«Надо добраться до локомотива, кажется, крыша у него не горит, рубка наверняка бронированная, или еще что-нибудь подвернется, – легкомысленно размышлял Йозефик. – Во всяком случае, нечего мне в огне делать».
Тут на крышу вспорхнул изрядно потрепанный и чуточку подгоревший богомол, в заднюю лапу которого вцепилась сильно обуглившаяся мадам, с которой текли ручьи растопленного сала вперемешку с косметикой. Вагон вздрогнул и полыхнул.
Кошмарную битву, развернувшуюся на крыше вагона номер три поезда «Темная ночь», Йозефик запомнил на всю жизнь. Два объятых пламенем чудовища гигантских размеров медленно наносили друг другу удары, пытаясь преодолеть сопротивление ветра. На них оседали крупные хлопья сажи, а крыша под их ногами кипела от жара. Богомолу удалось несколько раз пронзить тушу гигантской сударыни, и из пробоин хлынули потоки моментально вспыхнувшего зеленым пламенем жира. Слабеющая дама схватила богомола за жвала и вцепилась почерневшими от сажи зубами ему в глаз. Насекомое судорожно дернулось, отчаянно толкнуло противника, и сударыня, оскользнувшись на собственном пылающем и смешавшемся с краской жире, полетела с крыши вагона.
«Она меня любит», – это была последняя мысль гигантского насекомого.
Оторванная голова богомола осталась у мадам в руках, даже когда она, подобно метеориту, врезалась в железнодорожную насыпь, подняв фонтан щебня и переломанных шпал. Труп богомола, потрескивая, догорал на крыше, но это уже не показалось Йозефику захватывающим зрелищем.
Довольно быстро он добрался до локомотива. Новое восприятие жизни как Жизни помогало ему перепрыгивать с вагона на вагон без особых раздумий и расшаркиваний.
Рубка действительно оказалась бронированной и, что характерно, запертой изнутри. В узкое окошко было видно, что труп явно застрелившегося капитана «Темной ночи» повис на реверсе, навеки заклинив тот в положении «ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД».
«Странно, что не «ДОБРЫЙ ПУТЬ», очень характерно бы было», – ехидно подумал Йозефик и устремил взор в стремительно приближающееся будущее. Контуры вокзала Келпиела-зи-Фах росли как на дрожжах. Однако же центральное здание стало ощутимо сдвигаться в сторону. Похоже, стрелки перевели и потерявший управление или же просто безумный поезд направили в сторону запасных путей. На запасных путях заботливо покоились цистерны с горючим.
– Вот это Жизнь, да, Йойк? – радостно, как идиот, проорал загипнотизированный приближающейся конечной остановкой Йозефик.
Вир Тонхлейн прыгнул с поезда на груду каких-то тюков. Его хорошенько приложило и выдавило весь воздух из легких, но он ничего не сломал. Даже не сделав первого судорожного вдоха, он полез смотреть, как шандарахнет. Сквозь плавающие перед глазами круги он увидел яркую вспышку, из которой во все стороны разлетелись струи темного пламени. Земля вздрогнула до основания, и ударная волна отбросила Йозефика обратно на тюки.
Над ним не было ничего, кроме низкого смурного неба со стремительно рвущимися клубами дыма и извивающимися струями искр. «Приехали, – подумал Йозефик. – И слава богам!»
Глава V
В Шанолах берет начало звонкая Фах. Эта бойкая вертлявая речушка спускается с гор, как гуляющая козочка, и поговаривают, что отнюдь не везде ее воды текут вниз. Проверить, правда это или нет, никому в голову не приходило. Лезть в горы из праздного любопытства обитавший в тех местах народ не собирался и был удовлетворен куда более пристойным поведением Фах в предгорьях. Но в том месте, где река впадала в Келпиелское озеро, ее поведение казалось всем, напротив, слишком скучным. Только поэтому, а никак не из-за близости рудных жил, мазутных колодцев или других меркантилистических побуждений город возник именно в среднем течении реки.
Согласно одной седой легенде жило на берегах Фах одно небольшое племя. Охотиться они не умели или попросту боялись и питались в основном рыбой, которую ловили выдолбленными наподобие корыта пнями. Помимо рыбалки, они еще с завидным упорством собирали корешки и ягоды, как на подбор ядовитые. Такой подход к добыче пропитания племени удачи не сулил. Но однажды вождь племени по имени Вождь ушел подальше в лес. Мучился он животом или искал уединения – эта мелочь в легенде замалчивается. В самой чаще он увидел, как бог охоты Хапель вступил в схватку с большим горным медведем. Племя охотой не промышляло, а потому их бог охоты был низкоквалифицированным кадром. Он получал тяжелые медвежьи оплеухи, и лишь его божественная природа удерживала его от немедленной кончины. Хапель бочком ходил вокруг медведя и между тумаками и укусами махал на зверя руками и кричал. А потом недоуменно смотрел на полное отсутствие результата. В конце концов отчаявшееся божество пропустило процесс добычи пищи и сразу приступило к ее употреблению – укусило медведя и стало бессмысленно жевать толстую шкуру зверя. Постепенно Хапель дожевался до горла медведя, но тот не обратил на это внимания и стал чесать когти о спину забавной игрушки. Кровь полилась с Хапеля рекой, и Вождь ужаснулся. Он захотел помочь богу охоты своего племени. Вождь подобрал камень и кинул его в медведя, чтобы тот играл с камнем. Но камень попал в зубы Хапелю. Зубы раскололись, и осколки были острыми как бритвы. Своим новым оружием Хапель быстро перегрыз горло медведю. В благодарность Хапель решил одарить Вождя такими же славными зубами, но скромный вождь решил удалиться без награды. У самой реки вымотанный схваткой с медведем бог охоты остановился и кинул камень вслед почтительно мелькающему пятками Вождю. На месте падения камня остались камень и яма, а на дне ямы лежал железный самородок. Так люди получили железо, а Хапель – по зубам.
