Йозефик проснулся с полной уверенностью, что его, должно быть, заживо закопали. У него на груди – знакомьтесь: «черная бесформенная тень» – сидел Йойк. Врывающийся в распахнутое окно теплый летний ветер хлопал плотными шторами и вытворял невозможные вещи с шерстью Йойка, ставшей пушистой и мягкой, как зубная щетка, что было несомненным прогрессом по сравнению с тем, что она напоминала до этого.
На кресле лежал костюм Йозефика, со всем тщанием вычищенный и выглаженный. К нему прилагалась пара новых носков, что при некотором складе ума можно было воспринять как прямое оскорбление. Йозефик натянул штаны и рубашку и пошел бриться. При этом с его лица не сползала мина стоического страдания. Вот за что он природу не любил, так это за лишний волосяной покров. В зеркале неожиданно появилась дружелюбно скалящаяся физиономия Хорши.
– Доброго утречка, господин вир Тонхлейн.
– Здравствуй, Хорши, – ответил Йозефик и, стряхнув с бритвы пену вперемешку со щетиной, добавил: – Знал бы ты, как я это дело ненавижу! Это ж надо придумать такое занятие!
– Вы имеете в виду бритье?
– Нет, я в целом говорю. Это же надо придумать, чтобы у людей на лице шерсть росла. – Он хохотнул и на всякий случай озвучил шутку, которой обрадовался: – Будто мы макаки какие.
Улыбка исчезла с лица портье, а взгляд стал неприветливым.
– Ну что ты так дуешься, Хорши? Ты же даже не знаешь, что это такое. У тебя еще даже пушок не проклюнулся, вот подожди пару лет – и взвоешь.
Портье сжал кулаки и повернулся к Йозефику спиной, а потом сквозь зубы проговорил странным переливчатым, рокочущим голосом:
– Завтрак будет подан внизу, господин вир Тонхлейн. Кроме того, с вами хотят поговорить представители городских властей.
Портье ушел, оставив Йозефика с окровавленной бритвой в руках. При упоминании властей у него рука нервно дернулась, и теперь по щеке текли следы оплошности. Он обдумывал события последнего времени и пытался рассмотреть их со всех сторон. И со всех сторон торчали зверские рожи супостатов с порой совсем нелепыми мотивами. Его щеку украсил маленький клочок местной газеты.
«Пусть их, – подумал он и мотнул головой. – Буду я еще нервничать из-за таких пустяков. Главное, что там внизу меня ждет не тронутый всякими белками завтрак».
Он собрал все вещи, оделся, повесил на пояс свой кошмарный револьвер и, с некоторым трудом изловив свою шальную белку, вышел в коридор. Снизу лестницы его тут же окрикнул дородный мужчина с закрученными в два витка усами:
– Господин вир Тонхлейн, это такая честь. Слава богам, Хорши сообщил, что у него остановился представитель славного рода. Я прошу прощения, но дело не терпит отлагательства, и только поэтому я посмел нарушить покой вашей трапезы.
Йозефик спустился вниз и только тогда ответил на приветствие:
– Рад вас видеть, и еще бо́льшую радость мне принесло знакомство с вами этим чудесным утром. Я голоден как волк. – При этих словах мужчина вздрогнул, и его брюшко еще долго не могло вернуться в положение покоя.
Они прошли к столу, на котором стояла яичница с беконом и еще что-то уже не столь важное. Йозефик без предисловий повязал салфетку и уже собирался воткнуть вилку в бекон, как его под стол утащила мускулистая пушистая лапа. Йойк по-прежнему следил за диетой своего хозяина.
– Я вижу, вы любите животных, – сказал мужчина, глядя, как вир Тонхлейн пытается кого-то пнуть под столом.
– Это не животное. Это мой, так сказать, компаньон, телохранитель и, чтоб его приподняло и шлепнуло, похоже, еще и диетолог, – ответил Йозефик и бросил под стол салфетку. – Не будь свиньей, Йойк, вытри морду.
После этого Йозефик полностью сосредоточился на еде, а его собеседник вежливо смотрел по сторонам и даже не пытался тактично напоминать о себе покашливанием и многозначительным произнесением слова «да». Когда Йозефик закончил есть, из-под стола к нему прилетела салфетка. Он поискал на ней место почище и вытерся.
– Вы уж извините, но, когда столько находишься в дороге, привыкаешь к некоторому аскетизму и становишься куда сговорчивее в некоторых вопросах, – сказал Йозефик и, бросив салфетку в тарелку элегантным жестом, спросил: – Кто же вы?
Мужчина в своей тактичности задремал с открытыми глазами и, просыпаясь, вздрогнул. Он положил руки на маленький чемоданчик, стоящий у него на коленях, и глубоко вздохнул. Йозефик ждал, когда он соберется с мыслями, а сам ковырял языком в зубах. Он очень надеялся найти там застаревший кусочек мяса, но увы. Мужчина наконец рассортировал сокровенное и общественное в своем сознании и сказал:
– Я государственный обвинитель по округу Заячий Ручей Лингнум Амех.
Йозефик сделал движение бровью, выражающее его глубокую заинтересованность. Амех принял это на свой счет. Он же просто не мог знать, что у Йозефику попалось что-то любопытное между зубов.
