– Гуйом отлично готовит. Особенно еду. А ты как считаешь? – издалека начала она. – Настоящую еду, которую ешь и сытым становишься. Да?
– Мне понравилось, – согласился Йозефик. В его животе была половина свиньи в виде бекона, конечно, ему это нравилось.
– Мне тоже, – поощрительно кивнула Сьомирина и вновь задумалась.
Йозефик опять перешел в режим тактичного ожидания. Кроме того, дорога начала кокетливо вилять, и он был рад помолчать и сконцентрироваться на вращении баранки.
– Я это вот к чему… Как правильно мясо козы называется? Козлятина или козлина?
Вопрос был коварен и необычайно сложен. Йозефик мог поклясться, что этих благородных и красивых животных он никогда не ел.
– Скорее всего, правильно говорить «козлина», ведь конину не конятиной называют, – выдал он свой вердикт.
Сьомирина как-то грустно уставилась в окно и пробормотала:
– Я съела весь наш запас бутербродов с соленой козлиной, Йозефик. Я себя хуже в жизни не чувствовала.
– Невкусно, что ли?
– Вкусно, – будто в страшном грехе, призналась Сьомирина.
– Ну, так и что тебе не нравится?
– Соленая козлина!
– Сама такая, – огрызнулся поглощенный дорогой Йозефик.
– Вот видишь. Ругательство какое-то, а не бутерброд.
– Вообще все такое мясо называют солониной, так что успокойся. И насчет соли. Раз уж мы теперь компаньоны, может, расскажешь мне про эти самые соли, которыми, ты говоришь, вся машина пропитана.
Сьомирина шевелила губами, пробуя на вкус слово «солонина» и пытаясь в нем уловить хоть какой-то намек на оскорбление, поэтому вопрос застал ее врасплох.
– А? Что?
– Соли. Расскажи про них.
– Ох, не сейчас, – отмахнулась она и вернулась к сравнительной лингвистической дегустации «солонины» и «козлины».
– Уже в который раз отказываешься говорить на эту тему. Наводит на подозрение, знаешь ли. Сама про доверие и уважение для успеха кампании уши медом заливает, а такую мелочь рассказать не хочет, – подцепил девушку Йозефик, пытаясь кривить улыбку на противоположную от нее сторону.
– Уважение? Ты меня только что соленой козлиной обозвал! – в шутку оскорбилась она. – На ходу не рассказать. Надо схемы всякие чертить, диаграммы… Нормальную презентацию сделать. А то ничего не поймешь.
– Знаю я эти презентации – сплошная вода, – презрительно скривился Йозефик. – Насмотрелся я всяких презентаций в Луприанском…
– Луприанском Университете или в Луприанском психиатрическом хосписе строгого режима № 29? – уточнила Сьомирина.
Йозефик ухмыльнулся удачной шутке, но по краю сознания, как грязная тряпка, скользнула мысль, что он гораздо больше выложил госпоже Похлада про господина вир Тонхлейна, чем она ему про себя. Оставил для себя небольшую мысленную заметку: «Заполнить лакуны о прошлом Поганки. Нет. Поганка – слишком фамильярно. Заполнить лакуны о прошлом госпожи Похлада. Нет, так слишком официально. Заполнить лакуны о прошлом Сьомирины. Милой Сьомирины… Эк тебя на поворотах заносит, родной».
– И там, и там. Везде всего понемножку. А откуда ты знаешь про все эти пески, соли и ужасы, сокрытые в глубинах космоса?
– Как откуда? Из книг. В книгах много чего интересного есть, – Сьомирина была искренне удивлена.
– Не надо считать меня дикарем, госпожа Сьомирина. Я, хочешь верь, хочешь нет, читать умею, – огрызнулся Йозефик, – но что-то ни разу не встречал даже упоминаний о подобных вещах.
– Еще бы ты их встретил! Ты же из Лупри! – воскликнула Сьомирина и даже хлопнула себя по коленке.
– И?
– Что и?
– И что, что я из Лупри?
– Как что? Ох, ты даже этого не знаешь. Ну, еще бы, ты же из Лупри!
– Слушай, уважаемая, – начал раздражаться Йозефик. – Твоя привычка увиливать от прямых ответов начинает меня беспокоить. Я с тобой был вполне откровенен, а вот ты постоянно юлишь. Это не по-компанейски.
«Фуф, высказал, – с облегчением подумал молодой человек, и тут его сердце ёкнуло: – Надо ведь еще ответ услышать».
Сьомирина растерялась и не знала, что ей сейчас следует ответить. Она тяжело вздохнула и беспомощно посмотрела на Йозефика. Ее взгляд поразительно плавно превратился из взывающего о помощи в по-родительски покровительственный. Она даже не моргнула при этом.
– Ты ничего не знаешь, Йозефик. А я не знаю, с чего начинать, – мягко сказала она. – Понимаешь, Лупри – это самое мерзкое пятно серого уныния в мире, полном красок и чудес. Порой эти чудеса чудовищны настолько, что лишают рассудка и жизни, порой они так прекрасны, что делают то же самое…
– О, как запела, – буркнул Йозефик, – теперь я посол города серых идиотов.
– Не надо огрызаться. Ты послушай лучше. Я сама все только в общих чертах знаю, так что на точные даты не рассчитывай.
