Вдова вымученно улыбнулась ей.
– Взамен он потребовал, чтобы я оказала всяческую помощь его родственнику, когда, я подчеркиваю – когда, а не если, таковой окажется в Ацедьё. Он настаивал, чтобы я сделала все возможное, чтобы оного родственника спровадить из этой дыры в кратчайшие сроки. Пробормотал что-то вроде: «Пока Ветер не стих». Я была уверена, что это через месяц-другой случится, а оказалось, что ожидание растянется на десятилетия. Десятилетия в этом холодном сыром аду, где, кроме моих роз, ничего яркого нет. На этом всё. Можем идти.
Сьомирина запустила Паскара в дом. Он был крайне взволнован и не знал, куда деть руки. Йозефик заметил, что рыбак кивнул вдове, дескать, все готово, и на всякий случай проверил, удобно ли висит револьвер. Вдова встала и деловито проверила собранные корзины. Потом всплеснула руками и упорхнула в столовую. Вернулась она с помятой канистрой из серванта и с нежностью поставила ее рядом с корзинами.
– Это передадите Смитти Шелку, – строго сказала она.
– Вы знаете Смитти Шелка? – оторопел Йозефик.
– Конечно, знаю. Он появился две недели назад со вторым, высоким таким сударем. Сказал, что со дня на день вы, молодой человек, должны прибыть. Он думал, вы будете один, вот и я не сразу смекнула, кто вы такой. Последние две недели для меня в настоящую пытку превратились.
Йозефик так и сел. Чего это Шелк и Дандау делают в этой глуши? Хотя раз его глубокоуважаемый и горячо любимый дядюшка еще во время Предпоследней войны знал, что заманит Йозефика сюда, пребывание его бывших подчиненных в этих местах уже не казалось таким подозрительным. Ни одно событие не казалось теперь подозрительным. Подозрения вызывала ситуация в целом. Он был смятен и рассержен. Он был зол и становился все злее. К своему удивлению, молодой вир Тонхлейн заметил, что постепенно наполняющая его злоба очень ему по вкусу. Появилось неутолимое желание что-то предпринимать, решительно и жестко, нестись вперед! Может, эти чувства всегда были с ним и только временно отступали перед жалостью к себе из-за обычного голода? Это звери становятся агрессивнее, когда голодны, но он не был ни зверем, ни агрессивным человеком. Просто он был зол.
– Где они сейчас? Где Дандау и Шелк?
– Они где-то за городом на севере. Сказали, что им для здоровья вредно в Ацедьё задерживаться. И вам, молодой человек, тоже.
– А мне? – обиделась Сьомирина.
– Деточка, ты в их планы, судя по всему, не входила. Так что можешь оставаться здесь и зарастать плесенью и рыбьей требухой, если это тебе по нраву.
– Я с радостью покажу вам гавань, – выпятил грудь Паскар, но сам же понял, каков будет ответ, и стушевался.
– Раз мне вредно здесь находиться, то я это место покидаю без сожаления. Сьомирина, ты принимаешь предложение госпожи Гренн или поедешь со мной?
– Да, поеду, – насупилась девушка.
– Даже несмотря на свое недавнее фырканье? – Йозефик чувствовал, что ходит по тонкому льду, но желание поддеть Сьомирину было непреодолимо. Самодовольная ухмылка, распластавшаяся на его физиономии, разжигала в глазах Сьомирины холодное голубое пламя. На краткий миг они превратились в две газовые конфорки. Горячо и опасно, но куда опаснее, когда огонь тухнет, а газ идет.
– Мое фырканье тебя не касается, вир Тонхлейн. Закатай губу и вытри слюни, – если бы она сказала это с презрением или злобой, это выглядело бы жалко и неискренне, но она произнесла это равнодушно.
– Идиоты малолетние, – подвела итог вдова Гренн.
– Все городские такие, – поддержал ее Паскар.
Йозефик и Сьомирина сконфузились. Оба старались спрятать глаза куда подальше. Йойк тоже закатил глаза – он пытался целиком заглотить палку колбасы.
Где-то вдалеке послышался рев серьезно раненных моторов.
– Ого! Еще гости пожаловали, – обрадовался рыбак. – Сегодня прям аншлаг в Ацедьё. С таким турпотоком мы скоро сможем устраивать карнавалы. Короны с перьями. Трусы с перьями! Уиииия!!!
Младший Фыч имел талант к эпатажу. Все смотрели на него не моргая и пребывали в культурном шоке. Он засмущался и натянул штаны обратно.
– С чего ты взял, что это приезжие? – осторожно подходя к окну, спросил Йозефик.
– Так в Ацедьё только одна автомашина. Грузовик владельца «Гастрономии и универсалии», Беанже то бишь. И грохочет он совсем по-другому.
– Мне это не нравится. – Сьомирина подошла поближе к Йозефику. – Поехали скорее, а то вдруг это тот вареный псих.
– Я даже не буду спорить, Сьомирина, – неожиданно для себя Йозефик взял ее за руку. – Мы линяем отсюда немедленно.
Хозяйка вцепилась в свои пожитки и заявила:
– Не могу позволить столь юным особам взять на душу столь тяжкий грех и бросить беспомощную вдову одну на растерзание… Не знаю, кто там меня терзать будет, но раз они по ваши головы, то моя им тоже может показаться интересной. Короче, молодежь, я еду с вами. Не обсуждается. Паскар, веди.
Рыбак заправил последнее перо и, на ходу застегивая ремень, пошел к выходу. Вдова двинулась за ним. Проходя мимо Йозефика и Сьомирины, она наклонилась и прошептала:
– Помяните мое слово, кто бы за вами ни гонялся – это все проделки этого старого козла Йивентрия. Я бы на твоем месте, юноша, женилась на милой барышне, благо что далеко ходить не надо, и взяла ее фамилию.
