Увидев своего хозяина, белка встрепенулась и сделала несколько оборотов вокруг своей оси. Скользкое стекло и крутые бока банки существенно затрудняли ее попытки принять вертикальное положение. С некоторыми оговорками Йойк выпрямился, и теперь из дырок в крышке торчали кисточки его ушей.
– Он развалил два двора и съел все яйца в курятнике Гуйома. Какие не съел – понадкусывал. Кошку хозяйскую довел до инфаркта, а она, между прочим, однажды поймала хорька! – ответила на немой вопрос Йозефика Сьомирина и строго добавила: – Ты его совсем избаловал. Теперь только радикальные методы воспитания помогут. В этой ситуации виноват ты.
От такого заявления Йозефик несколько обалдел. Выходит, он виноват в свирепости и неуравновешенности животного, которое в процессе поразительно быстро протекшей эволюции превратилось в сухопутную акулу – идеального убийцу с кисточками на ушах.
Йозефик пододвинул к себе тарелку с яичницей и, потупив взор, принялся есть.
Сьомирина молча смотрела на него и несколько раз коротко вздыхала, будто собиралась с духом, чтобы сказать что-то для себя сложное. От этих вздохов по спине у Йозефика поползли мурашки. Изо всех сил он смотрел в свою тарелку и никуда больше.
«Вот сейчас она скажет, что наши дороги расходятся, и уйдет. Зря, что ли, назвала завтрак прощальным, – думал он, проваливаясь в колодец холодного склизкого отчаяния. – Скажет и уйдет. И прощай, Ветер».
– Йойк чувствует себя виноватым, – начала Сьомирина. – И ты чувствуешь себя виноватым – это правильно. Хотя нет, это хорошо, но неправильно. Я хочу сказать… Уф. Хорошо, что вы можете чувствовать себя виноватыми. Но вы не виноваты. А я виновата, и поэтому я…
– Ты уходишь? – спросил Йозефик и посмотрел ей в глаза. Вилка выпала у него из руки и гадко лязгнула о тарелку.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? Ну уж нет! – засмеялась она. – Я решила все-таки посмотреть, как у утеса Лас пляшет прах твоего дядюшки и развешивает налево и направо пинки.
Сердце Йозефика снова начало биться.
– Я хотела извиниться.
Молодой человек вопросительно поднял бровь и энергично захрумкал беконом.
– Извиниться за то, что была вашей… нашей компании обузой. С этих пор считай меня своим официальным штурманом. Я отлично разбираюсь в картах, пока линии идут по суше. И на абсолютно безвозмездной основе, что не может тебя не радовать…
Йозефик энергично кивнул и принялся за следующую шкварку бекона. Стараниями Йойка он уже почти забыл этот волшебный холестериновый вкус и нежное ощущение подкрадывающегося сердечного приступа.
– Естественно, тебе придется меня кормить и обеспечивать ночлегом. Но учти, вир Тонхлейн, я не собираюсь спать в амбарах, конюшнях и сараях в одиночестве. Только если вы, сударь, тоже вынуждены там ночевать. Вот. Как-то так. Берете меня на службу, герцог вир Тонхлейн?
Теперь пришла очередь Сьомирининого сердца замирать в подвешенном состоянии.
Йозефик откинулся на стуле и уперся обеими в край стола. Он строго сдвинул брови и стальным голосом произнес:
– Я не герцог. Никто меня герцогом не назначал. Слуги мне не нужны…
Долю секунды он наслаждался испуганным выражением лица Сьомирины. Это было до ужаса приятно, ведь ей было не все равно.
«Ей не все равно! – даже подумал Йозефик, и его запасные внутренние голоса хором грянули: – Не все равно ей!!!»
– Я ищу компаньона в одном странном и мистическом мероприятии. Надо развеять прах одного моего родственника с темным и таинственным прошлым. Вы согласны стать моим компаньоном, госпожа Похлада?
– Я подумаю, – лукаво улыбнулась она.
– Вот клоуны! Хотя я тоже был молодым. Э! – громыхнул из-за стойки Гуйом.
Первой не выдержала Сьомирина. Она звонко засмеялась. Потом за стойкой захохотал Гуйом. Йозефик только широко улыбался, продолжая уничтожение бекона.
– Гуйом, будь любезен, принеси нам по бокалу своего лучшего вина. Э!
Пока Гуйом сворачивал шею бутылке, Йозефик выпустил Йойка на волю. Тот сразу полез обниматься. На Сьомирину он поглядывал с уважением, но без особой любви.
Гуйом принес три пузатых бокала с бордовым вином.
– Я на правах хозяина хочу вам вот что сказать… – торжественно начал кельнер, подняв бокал. – Ну вы поняли. Э!
Сьомирина поднялась и, сверкая счастливой улыбкой, почти крикнула:
– Вперед, к тайнам мира!
Йозефик встал и немного растерялся. Полные остроумия и непотребств тосты из «Шороха и пороха» в этой ситуации не подходили. Но тут в душе что-то булькнуло, и всплыл правильный, подходящий тост.
– За Ветер, – сказал он многозначительно и поднял бокал.
Бокалы звонко ударились друг об друга и стремительно опустели. Гуйом с размаху бахнул свой об пол и радостно зарычал свое многоликое «Э!». Йозефик и Сьомирина чуть замешкались, но тоже успешно разбили свою посуду.
– Эх, молодо-зелено. Чемоданы ваши я погрузил и авто заправил лучшим. Давайте проваливайте, хватит с меня этих ваших романтик, – замахал руками кельнер. – А то того и гляди сожгу эту хибару и подамся в моряки.
