До войны оставалось чуть больше года. По новому назначению мужа мы приехали в Келпиел-зи-Фах. Там я влюбилась в розы, а дети, естественно, во все, что пуляет и взрывается. Мы купили милый домик салатового цвета, а на крыше у него росли великолепнейшие розы, что мне когда-либо доводилось до этого видеть. Теперь их там уж нет – забрали сюда, когда переехали через два года. Тут у них аромат пропал. От соли или от тумана. Уже вовсю гремела Предпоследняя. Обделенные делили поделенное. Я раньше думала, что, прежде чем воевать войны, идиоты определяются, кто на чьей стороне. Но не на этот раз. Предпоследняя война – неправильное название. Предпоследняя пьяная драка – куда лучше отражает действительность. Тьфу! Вот вы, молодой человек, что про войну думаете?
– А я-то что? – встрепенулся Йозефик, уже околачивающий порог царства снов. – Я вообще ни при чем.
– И все же.
Йозефик, кряхтя, принял более или менее сидячее положение, прокашлялся, глотнул остывшего чая – в общем, усердно поразмышлял над вопросом.
– Войны нужны трусам. Трусы, как известно, всегда бегут от своих проблем. Война – отличный способ заменить все проблемы всего лишь одной – войной. Ни о чем не думай, ничего не решай, да и в совести моль не заведется – тоже плюс. А пирог еще остался?
– А как же доблесть, честь, отвага?
– Разве они нужны, чтобы убивать людей под другой тряпкой? Берешь и убиваешь. И разве это не вы только что из-за гордости унцев ядом плевались?
Вдова Гренн вскочила и вытаращилась на Йозефика, будто он был не он, а диковинка какая характера жуткого и неприятного.
– За-за-знакомые слов-ва и ин-интонация, – начала вдруг заикаться вдова Гренн. – Та-та-та-та… Та-а-та-а… Та-танхлейн?
Йозефику стало неловко. Он был уверен, что представился, но теперь он не был уверен, что стоит представляться, если твое имя производит такой эффект. К сожалению, он заранее не продумал, что говорить людям, которым не стоит знать, что он – это он, а не какой-нибудь абстрактный персонаж с водянистым прошлым и точечным настоящим. Вдобавок его раздражало то, что вдова прервала рассказ на пороге развязки. Хоть он и спал урывками во время повествования, но отнюдь не был лишен надежды услышать кульминационное: «Вот так господин Гренн наставил мне рога», – из уст вдовы.
Сьомирина хрумкала печенье и ждала развития ситуации. По скорости поглощения печенья можно было с уверенностью сказать, что девушка наедается впрок, то есть ничего хорошего от ближайшего будущего не ожидает.
– Та-та-танхлейн? – дала еще одну очередь вдова.
– Вир Тонхлейн, сударыня, Йозефик вир Тонхлейн.
Йозефик встал и чинно поклонился, а потом, смущенный ее чуть-чуть боголепным взглядом, указал на Сьомирину и представил ее.
– Мой компаньон – госпожа Сьомирина Похлада, специалист по истории, мифам и фольклору.
Вдова даже не моргнула, хотя до этого проявляла к Сьомирине куда бо́льшую благосклонность, чем к молодому человеку.
– Я отчего-то был уверен, что Паскар сообщил вам наши имена.
– Да чего взять с этого деревенского дурня? – очнулась вдова. – Он туповат даже для этой дыры! Только и может гайки крутить.
Она взяла руки Йозефика в свои и посмотрела на него чуть не с материнской любовью, хотя молодому человеку было, по идее, не с чем сравнивать. Сьомирина начала прихлебывать варенье и затащила Йойка себе на колени. Лучшую кандидатуру на роль живого щита было не найти. Хотя, с другой стороны, Йойк был скорее живым мечом. Или топором. Или живым линейным крейсером первого ранга.
– Я так долго вас ждала, господин вир Тонхлейн. В этом тумане, в этой сырости и серости. Я не видела своих детей так давно. Даже не знаю, стала ли я бабушкой или прабабушкой. Не знаю, хватит ли мне сил и отпущенного времени их отыскать, но теперь-то я могу хотя бы начать.
– Мне очень неловко, госпожа Гренн, но я не вижу никакой связи.
– Ты погляди на него, милочка! – взвихрилась вдова. – Связи он не видит! Помяни мое слово: все они одинаковые!
– Муфщины? – чуть не подавилась вареньем Сьомирина.
– Тонхлейны! – рявкнула вдова.
– Почему все прицепились к несчастным вир Тонхлейнам? – Йозефик схватился за голову. – На каждом шагу Тонхлейн то, Тонхлейн се, хватай Тонхлейна. А вир Тонхлейн даже не понимает, о чем речь!
Вдова злобно прищурилась.
– Только не надо заливать, что не понимаешь, о чем я толкую.
Йозефик истерично расстегнул пояс с кобурой, вытащил револьвер и за ствол протянул вдове. В его подрагивающих руках стальная машинка смерти извивалась, как пиявка.
– Возьмите-возьмите. Нечего теперь от меня шарахаться. Берите и стреляйте, а потом бегите на кухню за ножом побольше и потрошите меня. Потрошите! И если найдете хоть каплю понимания…
– Бедный мальчик…
– Не надо мне заливать про бедных мальчиков и «неужели вы не знали, сударь» – я уже сыт этим по горло. Либо потрошите, либо говорите.
– Не буду я вас ни в коем случае потрошить, – оскорбилась вдова.