Вдова вышла, а Сьомирина снова фыркнула.
– Можешь на меня не смотреть. Моя фамилия на панацею от проблем не тянет.
– Да и не больно надо. – Йозефик, однако, не уточнил, что именно ему не больно надо. Сам не знал.
Все вышли на крыльцо. Паскар удержал вдову, которая попыталась на прощание повернуть газолиновую лампу так, чтобы ее скорбное узилище случайно предалось огню. После жаркой сухой кухни улица показалась слишком неуютной и рыбной. Улица пахла рыбой так, как рыба сама не способна собой пахнуть.
Йозефик к содроганием смотрел, во что превратился гордый «Клоперблох-Ажимо». Пока автомобиль постепенно уродовался у него на глазах, это не было особо заметно. Так дырочка к дырочке, вмятина к вмятине, подпалина к подпалине автомобиль превратился в вызывающую жалость груду искореженного железа. Немногочисленные участки необлупившейся краски усиливали неприятное ощущение утерянного рая.
В различных степенях смятения все уселись в машину. Что-то жалобно заскрипело и лопнуло. «Клоперблох-Ажимо» припал на правое заднее колесо. После поворота ключа в замке зажигания из-под брюха и капота автомобиля донеслись звуки бьющегося стекла. Двигатель выдал один такт и изрыгнул облако попахивающего клубникой дыма. После чего сзади раздался взрыв – глушитель разнесло к песьим предкам.
– Старое железо завсегда лучше, – скривилась вдова. – Ну что же, пойдем пешком.
– И далеко нам идти? – едко спросил Йозефик. Бросать машину отчаянно не хотелось.
– Не больше двух дней пути, – легкомысленно бросила вдова и собралась выйти из машины.
– По-моему идти пешком – плохая затея. Учитывая, что, по всей видимости, в Ацедьё прибыли люди, которым небезразлична наша судьба. Я не знаю, чем вызван их интерес, но одно уж точно известно – машины у них есть. За всех говорить не буду, но лично я не способен ходить быстрее авто.
– Я согласна с Йозефиком… в этот раз, – заявила Сьомирина и прожгла вдову взглядом. – Сомневаюсь, что в ваш договор с Йивентрием вир Тонхлейном были включены такие нюансы, как неисправное транспортное средство, но точно уверена, что без этого транспортного средства мы, извиняюсь, господин вир Тонхлейн эту гавань покидать не собирается.
Вдова резко переменилась в лице. Она обдала всех присутствующих по очереди волнами жгучей ненависти и захлопнула дверцу столь яростно, что от нее, грустно брякнув, отвалилась ручка.
– Будьте вы прокляты. Все. И ваша шелудивая крыса тоже. И ты тоже, Паскар.
– Хороша благодарность, – оскалился Йозефик.
– Старый козел меня обманул! Он у меня жизнь отнял. Сгноил в этой тухлой дыре!
Паскар на заднем сиденье молча глотал обиды, только взгляд у него становился задумчивее и печальнее.
– Сборище помойных дегенератов. Они тут переженились все друг на друге по нескольку раз. Еще немного, и чешуей зарастут эти селедки потрошеные.
– Я помогу вам, – спокойно сказал рыбак, – но при одном условии.
– Каком? – напрягся Йозефик.
– Эту мразь вы отсюда увезете.
– Паскар!
– Не надо за нее заступаться, госпожа Похлада. Вам это не к лицу.
Вдова клокотала от ярости. Йозефик искренне посочувствовал Паскару, рядом с которым она сидела, и подивился его сдержанности.
– У меня лодочный гараж внизу у гавани. Там некоторый инструмент водится, так что, ежели вы, сударь и сударыня, мое предложение принимаете, я помогу вам привести это чудо техники в рабочее состояние.
Особых возражений никто не имел. С помощью Паскара и под его чутким руководством автомобиль дотолкали до поворота на ближайшую улочку, ведущую вниз к гавани. Хоть уклон был и небольшой, машина покатилась сама. Совершенно самостоятельно. Без единого пассажира. Йозефик смог догнать авто и исхитрился запрыгнуть в салон, когда под колесами уже грохотал дощатый настил набережной. На ладони у него остался красный пульсирующий след от педали тормоза.
– Жаль, не утопла, – просипела запыхавшаяся вдова. По пути она потеряла коробку со своей шляпой, и теперь пугающая конструкция из перьев и неестественно ярких фруктов наводила панику на местную популяцию помойных котов.
Паскар посмотрел на монотонное серо-желтое месиво, которое в этих местах заменяло небо.
– Надо торопиться. Скоро народ на улицы повылазит. Вы же, как я понял, не хотите никому глаза мозолить.
Кряхтя, они докатили хромающий «Клоперблох-Ажимо» до самой бедной на вид части гавани. Не кряхтела только Сьомирина. Она судорожно вцепилась в руль и дрожала от ответственности. Каждый газолиновый фонарь или груду ящиков она воспринимала как самую ужасную погибель.
Их целью был прискорбного вида сарай-переросток. Ворота его не казались ужасно перекошенными только потому, что к этому моменту по чистой случайности они прошли полный оборот в своем перекашивании. Крыша натужно поскрипывала под весом геологических залежей птичьего помета. Окна, те, в которых еще сохранились стекла, так заросли грязью, что сливались с подгнившими стенами. На воротах дрожала на единственном гвозде вывеска «Рыболовная компания Паскара Фыча. Осн.