– Сохраняй сколько хочешь, а мне и так хорошо, – ответил Йозефик.
Они сидели и жевали каменный хлеб с бессмертной солониной. Каждый думал о своем и молчал. Вроде бы каждый был сам по себе, но вместе они были счастливы. Вот только озвучивать этого не хотелось никому, то ли от смущения, то ли от страха, то ли из-за очевидности этого факта.
Бокалы опустели, и Йозефик вновь наполнил их. На бумажке лежал последний кусочек бутерброда, и слегка подрагивающие кусты вереска сообщали о том, что на эту добычу есть еще один серо-бурый наглый претендент.
– Йозефик, я вот все думаю, что бы было, если бы меня покусали и я тоже стала оборотнем?
Молодой человек призадумался.
– А ты уверена, что оборотнем можно стать, если тебя покусают? Я в этом деле, конечно, не большой дока, но, судя по всем рассказам, которые я слышал, процесс несколько сложнее обычного насморка или какой срамной болезни.
– Допустим, по-другому бы меня оборотнем сделали. Не важно как. Вот просто интересно, какой бы я была.
Сьомирина села, обхватив колени, и мечтательно вылупилась в горизонт. Йозефик цыкнул языком, вожделенно глядя на последний сухарь с мертвечиной. Он расслабился и потерял осторожность.
– Я думаю так. Во-первых, ты была бы сукой, а во-вторых, у тебя и так неплохо получается.
От звонкой пощечины из верещатника поднялась целая стая птиц.
– Что ж. Буду стараться соответствовать, – с невинным видом сказала Сьомирина и забрала последний кусочек бутерброда.
Они сидели в полной тишине. Йозефик приходил в себя после легкой контузии, а Сьомирина по-прежнему мечтательно смотрела на горизонт. Йойк хрустел в зарослях насекомыми и изо всех сил изображал свободолюбие и независимость, при этом одним глазом всегда поглядывал за дылдами. Не хватало еще, чтобы они его тут одного бросили.
– Я подумала и решила, что ты хороший человек, вир Тонхлейн. Совестливый. Получил за дело по морде и даже не пикнул. Уважаю.
– Ты хоть понимаешь, как такие размышления смешно звучат из карминовых уст божественно красивого создания, – нарочито безэмоционально ответил Йозефик.
Сьомирина обернулась и посмотрела ему в глаза. В натянутой молодым человеком маске идиотизма она ничего понять не смогла. Но на всякий случай состроила гримасу, будто понимает все на свете.
– Зря мы тут расселись. Нам надо торопиться.
– Боги. Если нам надо торопиться, так что же мы плетемся, как улитки?
Йозефик взял бинокль и стал рассматривать направление, с которого они приехали. Холмы своими обрюзгшими боками и в промежутках между ними переплетающиеся пыльные дороги создавали настоящие лабиринты.
– Ага, нашел! – он протянул бинокль Сьомирине. – Видишь, там. Во-о-о-он там, почти у горизонта.
– А что там видеть?
– Столб пыли. А вот та-а-а-ам. Да повернись ты! Вот та-а-ам. Ага. Еще один. Всего их четыре.
– И? – спросила Сьомирина, скучающим взором разглядывая пыль на горизонте.
Йозефик сложил покрывало и прибрал все следы их пребывания на этой вересковой плеши. Он даже шишки и камушки раскидал примерно так, как они лежали до их прихода.
– И? И? Это погоня, сударыня. Те самые машины, которые мы видели у Бружа. А лесовоз, между прочим, я видел в каждом городе в Бурнском лесу, в котором бывал. Я думал, это разные машины, но выходит, одна и та же. Как я только раньше не замечал? Эти три черные жужелицы на колесах мне крайне не нравятся. Нехорошие у них намерения в мой адрес, а значит, и в твой.
Сьомирина вскочила и тут же рухнула обратно на землю.
– Тонхлейн, идиот, не стой как столб, тебя же видно! – зашипела она и дернула его за штанину.
– Успокойся. Пошли в машину. С такого расстояния они ничего, кроме пылевого столба, разглядеть не смогут. Поэтому я так и плетусь медленно. Им приходится все дороги проверять, а их по верещатнику немало накатано, поэтому они так медленно продвигаются.
– Ишь ты, умный какой! – без всякой издевки сказала Сьомирина и вскочила на ноги. – Все равно поехали отсюда поскорее.
Они спешно вернулись к машине. Йозефик поковырялся с револьвером, но смог открыть барабан только с помощью Сьомирины. Вставлять в него патроны было очень интересно. В последний момент их будто всасывало в гнезда.
– Он тоже просоленный, Йозефик. Осторожнее с ним.
– Я всегда думал, что эти штуки опасны для людей с другой стороны дула. Но если ты действительно так переживаешь, то назначаю тебя стрелком.
Он протянул девушке револьвер с кобурой. Она поморщилась.
– Положи в бардачок. Сам.
Двигатель отфыркнул пыль и тихо заурчал. Они продолжили свой медлительный побег от неизвестной угрозы. Йойк задумчиво прислушивался к своим ощущениям. Хвост ящерицы, втянутый им как макаронина, продолжал извиваться в ненасытном желудке. Грызун имел раньше шапочное знакомство с различными паразитами типа лошадиного цепня и плиточных червей, но те слишком быстро переваривались, не доставляя особых хлопот.
Дорога медленно стекала в глубокий распадок между холмами. Низина была усыпана крупными круглыми валунами. На них виднелись расположенные с математической точностью пятна лишая или синяки. У камней бывают синяки?
