Перед ним, а точнее – над ним стоял очень высокий поджарый мужчина средних лет с роскошными лосиными рогами. Он был похож на свое скульптурное изображение в здании вокзала Лупри как две капли воды. Только его натура была лишена ценимой классическим искусством наготы в самом ценимом классическим искусством месте.
– Еще один вир Тонхлейн, – загадочно улыбнулось божество. – Чего вам дома не сидится? Даже я бы с радостью посидел перед камином с рюмочкой хереса и ведерком рома, но не могу. Все дела-дела. То жена, то дети, то работа. – Божество хлопнуло себя по лбу между креплениями рогов. – Чего я мелю? Я же безработный. Я же божество, как-никак! Смотрю, ты не трепещешь предо мной, юный вир Тонхлейн.
– Знаете, уважаемый Тикро, я бы, может, и потрепетал немножко, если бы мы встретились с месяц назад, но сейчас у моей трепеталки уже выработался ресурс. Если хотите нас с госпожой Сьомириной Похлада заплутать до смерти, то будьте любезны, не томите, а если наградить своим благословением желаете, то тоже зря резину не тяните.
Сьомирина подошла к молодому человеку и пребольно ущипнула его за спину, лучезарно улыбаясь переминающемуся с ноги на ногу Тикро. Теперь была ее очередь шипеть сквозь зубы.
– Что это ты, сверчок помойный, свинтус канавный, мое имя треплешь попусту? Пытаешься вину свою на меня спихнуть?..
Она ущипнула еще раз. Так, что у вир Тонхлейна из глаз брызнули слезы и он тонко-тонко заскулил.
– Удивительные существа вы, человеки. Вы создали богов, а теперь вы игнорируете богов. Это невежливо, в конце-то концов я тут стою. Стою, а мне это, между прочим, непривычно и неприятно. Я бы с радостью прогулялся вместо этих разговоров на месте, – возмутился Тикро, потрясая рогами, с которых повалилась листва, клочья тумана и пожилая покрышка.
– Нам безумно жаль, что так получилось… – начал извиняться Йозефик.
– Вообще-то мне ни капельки не жаль, – твердо сказала Сьомирина, – Далеко не каждому в жизни удается встретить божество лично. Я вот всю жизнь мечтала поговорить с тропой. Это ведь имеет колоссальное значение для науки! До сих пор никто из натурфилософов от предъегиссийских веков до современности не описывал способы общения с тропами. Публикация подобной статьи перевер…
– Это тайна, госпожа Похлада. Уясните это раз и навсегда. Не хочется вам угрожать, но в случае, если ваш язык вырвется из-за ваших жемчужных зубов, вы будете лишены возможности передвигаться любыми путями-дорогами. Я это могу, поверьте. Потому-то никто из натурфилософов ничего и не переворачивал с предъегиссийских веков.
– Не очень-то и хотелось что-то там публиковать, – легко улыбнулась Сьомирина. – Главное, что я знаю, что я знаю. Это очень интересная встреча. Мне очень многое хотелось бы у вас спросить, естественно, только чтобы удовлетворить свое любопытство и ничье больше. Скажите, Тикро, сколько у нас времени?
Божество громко засмеялось, запрокидывая рогатую голову далеко назад.
– Время? Посмотрите вокруг, уважаемые. Много вы здесь времени видите?
Только теперь Йозефик и Сьомирина осмотрелись вокруг. Они сами, машина и несколько неподвижно зависших в воздухе оборванных кустов вереска находились внутри невидимого пузыря. Свет далеких звезд, отчего-то теперь льющийся медленно вращающимися и мерно пульсирующими спиралями, натыкался на стенки пузыря и начинал медленно смешиваться, как масляные краски, с тенями деревьев, изгибами холмов и непроглядной чернотой неба.
Тикро довольно заулыбался, увидев их сконфуженные лица. Сьомирину вообще затошнило от вида Северного Двузвездия, смешивающегося с пятнистой шляпкой бабкиной махорки.
– Впечатляет? Конечно же, впечатляет. Только так получается везде поспевать. Тикро везде не потому, что он везде, как козявки под столом, размазан, а потому, что он шустрый, как хорек. Хорек, который быстрее луча света!
Йозефик смутно припоминал из курса натурфилософии что-то связанное с Тикро. Что-то расплывчатое и неопределенное. Точно!
– Принцип неопределенности Тикро, – как можно более скучающим тоном сказал Йозефик. – Либо ты не знаешь, где Тикро, либо ты не знаешь, сколь он быстр.
– Неточная цитата, – фыркнул Тикро. – И смысла вы не понимаете, молодой сударь. Знаете, если бы я не знал, по сколь трудным дорожкам и с каким, можно даже сказать, изяществом вы прошли, то заявил бы, что вы позор своего рода. Кроме того, есть еще третий пункт.
У Йозефика покраснели уши. На экзамене по натурфилософии он нагло списал.
– Нет там третьего пункта! Это я точно помню.
– А вот и есть, молодой дурак. Либо ты не знаешь, где Тикро, либо ты не знаешь, сколь он быстр, либо ты вообще его не знаешь.
Тикро лукаво улыбнулся. Как любое божество, он любил поморочить голову. Люди обидчиво считали, что склонность к мистификации вызвана в первую очередь божественным тщеславием, но все дело было в отчаянной скуке – вечном спутнике божественных сущностей. Склочность и мстительность брали свои истоки там же.