Сьомирина уселась на сиденье, скрестив ноги и повернувшись к Йозефику. Подобострастно заглядывая в синие, таинственно поблескивающие глаза, ей на колени медленно взобрался Йойк, свернулся в клубок и замер, боясь лишним движением разрушить карточный домик ее благосклонности. После того как Сьомирина пару раз погладила белку вдоль полосы жесткой бурой шерсти, тот почувствовал себя хозяином положения и растекся в мохнатый кисель.
– Так вот. Жили были Герцогства. Жили не тужили. И все в них знали про вещи, о которых ты меня расспрашиваешь. Не все, конечно, в них разбирались, но все были в курсе. Что там говорить, если соли в лавках продавались. Любой желающий мог купить. Представляешь?
Йозефик высвободил руку, на которую пролилась часть Йойка, и почесал затылок.
– Сьомирина, мне это ни о чем не говорит.
Она посмотрела на Йозефика, пытаясь понять, не издевается ли он над ней. В итоге решила, что он действительно либо туп как пробка, либо еще тупее.
– Соли высвожкой получают из живых организмов. От плесени до кита – все живое может служить сырьем для высвожки. В зависимости от сырья…
– Как это цинично звучит, – довольно улыбнулся вир Тонхлейн. – Мне нравится, как ты это произносишь.
– А мне нет, – отрезала Сьомирина. – Это дальше начинаются чудеса. Первый этап мне глубоко противен. Он зол.
– «Под любым путевым столбом лежат кости», – процитировал классика Йозефик и сказал, не получив особого одобрения со стороны девушки: – Ладно, продолжай.
Поздно. Сьомирина уже обиделась и отвернулась. У нее отлично получалось делать вид, что нет на свете ничего интереснее и увлекательнее, чем разглядывать рисунок на коже заднего сиденья. Через полчаса вир Тонхлейн не выдержал.
– Сьомирина, продолжай, – дрожащим, жалостливым голосочком сказал Йозефик. – Ну, пожалуйста.
– Твои намеки меня очень задели, вир Тонхлейн.
– Можешь съесть мой бутерброд, – с надеждой предложил Йозефик.
– Откуда у тебя бутерброд взялся? Если ты имеешь в виду корзину, которую дал милый Гуйом, то напомню, что дал он ее мне. Лично мне.
– Никто, кроме тебя, столько и не слопает… Ой, я не хотел этого говорить!
– Я не лопаю. Я ем.
– О, прекрасная госпожа Похлада, конечно же, вы едите, и самым очаровательным образом, каким только можно!
– То-то же. Обратно к нашим солям, – хлопнула руками Сьомирина, посчитавшая, что воспитательная работа прошла успешно.
– Весь внимание!
– Больше не перебивай, не плескай ехидством и даже не делай такое лицо, как сейчас. Ну?
Йозефик сделал невероятное душевное усилие.
– Молодец. Когда остановимся, получишь бутерброд. А пока немного пищи для ума, а то он у тебя совсем исхудавший.
Сьомирина пристально вглядывалась в лицо Йозефика, пытаясь уловить хотя бы намек на непокорство. Он только вопросительно посмотрел на нее в ответ и снова уставился на дорогу. Она кивнула своим собственным мыслям, и настроение ее заметно улучшилось.
«Тоже мне дрессировщица нашлась. Видали мы таких, – коварно потирая руки в черепной коробке, подумал Йозефик. – Сделал безразличную физиономию, и вот – на ровном месте заработал бутерброд».
– Итак. Начнем сначала. Высвожка солей производится из живых организмов. Практически из всей живой природы можно высвожить какую-никакую соль, которая будет при своем правильном применении давать какой-никакой эффект. Естественно, высвожка приводит к смерти. Поэтому мне это дело и не нравится. То есть меня очаровывают те замечательнейшие вещи, которые можно вытворять с помощью солей. Горизонты просто необозримые. Но все это построено на страданиях живых существ, пусть даже плесени, поэтому совесть меня грызет безостановочно. Даже за то, что мне интересна эта область знания.
Сьомирина действительно выглядела сейчас так, будто ей очень неуютно. Даже глаза потупила. Йойк почувствовал слабину и нагло распушил хвост. Девушка, однако, вспомнила наконец о чудесах, к которым и подводила свой рассказ. Одна только мысль о красоте глубинных тайн бытия смыла с ее щек стыдливый румянец и разбросала по зрачкам бисеринки огоньков. Белка была заброшена на заднее сиденье. Вспыхнувший было беличий бунт захлебнулся, как только в застланном кровавым туманом поле зрения проступил изящный строгий кулачок, под которым тускло поблескивал серебряный браслет с лунными камнями.
– Долгое время считалось, что из представителей одного вида высваживается одна и та же соль и разнится только ее количество. Но это не так! Ты представляешь, какой фурор в свое время произвела посмертная публикация трудов Паллако Затворника? В дольменах вокруг его замка были обнаружены сотни или даже тысячи солей, высвоженных из одних лишь овец! Это был фурор… А, про фурор я уже говорила… Естественно, это ставило под удар соляных дел мастеров, и они за добрыми словами в адрес автора в чулан не полезли. В общем, его труды были вознесены на пьедестал и облиты грязью одновременно.
– Сразу предупреждаю, что это не попытка тебя перебить или состроить неподобающую рожу, – сказал Йозефик уже начавшей активно жестикулировать Сьомирине. – Один вопрос: зачем все-таки нужны соли?
– Все просто: считай их специями для вещей. Мечи, лопаты, машины – всё с добавлением солей обретает определенные качества того несчастного зверька, из которого они были получены. Инструкции к высшим солям чуть не целые тома занимают, а вот низшие так просты в применении, что их можно в лавках продава