– Странные камушки, – сказала Сьомирина, щурясь в бинокль.
– Может, это бывшее поле для какой-нибудь жутко древней игры в камни?
– Не говори глупости. Все знают, что для этого нужны камни кубической формы. Круглые камни и дурак катать может. Это просто камни.
– Все-таки они мне кажутся подозрительными…
– Поезжай уже! За нами и пылевые столбы подозрительные гонятся, и дорогу камни подозрительные преграждают. Чего ты параноишь, вир Тонхлейн? Я думала, что после того, что с тобой вытворяли в клинике Бружа, ты уже ничего никогда…
– Ну тебя, – буркнул Йозефик.
Машина медленно сползла вниз. Йозефик аккуратно объезжал подозрительные пятнистые камни.
– Вот видишь, ничего страшного в них нет, – снисходительным тоном сказала Сьомирина. – Это самые нестрашные камни на свете.
И тут краешек колеса задел один из «нестрашных камней». Раздался взрыв. Комья земли, ошметки растений и какая-то ядовито-желтая взвесь вырвались из «камня». Шипение, пришедшее на смену грохоту, было еще более оглушительным. Машину шарахнуло в сторону на целую группу пятнистых камней. Последовала серия точно таких же камнеизвержений. По корпусу машины забарабанил град загадочных сфер, похожих на результат постыдного союза гороха с шарами для гольфа. Стекла покрылись паутиной трещин.
Не считая повреждения лакокрасочного покрытия и остекления авто, все вроде бы и обошлось. Только взрыв группы «камней» вызвал цепную реакцию. Вскоре воздух был разорван в клочки свистом миллионов горошин. Весь распадок заполнил противный желтый дым. Его пелена расступалась только под натиском очередных взрывов, и тогда становилось видно, что вереска в этом распадке больше не было. Только развороченная сухая земля и размочаленные пеньки.
– Что это такое? Что это такое?! Поганка!!! Что это такое?! – орал в лицо девушке оглохший и испуганный вир Тонхлейн. Йойк пытался забраться ему за пазуху и отчаянно процарапывал себе путь к убежищу.
– Это не поганка! Это бабкина махорка! – прокричала Сьомирина в ответ и ткнула пальцем в сторону будто оспой изъеденного капота. – Споры! Гриб! Огромные грибы-дождевики! Созрели, видать, теперь их есть нельзя!
– Ничего себе дождевики! – удивленно орал Йозефик. – Ну ничего себе дождевики! Чего это они такие большие? А? А? А, говорю?
Взрывы постепенно удалялись, и вскоре стали слышны только приглушенные хлопки из-за холма справа. Густой дым желтой шапкой сидел над вершинами, будто крича всему миру: посмотрите все, кто-то тут набедокурил. У Йозефика по спине прошлась одинокая мурашка. С неба накрапывал редеющий дождик спор.
Настала тишина. В ушах звенело и перед глазами все расплывалось. Йойк скользнул под сиденье Сьомирины и принялся окапываться. Оборудовав место для обороны, он начал отчаянно чихать. От каждого его чиханья девушка подпрыгивала на сиденье.
– Поехали отсюда поскорее. А то вдруг этот дым ядовитый. Или споры могут в человеке прорастать. Я не хочу, чтобы у меня во рту грибы выросли.
– Если бы да кабы… – сказал Йозефик и слегка нажал на газ.
Споры, засыпавшие всю округу, оказались неимоверно твердыми. Из-под колес донесся звук пережевываемого стекла.
Сьомирина внимательно смотрела на Йозефика. Тот занервничал.
– Что такое? У меня гриб из головы прорастает? Сними его немедленно!
– Голова твоя – бесплодная пустыня, вир Тонхлейн, в которой ничего прорасти не может. Как-то до того, чтобы пыль не поднимать, ты догадался, а вот то, что этот грибной салют было не только видно, но и слышно от горизонта до горизонта, тебе почему-то сообразить не удалось. Эти твои «они» теперь знают, где мы. Раз нет больше нужды прятаться, надави-ка на газ как следует и покажи, на что способна наша железная кобылка.
Йозефик поерзал в сиденье. Значит, гнать! Ладони подло вспотели. Он вытер их о брюки и медленно, палец за пальцем положил руки на руль. Вир Тонхлейн пришпорил «Клоперблох-Ажимо». Из-под капота раздалось хоровое рычание тридцати двух цилиндров и истеричный вой четырех компрессоров. Теперь всякая выхлопная ерунда не тащилась по корявым стальным коридорам под днищем автомобиля, чтобы постыдно рассеяться сизым дымком. Тридцать две струи синего пламени хлестнули из патрубков по бокам капота. Пыль под их дыханием спекалась в стеклянные слезинки, которые машина роняла за собой, как огромная собака слюни.
Сьомирина радостно завопила, когда они выпорхнули на вершину холма и по инерции пролетели до середины склона. Ощущение свободного падения позабавило и Йозефика. Только вот свободное приземление оказалось делом не таким приятным.
– Вот это уже дело! – взвизгнула Сьомирина, пытаясь выковырять из-под сиденья Йойка, который своей мускулистостью портил амортизацию сиденья. Грызун с выпученными глазами выскользнул с другой стороны. Как раз чтобы во время следующего прыжка зависнуть в неведомом пространстве между полом и потолком. После контакта с большой землей, которой ему теперь представлялся задний диван, он намертво вцепился в подлокотник.