеры. Он в буквальном смысле намеревался уйти, громко хлопнув дверью. Два фактора помешали ему реализовать свой план, как он задумал. Не было никаких оснований предполагать, что агенты каким-то образом найдут террористов. Должно быть, он недооценил Мангуста. Второй неожиданностью стала миледи. С тех пор, как он начал отыгрывать ее персонажа, она быстро развилась внутри его. Она получила полный контроль над другими его личностями или уничтожила их, и она действительно стала очень сильной. Более того, она не хотела умирать.
– Ты был суицидальным идиотом, Эдриан, – сказала она, пока он где-то беспомощно ее слушал. – Ты никогда не знал, чего ты хочешь на самом деле. Ты был умен, Эдриан, но ты был слаб. Слаб там, где это действительно имело значение. Гнев – это не сила. Самовлюбленность – это не сила. Сила сосредоточена в знании того, кто ты есть. Я знаю, кто я, Эдриан. Я та, кем тебе всегда суждено было стать.
Она усмехнулась.
– Ты хотел умереть. Это меня не удивляет. В тебе всегда преобладало саморазрушающее начало. Что ж, твое желание исполнится, хотя и не совсем в том виде, в каком ты его загадывал. Боюсь, я не разделяю твоей театральности. Видишь ли, я намерена пережить этот маленький эпизод. Ты же, напротив, умрешь. Ты сделаешь свой грандиозный заключительный выход, так что в каком-то смысле все закончится более или менее так, как ты и планировал.