С тех пор на берегу Фах добывалось железо. Это сильно изменило жизнь племени, особенно когда они научились делать из железа хоть что-то. На месте падения брошенного Хапелем камня появилось поселение под названием Келпиел. В переводе с древнего наречия – Плата За Выбитые Зубы. Племя быстро богатело и вскоре даже завело корову! Соседи Келпиела были очень человечны по своей природе, то есть завистливы, жадны и кровожадны. Они совершали множественные набеги на Келпиел. И после первого по счету набега в Келпиеле был выкован первый меч и построен плетень.
Много воды унесла звонкая Фах, многое изменилось, но все осталось прежним. Келпиел зи Фах оставался городом-крепостью и городом оружейников. Он гостеприимно щетинился со своих стальных стен, образующих идеальную окружность тысячами орудий с подшерстком из пулеметов. Внутри городских стен лепились друг к другу и даже иногда перевивались спиралями угловатые домики веселых расцветок. На их плоских крышах горожане выращивали по большей части розы. Роза, красивая, но способная к самообороне, как-то незаметно стала символом города.
Похожая на наконечник копья ратуша рвалась ввысь из самого центра города, таким образом превращаясь в стрелку огромных солнечных часов. К ее стальным, покрытым травлением стенам крепились большие резные пластины черненого серебра с изображениями сцен охоты. Почему именно охоты, никто не знал, так как эту забаву жители Келпиела так и не освоили и Хапель по старинке грыз зверье голыми зубами. Среди веселых домиков горожан выделялись кованые громады Городского архива, Собора почти всех богов, Музея оружейного дела и Весьма Большого театра.
Крупных фабрик и заводов внутри городских стен не было – всю эту индустрию грохотания и копчения неба благоразумно выселили в пригород. В числе изгоев был и вокзал Келпиела-зи-Фах. Красотой он не блистал, не был даже оригинален или самобытен и отличался от многочисленных кирпичных пакгаузов только своими размерами. Сейчас вокзал горел. Пожар начался с нескромного взрыва нескольких составов с горючим, который был спровоцирован прибытием поезда «Темная ночь». Кирпичные стены пакгаузов трескались от жара и местами даже плавились. Широкие рельсы раскалялись добела, прожигали шпалы и медленно погружались в пузырящуюся стеклянную массу. С черного как смоль неба падали обуглившиеся градины и накрапывал огненный дождь из не полностью выгоревшего мазута.
Среди огненной стихии, убаюканный ее ровным гулом и жаром, сладко спал на тюках с вороньим пером Йозефик вир Тонхлейн. По счастливому стечению обстоятельств ему довелось спрыгнуть с «Темной ночи» еще до ее феерического прибытия. Ничего счастливого в прыжках с поездов нет, но в их своевременности – определенно присутствует. Если бы он знал, о скольких мелочах надо позаботится при участии в подобного рода катастрофах, то уж точно сейчас не посапывал бы и не подрыгивал бы ногой во сне. Нелишним будет заметить, что случайные события, а может, и не очень случайные, благоволили молодому человеку. Так, например, ветер соизволил переменить свое направление и изо всех сил противостоял распространению пламени в сторону тюков с вороньим пером.
Йозефик резко проснулся. От жары и недостатка кислорода сердце трепыхалось как мотылек. Он посмотрел на черное с оранжевым небо и сплошную стену пламени всех цветов радуги, которая медленно, но неотвратимо подбиралась к его ложу, и решил, что надо бы уходить. Чего только не хранили в этих пакгаузах!
Отыскав свой чемодан и выудив из-за пазухи угоревшего Йойка, он скатился с тюков и рысцой побежал подальше от пожара. Бежать было трудно, жарко, потно и вообще неприятно. А полыхавший неподалеку пожар только усугублял пагубное воздействие физических упражнений на организм. Подальше от пожара с неба уже не лился огонь, а лишь, как пушистый черный снег, медленно опускались хлопья сажи. Одна такая пушистая снежинка из сажи с шипением обняла глаз Йозефика, которому пришлось остановиться. Он тоже зашипел и рукавом тщательно заскоблил свое око. Слезы и проклятия вернули молодому человеку зрение, а короткая передышка дала возможность подумать.
– Йойк, куда нам теперь, а? – тяжело дыша, спросил у полуобморочного зверя Йозефик. – Тут пылает, там нет ничего. Куда пойдем?
Нюх у животных развит куда лучше, чем у людей. В запахе, исходящем от варящегося супа, человек распознает только суп. А любой зверь учует каждый ингредиент супа и еще породу, возраст и пол шмыгающего над кастрюлей носом человека. Сейчас Йойк чувствовал тысячи разных запахов. Два из них по своей силе превосходили другие. Первым была кислая горькая вонь горящих резиновых изделий, поставляемых Луприанской химозной фабрикатой для дома увеселений госпожи Ноно (и зачем ей только был нужен целый вагон галош, одним богам известно), а вторым – ни с чем не сравнимый манящий и дурманящий аромат горелого мяса. Йойку в поездке не так повезло, как Йозефику, и никто не подумал его покормить. Так что грызун решил, что идти следует обратно в огонь. Поближе к славно пропеченному, с румяной хрустящей корочкой, выдержанному на красном вине молодому адвокату, который как раз доходил на одной из платформ.