мотритель маяка. Да, красив. И что с этого?
– Вы еще не знаете о том, как я стал красавцем. – произнес Филипп с забавной для слушательниц, если воспринимать откровение не через призму сарказма – обреченностью в голосе, будто нес тяжкое судьбоносное бремя, и девушки рассмеялись.
– Ну, так расскажи скорее. Неужели это случается не само по себе? – театрально заинтересованно подмигнула Варя.
– Нет, серьезно. Я тоже так думал, пока не произошло чудо. Могу даже фотографии показать. Вроде – я, но словно в искаженном зеркале. – Филипп привлек поближе девушек и понизил голос почти до шепота:
– Я увидел во сне русалку, которая поцеловала меня. И после этого все изменилось. Знаете, ощущение во сне было таким, будто все происходит на самом деле. Вы стоите и хлопаете глазами на берегу, такие же бедолаги, как я, но тут подплывает русалка, выбирает одного, уволакивает на глубину моря и… целует. Поцелуй такой, что душа переворачивается. Случилось это незадолго до вашего приезда – месяцев пять назад. Но даже за такой короткий срок я умудрился успеть набраться славы разбивателя женских сердец… Знаете, у меня предчувствие, что то, что вы здесь – тоже как-то связано с переменой во мне. – полушуточным тоном заговорщика продолжил смотритель маяка. – Русалка, видимо, выбрала меня для счастья. Не знаю пока – почему, но выбрала именно меня. Вам, наверное, это кажется сказкой или шуткой, но на самом деле, я обычно искреннен. Во всяком случае, на тему сверхъестественного. – он вздохнул, и погрузился в размышления.
– Так вот почему мы здесь, Мила. – начала иронизировать Варя. – Я же тебе говорила, что не с проста нас понесло в эту поездку. Нам тоже приснился сон, причем одинаковый! Мы увидели во сне двух принцев, одним из которых был ты. – и Варя рассмеялась.
– Ладно, Варь, не надо. Он же, вроде, серьезно в это верит. На самом деле мы не по волшебству сюда приехали, а из-за научной экспедиции. – Мила захотела сказать Филиппу что-нибудь приятное. «Интересно, если бы он не был так хорошо собой, пришло бы участие тогда? Вряд ли»… – Я – биолог. И здесь с особой миссией. А еще и гринписовка, и еще и поэтому здесь. У нас тут конференция сегодня. Хочешь, сделаю тебе пропуск? Поучаствуешь в дебатах… А Варя за компанию приехала. Просто на мир посмотреть, так сказать, и себя показать.
Если честно, то глядя на Милу, не оставалось сомнений – как должны выглядеть настоящие биологини-гринписовки: футболка безразмерного формата болталась на выходе из-под куртки серо-коричневого цвета с надписью «FINISHpublic»; джинсы, конечно, потертые, но чистые; цепи с пингвинчиками, уточками и еще, видимо, по странному стечению обстоятельств – со скрипочками; очки (не солнцезащитные), как необходимый подтверждающий элемент выдающегося ума; и каштановые волосы, подстриженные под каре, которые, надо отдать им должное – преображали образ девушки и подчёркивали линию тонкой длинной шеи, а также красоту ясных, проницательных глаз. Вообще, Мила была очень худенькой, почти прозрачной, так что, наверное, если бы не выбрала науку – могла бы сделать неплохую карьеру манекенщицы, в любом случае, глядя на нее, Филиппу почему-то вспомнились прекрасные неуловимые призраки невест из детских страшилок на ночь глядя, которые в какой-то момент, когда парень покорялся, протягивали к нему руки и говорили: «Отдай мое сердце!» Так что, возможно, экипировка девушки несла дополнительную функцию (кроме привычных) – материализации и заземления.
Он улыбнулся, и согласился:
– Так значит, вы обе – ученые дамы?
– Нет, Варя – стоматолог. Так что, с приданным у нее получше, чем у меня, имей в виду. – Мила раскраснелась от ветра и почувствовала желание подкрепиться и согреться. – Вот бы сейчас чашечку горячего какао с молоком и бутерброд.
– Нет ничего проще – я вас приглашаю! – сразу включился мужчина и отвел девушек в лучший ближайший ресторан.
Как смотритель маяка и просто харизматичный парень, имеющий много друзей, Филипп пользовался многими социальными привилегиями, в том числе и возможностью бесплатного посещения всех более или менее значимых культурных мероприятий. На две-три персоны он мог свободно доставать билеты на всевозможные шоу и представления в округе.
Так и повелось, что троица все свободное время, начиная со дня знакомства, проводила вместе, посещая местные достопримечательности исторического, культурного и развлекательного характера. Пока, постепенно, Варя и Филипп не перешли в стадию, подразумевающую сближение «этого мужчины и этой женщины», и не начали исчезать из поля зрения подруги. Это произошло так естественно, словно само собой разумеющееся, и влечение Вари и Филиппа друг к другу было очевидным с самого начала, так что Миле не пристало бы сетовать и вообще как-то ощущать недовольство, тем более, что Филипп делал все, чтобы в их с Варей отсутствие, Мила не скучала. Смотритель маяка задаривал ее милыми подарочками и билетами на что-нибудь интересное, познакомил с симпатичным приятелем по имени Герман, бывшего от девушки в восторге, и который с удовольствием считался сопроводителем, когда она соглашалась.
Поэтому, с какого-то момента, когда троица разбилась, возобладала следующая тенденция: как вечер, так Филипп с Варей исчезают, оставляя на столике в номере Милы что-нибудь для нее, или присылая с посыльным, или с Германом.