– А счет? – через плечо спросил Йозефик, когда Гуйом его выталкивал на улицу.
– Угощаю. Э! И тряпки ваши тоже, госпожа Похлада. Скажу госпоже Нулии, что вы очень хорошие люди, и она все мне простит.
Кельнер чуть не силой затолкал их в машину. Водрузил Сьомирине на колени корзину с бутербродами и бутылкой вина, а Йозефику вручил присмиревшего Йойка. Рукавом протер лобовое стекло и даже подтолкнул плечом машину, когда они отъезжали.
Машина медленно покатилась по главной улице Муцрюга. После слишком раннего пробуждения от кошачье-беличьего инцидента город заснул снова и сейчас сладко досыпал. Сьомирина высунулась в окошко и махала рукой Гуйому, пока он и его трактир не скрылись за поворотом дороги. До них долетело его приглушенное шуршанием шин по мостовой напутствие:
– Добрый путь!
Кельнер сел на лавочку перед входом и закурил. Некоторое время он смотрел в сторону, куда отчалила машина его постояльцев. И наконец радостно сказал самому себе:
– А ведь четыре года в завязке. Э!
Муцрюг растаял позади среди постепенно возвращающегося Бурнского леса. У людей ушло несколько поколений и неисчислимое количество труда, чтобы проесть плешь в шевелюре этого древнего природного явления, но оно явно с этим было не согласно. Все города Бурнского леса казались какими-то крошками в бороде великана, которые остаются на месте до тех пор, пока тот не проснется. В Муцрюге это ощущение было наиболее заметно. Поэтому Йозефик очень удивился, когда на заправке за городом увидел огромный ржавый лесовоз, который обслуживал мальчишка в сильно поношенном комбинезоне и захватанной кепке. Из выхлопной трубы лесовоза вырывались клубы черного дыма и алые искры.
– Знаешь что-нибудь про Лесозаготовительную компанию Бурнского леса? – на всякий случай спросил он у Сьомирины.
Она прервала обследование всех кнопочек и тумблеров в машине, в ходе которого уже излазала весь салон и даже как-то проникла в багажник и под капот. Свернув шляпу Йозефику на глаза, она пролезла обратно на переднее сиденье.
– Не много. В Бамли были ее офис и склад. Очень старые, и, даже когда я была маленькой, они казались давно заброшенными. Но новых владельцев у зданий так и не появилось. Так что либо компания все еще существует, еле оставаясь на плаву и ожидая, когда можно будет себя продать подороже, либо с ней связана какая-то темная тайна. Та-а-а-айна, – совершая пассы, как фокусник на детском утреннике, загадочным голосом сказала она и рассмеялась.
– Я пока по Бурнскому лесу ехал, ни одного их грузовика на ходу не видел, а сейчас вот на заправке стоял и весь из себя, на ходу, – сказал Йозефик, с опаской поглядывая в зеркало заднего вида.
– О ужас! Грузовик на ходу. Мы в опасности, – сказала Сьомирина и снова рассмеялась.
Некоторое время они проехали молча, только девушка все фыркала себе под нос что-то и тихонько смеялась, поглядывая на Йозефика. Вскоре он не выдержал:
– Что ты смеешься?
– Ты такой смешной. О большой страшный грузовик, не ешь меня! – картинно взмолилась она и снова рассмеялась.
– Ты пьяна?
– Не пори чушь, вир Тонхлейн, и не оскорбляй своего компаньона, ибо только на нашем взаимном доверии и уважении строится успех всей кампании, – пробасила тоном наставника она и снова рассмеялась. – Я просто очень счастлива, Йозефик. Я еще девчонкой мечтала вот так вот ехать куда-то, и чтобы за окном мелькал весь мир и весь же мир ждал там впереди, – уже более или менее серьезно сказала она и откинулась в кресле. – А ты счастлив?
Йозефик попытался отсеять плевела мыслей от зерен ощущений и на основе результата сделать вывод, счастлив ли он. Снова наплыло ощущение Ветра, и сердце забилось чаще.
– Да!
– Ну и молодец. Давай ты порулишь, а я перекушу пока малость.
– Мы же завтракали, – удивился ее аппетиту Йозефик.
– И какой путь уже проделали! Это же два дня пешим ходом. Немудрено, что я проголодалась.
Логично – не подкопаешься. Поэтому Йозефик спорить не стал. Что ему, бутербродов жалко, что ли? Итак, теперь Сьомирина наслаждалась прекрасными видами отвесных стен леса, душившего дорогу, трепетными ноздрями ловила запахи распахивающегося перед ней мира, впрочем, тоже ограниченные тяжелым еловым ароматом с примесью ноток мхов и диких куцых цветочков, и, конечно, всухомятку смаковала бутерброды. Йозефик же в должности ее личного шофера познавал лишь прелести местных асфальтов. Он встретил черный аппетитный асфальт, серый гудящий асфальт, старый розоватый асфальт с гранитной крошкой, асфальт разбитый, асфальт разбухший и, конечно же, полностью отсутствующий асфальт – пожалуй, он теперь знал об асфальте все, что только можно.
Поглотив третий по счету бутерброд, Сьомирина впала в глубокую задумчивость. Она сидела и усердно формулировала вопрос. Йозефик это заметил и тактично ждал. В конце концов формулировка вопроса – это как носощипательная подготовка к славному чиху, и мешать ей нельзя.