– Мне разговоры про эти материи кажутся бестолковыми. Я думаю, что вы, многоуважаемый Тикро, сами не вполне в них разбираетесь. Если вообще что-то знаете о своих этих… штучках-дрючках.
Сьомирина скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на Тикро.
– А ты храбрая девочка, Сьомирина. С красивым именем.
Голос Тикро был сердит, но глаза смеялись. Было на что посмотреть. Смеющиеся глаза бога. О таком можно рассказывать всю жизнь, но не передать даже малой толики прелести этого зрелища.
– Вынужден признать, что я давно уже позабыл, каков я был в самом Начале и как все эти мои штучки-дрючки работают. Опыт, видите ли, позволяет пользоваться ими не задумываясь. А опыта у меня много, вы ведь начали путешествовать, первопроходничать и первопролазничать задолго до того, как научились хоть что-то соображать. Вот уж зрелище было. Так смешно было и грустно. «Как я здесь оказался?» – вот что определяло тогдашнее ваше существование. Это сейчас, лениво ковыряя вилкой паштет и прихлебывая белое береговое, начали от праздности задаваться вопросом: «Зачем?»
– Вот это уже интересно. Расскажите еще! – потребовала Сьомирина, поудобнее усаживаясь на еще теплом крыле автомобиля.
– Не думаю, что у меня есть на это желание, а у вас время, – хохотнул Тикро. – Посмотрите на мою дочурку. Повзрослела, а?
В голосе его звучала отцовская гордость, а на лице расползалась умиленная улыбка.
Сьомирина и Йозефик обернулись на маленькую тропку. Но маленькой тропки там не было. Вместо этого стояла молодая девушка и придирчиво себя разглядывала. Стройные сильные ноги, будто созданные для рекламы походных ботинок или эластичных бинтов, длинные русые волосы, переплетенные в косу вместе с цветами вереска и ромашек, и золотой загар шелковистой, как дорожная пыль, кожи оставили молодую тропу вполне довольной. Она лучезарно улыбнулась и сделала бодренький книксен.
– Неплохо, а, папенька? А вы что скажете?
– Горжусь я тобой, вот что, доча, – пробасил Тикро.
– Какая ты красавица выросла! – восхитилась Сьомирина.
– Тебе бы прикрыться, – заливаясь краской, пробормотал Йозефик.
Тропа гордо вздернула голову и уперла руки в боки.
– Вот еще! Я тебе не улица какая-то. Я свободная тропа!
– Ой, горжусь!
Сьомирина немного полюбовалась объектом вдохновения античных скульпторов и печально вздохнула. Йозефик только удивленно сморщил нос на ее поползновения к зависти.
– Господин Тикро, а как это она вдруг повзрослела? – наконец задала вопрос девушка.
– Я же уже признался, что не знаю, как это все работает, – недовольно отозвался Тикро. – Неужели нельзя просто порадоваться?
– Но у вас же такой опыт. Что-то ведь это вызвало? – вкрадчиво спросила Сьомирина.
– Если с этой стороны подойти, то ее отражение для ваших глаз стало более накатанным. Кто-то едет по вашим следам. И не один. Хорошо укатывают.
– По нашим следам едут? Много? А кто? – спросил заинтригованный вир Тонхлейн.
– Мне-то откуда знать. Плевать вообще, – грубо отрезал Тикро.
– Я знаю. Это погоня, – спокойно сказала Сьомирина и спрыгнула с крыла. – Нам надо продолжать путь, Йозефик. Фора у нас, конечно, есть, но ее лучше приберечь на более трудный день.
– Я был бы удивлен, если бы за вир Тонхлейном не было погони. Они только так и перемещаются. Я это со всей ответственностью заявляю. На основе статистических данных за последние несколько веков.
Тикро сказал это серьезным голосом. Даже с менторскими нотками. А потом не выдержал и засмеялся. По-настоящему. С хватанием за живот и слезами из глаз. Они, между прочим, падали на землю застывшими хрустальными бусинами.
– Ты не обижайся, но… Ой, не могу… Ву-у-у-у-уф! Все. Ты не обижайся, очередной юный вир Тонхлейн, но это очень смешно. За вир Тонхлейном погоня, а он не знает, что за ним погоня. Все равно что лиса не знает, что у нее хвост сзади приделан.
– Всегда думал, что мы для богов всего лишь объект насмешек и издевательств, но никогда не думал, что они могут принимать такую прямую форму, – оскорбился Йозефик.
Некоторое время божество смотрело на молодого человека очень даже неблагосклонно. Даже на мгновение приподняло верхнюю губу, обнажив белоснежные зубы и на удивление развитые клыки. Вир Тонхлейну стало не по себе. До него неожиданно дошло, что он некоторое неопределенное время назад сбил дочь божества и сейчас находится в каком-то пузыре божественного пространства. В подобных ситуациях права лучше не качать.
– Я… – заблеял вир Тонхлейн дрожащим голоском.
– Ты прав, человек, – неожиданно заявил Тикро. – Твоя семья многое сделала, чтобы меня потешить. Благодаря вам родились и выросли многие мои дочери. Многих вы вылечили. Я благодарен.
У Сьомирины и Йозефика отвисли челюсти. У Йойка тоже – он зевал на руках у тропы.
– Но не борзей, вир Тонхлейн! – угрожающе сказал Тикро.
– Ну мы тогда поедем, – неестественно бодро сказала Сьомирина и протянула руку божеству. – Не будем вам надоедать, было приятно очень, и все такое… Нам пора.