– Дело в том, молодой человек… – начал было он, но осекся, увидев недовольное выражение лица Йозефика, который только что узнал, что его последняя надежда оказалась еловой щепкой. – Простите, господин вир Тонхлейн. Дело в том, что я государственный обвинитель по округу Заячий Ручей. Округ у нас, как вы, должно быть, заметили, небольшой, только эта долина, и живем мы дружно, – он нервно поерзал. – Для наших внутренних проблем и тяжб достаточно только судьи, моей скромной персоны и государственного защитника по округу Заячий Ручей Витнуса Амеха.
– Я правильно понял, что в вашем округе государственный защитник и обвинитель родственники? – спросил Йозефик, вновь удивляясь гнилости системы и другим проблемам общества, столь очевидным молодежи.
– Он мой брат. Дело в том, что наш отец, достопочтенный судья Амех, настоял на этом.
– Ваш отец судья, ваш брат адвокат, а вы прокурор? Я все правильно понял?
– Дело в том, что лучше соблюдать в судебных делах терминологию, но в принципе вы абсолютно правы. – Амех подозвал жестом портье и, не сводя глаз с Йозефика, сказал: – Хорши, дружочек, принеси нам с господином вир Тонхлейном по бокалу ягодного вина. И не с кухни, а из погреба. – Когда портье скрылся, он чуть наклонился вперед и по секрету сказал Йозефику: – Вино у них чудесное, но вот как на кухне постоит, так всю прелесть теряет. В погребе у них отличные винные бочки. Из таких бочек и вода нектаром покажется.
– Я боюсь, что скоро мне за руль.
– Не волнуйтесь! Я как государственный обвинитель и человек, так сказать, косвенно знаком, – Амех лукаво улыбнулся и покачал головой, – с законодательством этого округа и всех сопредельных. О правилах дорожного движения мы еще не задумывались, так что рекомендую воспользоваться своими свободами, пока про них не пронюхали власти.
Амех рассмеялся и радостно прихлопнул в ладоши, когда увидел Хорши, несущего поднос с двумя бокалами и стройным деревянным кувшином. Государственный обвинитель налил вина до краев и склонился над столом, чтобы вдохнуть его аромат.
– Волшебно! Благодарю тебя, Хорши.
– Вы довольно дружелюбны для прокурора, – сказал Йозефик и сделал маленький глоточек. По языку побежала игривая капля, разбрасывая во все стороны ягодные и медовые искры.
– У нас люди живут дружно. Синяк, укус или царапина – вот мои преступления. И как вы понимаете, как правило, такое случается при красочных и жизнеутверждающих событиях. Как вам вино?
Йозефик рискнул и сделал глоток побольше. Он даже не смог сдержать довольной ухмылки.
– Замечательное! Это шедевр. Почему во всем мире о нем никто не слышал?
– Обойдутся! – хлопнул опустевшим стаканом по столу Амех и засмеялся. Потом вдруг стал серьезным и сердитым: – Живем мы тихо и мирно, но сейчас… Как бы вам сказать? На днях произошло нечто ужасное. Преступник пойман, но дело в том, что преступник отказался от услуг государственного защитника округа Заячий Ручей Витнуса Амеха и потребовал адвоката из, как он изволил выразиться, нормального мира. Я так думаю, что преступник имел в виду, когда он требует приезжего адвоката.
– Но я никакой не адвокат. Это не совсем моя специальность, – удивленно сказал Йозефик.
– Господин вир Тонхлейн, по законам округа Заячий Ручей любую роль в суде может исполнять человек, оказавший неоценимую услугу нашему округу, либо его потомки, либо его наследники. Не удивляйтесь, но один вир Тонхлейн когда-то давно оказал именно такую услугу. И об этой услуге наслышаны все жители Заячьего Ручья, в том числе и Хорши. Он-то мне и сообщил о вашем прибытии. Итак, вы имеете полное право быть вольнонаемным защитником на этом процессе.
Йозефик растерянно посмотрел на Амеха. Лезть в дела какого-то глухого городишки ему вовсе не хотелось. Но ведь кто-то из его родственников уже что-то сделал для этого города. Что-то такое, что горожане помнят. Какое право он имеет расшатывать репутацию своей семьи, особенно учитывая, что вся она уже благополучно скончалась? Как вир Тонхлейн, он должен влезть в это дело с головой и свершить правосудие над каким-то заезжим наносильщиком ужасных синяков, укусов или царапин. И еще любопытным оставался один маленький факт.
– А кто же из моих родственников приобрел такую добрую славу в вашем милом городе? – спросил Йозефик, а сам подумывал, как бы ему согласиться на это дело, чтобы это выглядело торжественно.
– О, это был герцог Януш вир Тонхлейн, – торжественно сказал Амех, а потом стушевался. Он полез в свой чемоданчик, вытащил оттуда листок бумаги и, поглядывая в него, произнес еще торжественнее: – Великий Мастер Пепельного Ордена и Второй канцлер Сланого легиона, а кроме того, полный кавалер почетной медали ярмарки округа Заячий Ручей.
Йозефик про себя только присвистнул. Он грешил на своего семиюродного дядюшку Йивентрия. Тот вполне мог бы в этой дыре оказаться. Но что здесь когда-то делал пра-сколько-их-там-прадед Януш, который был аж целым герцогом, – это загадка. Захотелось прикоснуться к истории своей семьи, причем созидательным образом. После этого дня в Заячьем Ручье будут помнить двух вир Тонхлейнов!