Так что, все замечательно. Все довольны. И Мила. Наверное…
Но! Такова уж природа человеческая, что часто, даже самое лучшее, оказывается не таким уж и нужным без одного элемента. Ма-а-аленького такого нюанса. Без любимого.
Она поняла это достаточно быстро. Но, что поделать… Ее же никто об этом не просил и не спрашивает. «Так что, смирись,» – подумала Мила.
Часть вторая. О том, что все предумышленно
Филипп, наконец, ощутил, каково это – не чувствовать себя одиноким и далеким от праздника «настоящей» жизни, и ухватился за Варю, как за спасительную соломинку – открытая для любви женщина, в которой можно найти все то, что, как ему казалось, не хватало самому – фонтан жизненной силы, подчиненный ясности стремлений и воле человека.
Парочка экспериментировала с приключениями – сегодня они пробовали одну национальную кухню, завтра – другую; каждый день – новые выставки, концерты, музеи и т. п. А какие замечательные прогулки по городу и вдоль берега моря – можно было просто идти и молчать, взявшись за руки или, наоборот, что-то активно обсуждать и спорить! Ах! Как это чудесно – иметь свое собственное маленькое счастье…
И, наконец, секс… То, вокруг чего, во многом, если честно, начала завариваться изначально «каша» и строиться фундамент отношений – любовь и уважение. Прекрасный волнующий акт здоровой страсти, которая проявляется, не сдерживаемая, в порыве свободном и трепещущем…
И погрузились они сполна во все, что направляло их к прикосновениям, поцелуям, наполненности друг другом, к удовлетворенности чувств и разума… Казалось, что влюбленные никак не могли насытиться – чем больше получали, тем еще больше хотелось принимать и отдавать, и тем больше горели их сердца и тела.
– Я влюблен в тебя, ты знаешь? – шутливо спросил Филипп однажды вечером, лежа на кровати обнаженный. Он только что надел кольцо на палец Вари, и теперь держал ее ладонь в своей, перебирая пальчики любимой и периодически приближая один из них к своим губам, который на его взгляд в этот момент казался самым милым и желанным. – Я сразу тебя выделил из толпы. Как только ты оказалась рядом. Это как вспышка молнии – раз! И все! Готов… – он рассмеялся и прижал Варю покрепче. – Ты ведь тоже сразу выбрала меня?
– А я и не собиралась выбирать. Потому что ты – единственный, и тебя нельзя сравнивать с кем-нибудь. Я всегда знала, что жду именно тебя, и когда увидела, так сразу и признала. В какой-то момент жизни, я почти перестала верить, что мы найдемся, и поэтому начала встречаться с другими мужчинами, но, то что ты точно – «мое счастье», я не сомневалась. Столько раз видела тебя во сне и просто представляла, что ошибиться было невозможно. – Варя поцеловала Филиппа, скрутила как-то свою левую ногу с его правой и оба счастливые, погрузились в сладостный, один на двоих, сон.
А Мила целыми днями теперь выглядела грустной, усталой и погруженной в собственное пространство, в которое больше никто не допускался. Друзья пытались выведать у нее что-нибудь, но безрезультатно. Филипп, например, счел, что у нее неудачно складывается роман с Германом, и аккуратно вызнавал – верны ли предположения, чтобы можно было как-то помочь и поддержать, но не дошел до финала расследования, так как переживания закончились, и дела пошли на лад – Эмилия начала улыбаться и общаться с ними. Почти для всех осталось тайной – как причина, так и следствие резкого изменения в ее настроении, а также – какая огромная внутренняя агрессивная работа была проделана Милой:
«Думай, как они. – говорила себе она. – Я хочу, чтобы он обратил на меня внимание как на женщину. Что ему понравилось в Варе? Она – глупа, нерасторопна, наивна… Не знает, чего на самом деле хочет, но выглядит, как будто наоборот – знает. Считает себя самой умной или, на худой конец – хитрой. И что все будет так, как она решила. Решила. Ну, что же. Я – тоже решила. Он – будет моим мужем. И точка. Я его люблю, а она просто думает, что любит. А это – не одно и то же. Я знаю – как такого мужчину осчастливить. Ну, он не захотел меня, хотя, это было так очевидно, что я – то, что ему подходит. Действительно подходит. Он – умный, не в житейских вопросах любви, а вообще. Начитанный, интеллигентный. Как я. С тонкой душевной организацией. А она – просто хапуга и все. Просто обертка яркая. Ладно, я стану такой яркой, раз он такой падкий на эти глупости, что хоть «глаз вырви», как говорится».
И Эмилия принялась, не открывая карты другим, строить свою жизнь в русле: «я покоряю сердце Филиппа и становлюсь его женой». Не предполагая, что может стать желанной добычей для подруги своей невесты, мужчина не сопротивлялся «атаке». Мила строила ему глазки, ходила сексуальной «кошечкой», сменила гардероб на достаточно откровенный и броский, в котором теперь преобладали платья, но не пошлый. Так, на модной границе принимаемого и не одобряемого. Еще немножко – и можно слетать с вершины стиля. Ходила по клубам и вообще всем местам, где могла «случайно» столкнуться с любимым. Узнавала заранее маршруты его с Варей прогулок, так, чтобы они ничего не заподозрили, и часто, почти каждый день, следовала чудесным совпадениям на карте «общевыбранных» событий. Чаще всего, ее сопровождал Герман, так что, точно ни у кого не возникало подозрений (а он был просто другом, и соблюдал границы приличия, обговоренные с Милой заранее). Герман был джентльменом и умным парнем, и как раз он-то и был тем единственным, кто догадывался о настоящих причинах переворота в поведении дамы. Догадывался, но тактично помалкивал.