– Если вы не заговорите, я сам с собой это сделаю. Подумайте, неужели этот ковер вам не дорог?
Закуски на столе кончились. Сьомирина переводила взгляд с Йозефика на вдову и доедала заварку из чайника. Одной рукой она цепко держала Йойка за загривок, и тот таращил один злобный глаз в потолок. В благоразумии вдовы Гренн она нисколько не сомневалась. К выкрутасам Йозефика уже как-то привыкла. Волновали ее последствия. Что-то подсказывало, что их лучше встречать не на пустой желудок. Очень разумное, между прочим, решение. Сьомирина в вопросах последствий была опытна не по годам.
– У нас мало времени, – отрезала вдова. – Расскажу, пока будем собираться.
Она улетела на кухню и стала набивать две корзины консервами и завернутыми в грубую ткань буханками.
– Чего глазеете? Пакуйте вещи.
– Мы их и не распаковывали, уважаемая.
– Отлично!
Вдова открыла форточку и крикнула:
– Паскар, живо сюда! Этот балбес должен был приготовить запас газолина.
Йозефик уже сидел на чемодане. Револьвер он повесил на место. Сьомирина поправляла шляпу перед маленьким зеркалом над рукомойником.
– Видится мне, что ванну мне сегодня принять не удастся.
– Нет времени.
– Даже на душ?
– Нет душа, милочка, мы же в этой треклятой деревне, – с жалостью сказала хозяйка.
– Ацедьё – это не деревня, а гавань, – вставил свое слово Йозефик.
– Не надо умничать. Вы даже не знаете, как мне эта дыра обрыдла. И как я устала притворяться перед местными чешуйноголовыми, что горжусь быть частью этого провонявшего рыбьими потрохами балагана! Где этот балбес Паскар?
Вдова Гренн сердито заходила по кухне. Не найдя в этом успокоения, она как черный вихрь вылетела в прихожую и с невероятной скоростью застучала каблуками по лестнице. Вернулась она так же стремительно с двумя пузатыми саквояжами и шляпной коробкой.
– Я смотрю, вы тоже готовитесь к отъезду, – ехидно заметил Йозефик.
– Я к отъезду была с самого начала готова, – огрызнулась вдова.
– Только нас ждали, да? – ухмыльнулся Йозефик.
– Не скалься, Тонхлейн. А ты, Сьомирина, дорогая, колбаски покушай или вот еще сыр есть.
– Сказали бы вы это до того, как я заварки наелась, – тоскливо улыбнулась Сьомирина.
– Вы расскажете, в чем дело, или нет?
– Дело все в том, что некто Йивентрий вир Тонхлейн оказал мне услугу. Еще во время Предпоследней он сделал меня официальной вдовой офицера. После переезда в эту дыру мой муж руководил постройкой одной посудины на местной верфи. В день выхода в море он и вся его команда просто пропали. И док оказался пустым, будто и не строили ничего. Хотя грохот почти год стоял ужасный. Дело было тайное и, видимо, успехом не увенчалось. Официально Адмиралтейство обвинило мужа в растрате и дезертирстве. Естественно, никакой пенсии за такое не полагается. Я осталась одна с тремя детьми без средств к существованию. Незавидная это участь – вдруг лишиться мужа в самый разгар войны.
Вдова уставилась в окно, и по ее щеке медленно поползла крохотная слезинка. Она промокнула ее белым платочком.
– Тут появляется этот старый козел Йивентрий. Говорит, что готов проявить участие в проблемах моей семьи, если я, в свою очередь, соглашусь принять участие в проблемах его… кхм… семейства. Ну и тип! Я сдуру подумала, что он меня замуж зовет, и согласилась. Ради детей. А этот гад только руки потер и сказал: «Отлично». Да так гаденько сказал, что у меня внутри похолодело.
В дверь тихо постучали. Вдова этого не заметила. Ее обволакивали воспоминания.
– В дверь стучат. Я открою? – вкрадчиво спросила Сьомирина. Вдова встрепенулась.
– Это Паскар. Он подождет. Я лучше уж сразу вам все выложу, чтобы потом не вспоминать это еще раз. Не думаю, что выдержу. Как того Тонхлейна вспомню, так задушить его хочется. И еще кого-нибудь в придачу.
Она многозначительно посмотрела на Йозефика. Тот ответил холодным, как могильный камень, взглядом. Ему не нравилось подобное отношение к его семейству, пусть он и не был по большому счету знаком с этими людьми.
– Он вернулся через неделю. Принес личные записи Альпи, какие-то бумажки с печатями «весьма тайно» и пометками «таинство снято по Высочайшему распоряжению» и документ, полностью снимающий с Альпиора Гренна обвинения. Даже расстарался его пенсию со всеми возможными приплатами оформить. Положил передо мной всю эту кипу и сидит – глаз с меня не сводит. Вот как у вас сейчас глаза у него были.
Оказалось, Альпи с самого начала по распоряжению Адмиралтейства проектировал и строил подводный корабль. И кому такой нужен? Потом он в этой консерве и потонул со всем экипажем в первый же день.
Сьомирина просияла.
– Так вот что вы имели в виду, когда говорили, что ваш муж был героическим изменником! Он же, можно сказать, Миоли под юбку залез! Не очень умно. По крайней мере очень самонадеянно. Она не каждого рада на коленях качать, а тут такое непристойное поведение. Красивая метафора. Вам бы мемуары написать.